«Пребывание в семье и в обществе в качестве ребенка
было слишком кратким и слишком незначительным,
чтобы нашлось время и причина для его запоминания
или пробуждения чувств по отношению к этому периоду»
Филипп Арьес
«Я, например, не могу проникнуться той страстью,
в силу которой мы целуем новорожденных детей,
еще лишенных душевных или определенных физических качеств,
которыми они способны были бы внушить нам любовь к себе.
Я поэтому не особенно любил, чтобы их выхаживали около меня»
Мишель Монтень
«Современного человека поразят грубые нравы того времени:
они кажутся нам слишком несовместимыми с нашим представлением
о детстве и раннем возрасте»
Филипп Арьес
«На днях, точнее, в четверг, у нас завтракал доктор Мортимер. Он производил раскопки кургана в Длинной низине и нашел там череп доисторического человека, что повергло его в неописуемый восторг. Второго такого энтузиаста своего дела, пожалуй, и не сыщешь». Если верить Конан Дойлю, находка Мортимера не произвела особого впечатления на Уотсона, сэра Генри и даже на несомненно образованного убийцу Стэплтона. С момента написания «Собаки Баскервилей» прошло около восьмидесяти лет, и создатели советской киноверсии добавили к этому важному событию в истории антропологии небольшую юридическую деталь: «А я весь в переживаниях. С одной стороны у меня большая радость, я раскопал курган … обнаружил там череп доисторического человека, для меня это большой праздник, а мистер Френкленд, местный сутяга, собирается подать на меня в суд за то, что я разрыл могилу без согласия на то ближайших родственников погребенного… Вот вы смеётесь, сэр Генри, а мне не до смеха, потому что ведь в наших английских законах, при желании, можно найти и такую статью, а мистер Френкленд мастер на такие дела».
Казалось, сценаристы Игорь Масленников и Юрий Векслер явно переангличанили здесь в своей «игре в англичанство» (как сам Масленников назвал съемки сериала про Холмса и Ватсона), но жизнь, как мы знаем, подло подражает искусству, особенно массовому. Нет-нет, в истории, которая будет рассказана ниже, исков пока нет, но все остальное присутствует: череп, англичане, общественное возмущение и даже родственные чувства.
Британский художник, любитель маринованных в формалине акул, овец, а также драгоценных металлов, драгоценных камней (и просто денег) Дэмьен Херст готовит новую выставку. Пройдет она не в каком-нибудь там отсталом Соединенном Королевстве, не в отстойных Штатах и даже не в лопающихся от нефтедолларов Эмиратах. Нет, местом выбран Гонконг: вроде бы вставший уже давно на дыбы китайский дракон (скупающий -- что немаловажно – современное искусство по всему миру), с другой стороны – бывшая британская колония. Люди говорят по-английски, вежливы, богаты, в меру экзотичны. Кул. Среди экспонатов новой выставки будет произведение под названием «Во имя всего святого!» (For Heaven's Sake; можно перевести без восклицательного знака, или даже вот так: «Ради Бога»).
Артефакт, стоимость которого галеристы пока не открывают, представляет собой детский череп, отделанный платиной и инкрустированный белыми и розовыми бриллиантами. Последние, в числе более восьми тысяч, были куплены у королевских поставщиков Bentley & Skinner; пока сложно сказать, переплюнет ли цена этих камушков бриллианты, пошедшие на изготовление предыдущего херстовского черепа, только уже взрослого человека, который назывался похоже (что-то типа «Ради Божьей милости», For the Love of God) и стоил пятьдесят миллионов фунтов. Последняя цифра, надо сказать, изрядно возбудила публику; было подсчитано, что это самое дорогое произведение современного искусства – и самый дорогой заказ на драгоценности со времени изготовления последнего набора регалий Британской монархии.
Это очень интересно, волнующе и даже немного скандально – как все, что касается денег, больших денег, очень больших денег, в нашем довольно примитивном и ханжеском мире. Однако шум, который был поднят в последнее время вокруг произведения под названием «Во имя всего святого!», не о бриллиантах белого и розового цвета (надо сказать, набор цветов идеальный для Пэрис Хилтон, предложившей в свое время перекрасить Белый Дом в розовый), он -- о детях и их черепах. Возмутились разнообразные родительские организации; представитель одной из них, Netmums («Сетевые мамаши»), Сэлли Рассел заявила следующее: «Смерть ребенка при любых обстоятельствах просто разрывает сердце, она наносит тяжелый удар по родителям, и боль эта длится долго.
Мистер Херст проявил подобную нечуткость неумышленно, но факт остается фактом – его работа может сильно подействовать на очень многих людей, которых это произведение искусства страшно расстроит». Для справки: в произведении Дэмьена Херста использован череп новорожденного, относящийся к началу XIX века и являющийся частью купленной им викторианской антропологической (или патологической?) коллекции. Конечно, не череп доисторического человека, выкопанный доктором Мортимером, но коллекцию собрал кто-то из его современников; и как знать, не баловался ли этим Майкрофт Холмс -- или даже сам профессор Мориарти? Так или иначе, родственников несчастного младенца, умершего двести лет назад, мы не знаем, протестов они не заявляли, а расстройство почтеннейшей публики вызывает то обстоятельство, что речь идет о ребенке. Галеристы потирают руки: чем больше шума, тем выше цена. Джуд Тиррел, директор компании, ведущей арт-дела Херста, уговаривает расстроенных сетевых мамаш: «Конечно, это довольно деликатный вопрос, но череп – из старой коллекции, думаю, викторианской, а они были просто помешаны на разного рода причудливых вещицах. Я сама мать, подобные вещи вызывают у меня ощущение диковатое, но … это произведение довольно красиво».
Сам же Херст, обосновавшийся сейчас в Мехико и уверяющий, что всего лишь подражает макабрическому искусству ацтеков, видит в своем творении не иначе как преодоление мрака смерти прекрасностью бриллиантов: «Бриллианты – это совершенство, чистота, богатство, секс, смерть и бессмертие одновременно. Они – символ всего вечного, но, в то же время, у них имеется темная сторона». Декларации Херста столь же прямы, тупы и эффективны, как и его искусство, – тавтологии, произносимые с большой энергией и в безупречной форме. Собственно, это единственный способ сделать банальность художественным произведением.
Да, но мы забыли о детях и их защитниках. Казалось бы, говорить здесь не о чем. Если лицезрение детского черепа расстраивает родителей, они могут его не лицезреть – точно так же, как и сотни живописных «Избиений младенцев», картинных малюток эпохи Романтизма, ставших жертвами нищеты, холода, голода и болезней, а из списка рекомендованной этим людям литературы следует исключить и Диккенса (воистину душераздирающая сцена смерти юной героини в «Лавке древностей» должна быть запрещена, не так ли?), и «Братьев Карамазовых», и – конечно же! – чуть ли не все сказки Андерсена. «То картины и книжки, а это настоящий череп настоящего ребенка!» -- возразят сетевые мамаши. И вправду. Но тогда следует задаться простым вопросом: чем череп ребенка лучше (хуже) черепа взрослого человека? Возьмем, к примеру, «Ради Божьей милости». На этот артефакт, прозванный критиками «антропоморфным дискотечным зеркальным шаром» и «вульгарным воплощением современного материализма», пошел череп 35-летнего европейца XVIII (или начала XIX) века. А ведь он тоже когда-то жил и тоже был ребенком… Получается, вся его вина лишь в том, что он не вовремя, слишком поздно умер?
Перед нами типичный пример нынешнего ханжеского западного отношения к детям и детству. С одной стороны, детей замуровывают в их возрастной категории, превращая в пленников бело-розового (как херстовские бриллианты) мира, на деле созданного крупными производителями одежды, игрушек, фильмов и специальной дебильной химической еды и напитков, разъедающих нежные желудки, неокрепшие зубы и столь же неокрепшие мозги. Детей истово защищают не только от педофилов (что само собой), но и от сложных книг, жестоких фильмов, от замысловатых наук, от всего, что способно оторвать ребенка от приторной жвачки «детского мира». С другой стороны, дети находятся на расстоянии одного компьютерного клика от «страшного мира», от которого их столь рьяно изолируют; не говоря уже о том, что счастливцев окружают гораздо более многочисленные несчастливцы, с младых ногтей знающие (не из телевизора или компьютера) и о нужде, и о наркотиках, и о безнадеге, и, увы, даже о педофилах. Чем чище пытаются дистиллировать современное детство, тем быстрее оно загрязняется, вступая в реакцию с окружающим миром. Мы несомненно живем в удивительное время, когда на место Бога, Капитала, Коммунизма, Нации (а теперь уже и Демократии) поставлено Дитя; и это та самая эпоха, когда всеобщее образование, медицина, все то, что является «парашютом» для отдельной семьи, гниет и разлагается.
Нынешнее чадолюбие – не проявление невероятно возросшего гуманизма, а тренд. Да, заводить детей модно -- это один из аксессуаров преуспеяния; такой же показатель социального статуса, как дорогая машина, хороший дом, одежда от правильных фирм и отдых в правильных местах. Ребенок в нынешнем буржуазном обществе – всего лишь игрушка; забота о нем напоминает то, как девочки возятся со своими куклами. А какой десятилетней буржуазке захочется лицезреть на выставке (и не где-нибудь, а в Гонконге!) усыпанный бриллиантами череп Барби?
См. также другие тексты автора:
