Сегодня в Федеральном Агентстве по культуре и кинематографии состоялось очередное заседание коллегии. Ее предметом стала работа Московского Художественного академического театра им. А.П. Чехова (2000 – 2004).
Событие, скажем так, формальное. Ну, подумаешь, подписали пять лет назад с Олегом Павловичем Табаковым контракт на руководство театром, осиротевшим после смерти его предыдущего многолетнего руководителя Олега Николаевича Ефремова. Подписали на пять лет, а теперь вот должны решить, продлевать контракт или нет. Но формальное событие встретилось с совсем неформальным к нему отношением. Глава Агентства Михаил Швыдкой пригласил для его созерцания и летописания представителей прессы. За столами коллегии сидели три руководителя не менее академических, чем МХАТ, театров: Юрий Соломин, возглавляющий Малый театр, Валерий Фокин, который вот уже полтора года возглавляет Александринку в Петербурге и Анатолий Иксанов, директор Большого.
После главного докладчика по «делу МХАТа», то есть – самого Табакова – на трибуну вышли один за другим четыре его содокладчика, четыре крупнейших профессора-театроведа. Все они волею крови или профессиональной судьбы связаны с Художественным театром. Разумеется, о какой бы то ни было объективности говорить не приходится. И судя по заранее подготовленному и бодро зачитанному Швыдким решению коллегии, дискуссии по докладу не предполагалось.
Основной докладчик, актер изощренный, в какой-то момент понял, что надо подбавить остренького в общую стилистику парадного портрета, в которой проходила встреча. Для некоторого обострения он то и дело напоминал присутствующим о каких-то критиках и театральных деятелях, которые обвиняли его руководство в буржуазности, циничности и превращении театра-дома в театр-фабрику.
Начал Табаков с напоминания о том, что до его прихода на двух сценах МХАТа в Камергерском переулке выпускалось четыре-шесть спектаклей в год, а средняя заработная плата не превышала 5 тысяч рублей. Сегодня МХАТ с его тремя сценами стал самым активным театральным ньюсмеркером, выпуская более 10 премьер в год, изрядно возросла и заработная плата артистов.
Но самое концептуальное заявление, сделанное бывшим директором театра "Современник" (театра, как известно, создавшего себе репутацию социально-острыми спектаклями) Олегом Табаковым на коллегии, звучало так: «Со времен «Современника» я сильно не любил концепции, не любил гражданственности».
Профессор Инна Соловьева, являющаяся научным сотрудником Музея МХАТ и преподавателем Школы-студии МХАТ, продолжила эту тему и сообщила собравшимся, что отсутствие какой бы то ни было программы является самой главной программой г-на Табакова. Программа ведь что? Сужение живой жизни, а Табаков, как никто, ее, жизнь, то есть, умеет слышать. И именно национальный театр (а таковым вослед за Малым стал сознавать себя МХАТ СССР им. Горького, впоследствии – МХАТ РФ им. Чехова) как никакой другой должен быть свободен от всяческих там концепций.
Впрочем, до конца удержаться на высоте собственной мысли мэтру отечественного театроведения не удалось, и, стремительно впав в противоречие с собой, она предположила, что потенциальное направление все же у МХАТа есть – это близкая ему эстетика Сергея Женовача, явленная в спектакле «Белая гвардия». Не будем комментировать это умозаключение: ясно, как сильно профессор Соловьева пыталась показать, что ей милы все нынешние мхатовские цветы; но ей не удалось скрыть, что ни Кирилл Серебренников, ни кто-нибудь другой не дорог ей так сильно как Сергей Женовач.
В выступлениях Алексей Бартошевича, шекспироведа и внука великого мхатовца Василия Качалова, парадная торжественность портретирования сохранилась в полной мере. Он позволили себе только маленькую дерзость, которая заключалась в предложении – вослед за буквочкой «А» в аббревиатуре МХАТа снять с него еще и имя Антона Павловича Чехова.
Выговорив эту «крамолу», давно озвученную в СМИ самим Табаковым, Бартошевич передал слово Видасу Силюнасу, театроведу и преподавателю Школы-студии МХАТ, который тоже все похвалил, но дал понять, что экспансии новых пьес братьев Пресняковых и Дурненковых на мхатовскую сцену он предпочитает старый добрый психологический театр Марии Брусникиной. Завершил эту общую песнь профессоров деловитый и конкретный Анатолий Смелянский, ректор Школы-студии МХАТ.
Напомним, что официально Художественный театр все еще называется «академическим». Видимо, теперь ФАКК утвердит ту вольность с отсечением буквы «А», которую Табаков позволил себе, не спросясь, в начале сезона, а имя Чехова отлетит уже само собой, так сказать, в рабочем порядке. Оптимистичное вплывание МХТ в рынок продолжится в существенно облегченном виде – без гражданственности, без концепции, без «А» и без Чехова.
