Когда в 1966 году Ойген Шёнебек объявил, что перестает заниматься живописью, в это вряд ли кто поверил. Даже те, кто интересовался его совместными с Георгом Базелицем манифестами, отнеслись к заявлению скорее отвлеченно: ну, не выдержал еще один, и не выдержал. Зато сегодня без его работ не обходятся выставки, посвященные послевоенному искусству Германии – идет ли речь о живописи или политической составляющей в искусстве.
Eugen Schönebeck in his studio in Berlin, ca 1964. Photograph: © Charles Leske, Hamburg
Нынешняя ретроспектива Шёнебека во франкфуртском Ширн-Кунстхалле породила волну публикаций, рецензий и интервью. Согласно простодушной логике современного журнализма, всех интересовало одно – что рассорило Шёнебека с Базелицем? Потому что ответ на другой вопрос – почем он бросил живопись, - всем вроде бы понятен: стало неинтересно. Сам художник отказывается отвечать на первое, говоря, что обоюдный отказ от комментариев был изначальной договоренностью бывших друзей. И предпочитает говорить о живописи, но не под запись, не для интервью.
В течение десятилетия, чей отчет ведется с 1957 года, он создал 80 работ. Многие из них он позже уничтожил, и сегодня каталог-резоне его живописи насчитывает едва ли 35 полотен. Из них для выставки отобрали три десятка картин. Последняя датирована 1967 годом, позже он не создал ни одной (или, по крайней мере, никому не показал). На берегах Майна живопись представляют вместе с рисунками, тех сохранилось гораздо больше.
Eugen Schönebeck. 1957-1967 Exhibition view Schirn Kunsthalle Frankfurt. Photo: Norbert Miguletz
Увлечение леворадикальной мыслью в 60-е было общим местом, хотя Шёнебек и умудрялся сочетать плохосочетаемое. Он создал портреты Пастернака и Маяковского , Ленина и Хошимина, Мао-Цзе-Дуна и даже Троцкого, спрятанного за инициалами «Портрет Л.Т.». Кажется, дело в простой географии? Шёнебек, уже в 13 лет решивший стать художником, рос в ГДР, а во время учебы стажировался в DEWAG (Deutsche Werbe- und Anzeigengesellschaf, Немецкое общество рекламы и объявлений), государственного агентства, занимавшегося созданием пропагандистских плакатов.
Eugen Schönebeck. 1957-1967 Exhibition view Schirn Kunsthalle Frankfurt. Photo: Norbert Miguletz
В возрасте 19 лет, в 1955-м, он переселяется в Западный Берлин, где два года спустя знакомится со своим земляком, Георгом Базелицем (дружба длится пять лет и завершается резким разрывом). В 1961-1962 годах они выпускают два манифеста Pandaemonium («Пандемония»), где выступают за искусство, далекое от абстракции. Один манифест публикуется, второй рассылается всем заинтересованным внутри Германии и за границу письмами. В эпоху информеля и ташизма эта ставка на совершенно устаревший, казалось бы, стиль, призыв к «патетическому реализму», даже не выглядели слишком радикально. Немецкий экспрессионизм, к чьей палитре склонялись художники, еще не вошел в моду. Их призывы в глазах многих казались просто неуместны, тем более в атмосфере Западного Берлина той поры, где было, как вспоминает сам художник, две с половиной художественных галереи. Одна размещалась в жилой квартире, и, чтобы посмотреть картины, приходилось огибать хозяйскую кровать. Другая, та, что «половина галереи», - в ночном клубе. Стоит ли удивляться, что на первую совместную выставку Базелица и Шёнебека приходило по одному посетителю в день, а после ее закрытия их карманы были так же пусты, как и прежде?
Eugen Schönebeck. 1957-1967. Exhibition view Schirn Kunsthalle Frankfurt. Photo: Norbert Miguletz
Тем не менее карьера в какой-то момент начинает идти по нарастающей: Шёнебека охотно выставляют, у него появляется своей галерист, и даже левая тематика, столь многих очаровавшая в 60-е, особенно не смущает. Так, в мае 1966-го на Большой Берлинской художественной выставке появляется его «Красноармеец», в том же году Шёнебек получил за портрет Троцкого третий приз на конкурсе премии Карла Хофера в 1966 году. В послевоенной Германии был табуирован скорее сам стиль, и, как утверждает куратор выставки Памела Корт, задачей Шёнебека оказывалось найти срединный путь между капиталистическим рынком и подчиненным политическим целям искусством. Если можно говорить о неприятии Шёнебека историками современного искусства, то оно, как и в случае с Базелицем, связано как раз со стилем.
Eugen Schönebeck Bildnis L. T., 1966 Oil on canvas 162 x 131 cm Städel Museum, Frankfurt am Main © VG Bild-Kunst, Bonn 2010. Photography: © Städel Museum / ARTOTHEK
У директора Ширн-Кунстхалле Макса Холляйна особый дар выхватывать из потока времени важные, но полузабытые имена. Так произошло семь лет назад с забытым американским классиком Джулианом Шнабелем. В связи с ним Холляйн заявил, что утверждения о смерти фигуративного искусства, аксиоматичные для большинства критиков, явно преждевременны. Сегодня его выставка открывается в венецианском музее Коррер одновременно с биеннале; Шнабель оказывается актуальнейшим автором нового века.
Eugen Schönebeck. Frau, 1965 Oil on canvas 110 x 92 cm © VG Bild-Kunst, Bonn 2010. Photography: © Michael Habes Fotografie
Сейчас на авансцене появился Шёнебек.
Нельзя сказать, что он был забыт все эти годы. Работы его регулярно появлялись на выставках, включая знаменитую Шестую кассельскую Документу 1977 года, их покупали музеи, от мюнхенской Пинакотеки модерна до франкфуртского Штедель. Все сохранившиеся работы он продал в 70-е Эриху Марксу, за счет этого и живет до сих пор. Две из них в дальнейшем поменяли хозяина. Так, портрет Мао хранится у Фридера Бурда, чей собственный музей открыт в Баден-Бадене (созданный на основе фотографии портрет Мао вынесен на обложку двуязычного, англо-немецкого, каталога). Но слава Базелица, сделавшего головокружительную карьеру, чьи ретроспективы прошли в крупнейших музеях мира, Шёнебеку и не снилась. Франкфуртская ретроспектива - первая за нынешние два десятилетия. Любопытно, что последняя его выставка, в 1992-м, завершилась присуждением Шёнебеку премии Фреда Тиле за живопись. Это редкий для искусства случай, когда чествуют сознательно оставившего свое ремесло. Гораздо чаще награды достаются тем, кто продолжает создавать произведения - в прежних формах и с давно умершим содержанием.
Eugen Schönebeck. Mao Tse-tung, 1965 Oil on canvas 220 x 180 cm Museum Frieder Burda, Baden-Baden © VG Bild-Kunst, Bonn 2010. Photography: Archiv Museum Frieder Burda
Тем более редка та скорость, с которой дорожают его картины, и как множатся подделки под его стиль. Практически не дающий интервью Шёнебек (его беседы с Корт для каталога печатаются в основном как пересказ) никак не комментирует финансово-криминальную атмосферу, складывающуюся вокруг его творчества. Вероятно, он охотнее обсудил бы Кришнамурти, и – чуть менее охотно – обилие негативной энергии в современном искусстве, превращенном в торговый каталог. Впрочем, какие-то приправленные сплетнями гипотезы неизбежно курсируют в арт-мире. Например, что жены коллекционеров отчего-то терпеть не могут его полотна и рано или поздно принуждают супругов от них избавляться. Потому, дескать, и растут цены, от продажи к продаже, от жены к жене.
Есть в этом решении оставить живопись в возрасте 31 года Шёнебек словно последовал призыву Йорга Иммендорфа, нарисовавшего в середине 60-х огромный Х на холсте и приписавшего: «Хватит рисовать!».
Eugen Schönebeck. Samta, 1963 Oil on canvas 160 x 130 cm Sammlung Frisch // Frisch Collection © VG Bild-Kunst, Bonn 2010. Photography: © Michael Habes Fotografie
Как всякая пауза в разговоре, молчание в искусстве - событие творческое. «Ни дня без строчки» еще не означает, что строчка должна появиться на экране компьютера или странице в записной книжке. Человек Востока скажет, что стихотворение, записанное на песке накануне прилива, - не то же самое, что опубликованное миллионным тиражом. Лишь исчезающее может стать бессмертным, еле различимое оказывается знаковым. То, что не попадает в телекамеру, принадлежит жизни.
Биографы любят волноваться за героев, у которых завершение жизненного пути опережает завершение пути творческого. Обратная ситуация случается редко, потому она и ставит всех в тупик. Хотя так прекрасно, исполнив свой долг к 31 году, прожить дальнейшую жизнь счастливым человеком, в квартире без телевизора и компьютера, где в углу притаился слегка запыленный мольберт.
Помогает ли жить отсутствие соблазна? Наблюдая Шёнебека, думаешь о другом.
Eugen Schönebeck. Kreuzigung, 1964 Oil on canvas 162 x 130 cm Berlinische Galerie, Landesmuseum für Moderne Kunst, Fotografie und Architektur © VG Bild-Kunst, Bonn 2010. Photography: © Kai-Annett Becker
