История – это то же самое, что жизнь, только жизнь, сокращенная до лаконичных сюжетных схем и адаптированная до состояния памятных знаков. Неуловимый для полного запоминания и недоступный для сплошного рассказа поток жизни льется, бесконечно варьируя одно и то же: утро – день – вечер – ночь; весна – лето – осень – зима; рождение – взросление – старение – смерть… Да, конечно, нет на земле повторного мгновенья, никто не рождается снова, нельзя дважды войти в одну реку… Тем не менее Волга по-прежнему впадает в Каспийское море, утро начинается с рассвета, а звездное небо всегда раскинуто над головой…
Неповторимая повседневная жизнь пульсирует, подчиняясь вечно однообразным ритмам природы. И так же, как в природе, в жизни людей происходят события, нарушающие однообразный ритм, и угрожающие ее пресечь. Революции или войны столь же опасны для частного человека, как для лесных обитателей пожары, а для водоплавающих – обмеление рек.
Зато именно катастрофы жизни служат питательным веществом истории.
В исторической памяти оседает как раз то, что ломает нормальный ритм повседневности – войны, реформы, мятежи, передел границ, неурожаи, эпидемии… В результате сюжеты истории образуются именно благодаря аномалиям жизни.
Однако катастрофы только кажется, что происходят вдруг, ни с того ни с сего. И для катастроф есть свои поводы и причины – например, многие из них случаются в результате перехода количества в качество. Известно, что при нормальном ритме жизни увеличивается количество мужчин, не убитых на войне, и, соответственно, появляется на свет больше, чем в военные годы, детей; повышенная рождаемость приумножает население. Если при этом количество пастбищ, пахотных земель, нефтяных скважин и иных ресурсов остается прежним, появляется недостаток продовольствия, горючего и проч. Начинается голод, пробуждающий заглушенную в сытые годы потребность перераспределить доходы и конфисковать излишки у тех, кто излишками обладает. А дальше начинаются ритмические сбои – смуты, переселения народов, освоение новых пространств за счет хозяев тех пространств – обладателей излишков. Побеждает сильнейший. Слабый бежит, чтобы подчинить себе еще более слабого.
Так, благодаря ритмическим сбоям в жизни, совершаются исторические события. Постепенно история входит в русло повседневности, с ее обычными ритмами – до новых нарушений этих ритмов.
В общем-то, подобные сбои происходят в жизни не только людей, но и других представителей природного мира. Да и в целом человеческие инстинкты, являющиеся движущими силами истории, идентичны инстинктам прочих действующих лиц природы. Голод заставляет добывать пищу; половые влечения – искать партнера; появление детенышей требует строительства гнезда или норы; наличие жилища побуждает его защищать. Свое инстинктивно противопоставляется чужому, а я – не я. Оттого, что пчелы или бобры вряд ли сознают себя субъектами мироздания и, видимо, не рефлексируют на эту тему, смысл основополагающих бинарных оппозиций органического мира не меняется: никто добровольно не отдаст свое и не перепутает себя с другим.
Однако давно замечено, что психофизиология людей сложнее, чем у обезьян или муравьев. Поэтому более замысловаты мотивации их действий, условные рефлексы, выборы оптимальных решений и более изощренны умения, навыки и знания. Поэтому ритмические дисбалансы в жизни животных еще ни разу не приводили к преобразованию их жизни – в историю.
Давно замечено, что в отличие от других особей, составляющих органический мир, люди умеют говорить, передвигаться на задних конечностях и изобретать то, чего не существует в природе. Помимо этих фундаментальных свойств человеческой психофизиологии, они обладают некоторыми основными, собственно человеческими инстинктами:
Во-первых, у них есть врожденная гордыня, или, иначе – воля к власти над другими, прежде всего над теми, кто может выносить подчинение (см. далее: во-вторых), – т.е. над подобными себе. Наиболее это характерно для особей мужского пола, склонных к соперничеству между собой. Благодаря соревновательному инстинкту у них есть потребность в демонстрации своей силы, и поэтому одним из главных способов самоорганизации человеческих сообществ является война.
Во-вторых, у них есть врожденная способность к компромиссу – умение приспосабливаться к тем ситуациям, которые возникли в результате невыигранных или проигранных войн – например, если не удается завоевать и подчинить себе подобных, приходится с ними торговать, а если довелось оказаться завоеванными, приходится платить дань или идти в рабство. Не желающие вступать в компромиссы гибнут.
В-третьих, у них есть врожденная потребность в сакрализации жизни, т.е. потребность в святынях, в амулетах, в оберегах и надежда на их спасительную силу, безотносительно к силе обстоятельств и силе собственной воли.
До недавнего времени еще один признак безусловно отличал людей от всех остальных: строго гендерное распределение мужских и женских занятий и узаконенное традицией доминирование физически сильного пола. Поэтому история человечества – это история, изобилующая мужскими именами и обусловленная мужской ментальностью и мускульной силой.
Итак, надо родиться мужчиной, уметь передвигаться на задних конечностях, говорить, воевать, торговать, изобретать полезное для жизни и сакральное для придания ей смысла – на начальных этапах истории большего не требуется: с умения использовать эти умения во время ритмических сбоев жизни начинается история любого этноса, всякого народа, каждого государства.
