Дискуссия проходила в рамках российско-французского цикла "Мутирующая реальность". Тема формулируется просто: как меняются города? Как обычно, у нас будут стенограмма и видео дискуссии (а один эпизод выступления Кузенцова уже есть на сайте). Здесь же - не краткий пересказ с комментарием, а, что ли, отдельная история, которую – явно не сговариваясь – совместно произвели Монжен и Вахштайн.
Они, по очереди, сделали ряд высказываний относительно нынешнего смысла городов. Все эти высказывания разрушали традиционное понятие города. Но это не беда, поскольку к традиционным понятиям добавляются новые фишки, которые - в принципе - могут произвести и новый смысл города. Но только пока не произвели и, возможно, что именно эта недоделанность и станет новым представлением о предмете. Да, запутано, но сейчас все разъяснится.
Оливье Монжен
Монжен начал с того, что для француза глобализация - это экономические проблемы. Сам-то он добавляет и политическую составляющую, причем – имея в виду "взрыв технологий". Тут мораль нехитрая: скрыться-закрыться никто, никакая страна уже не могут. Потому что IT-технологии. Пространство становится виртуальным, к городам это тоже относится.
Далее так: "Хочу поставить проблему: я - парижанин, кто-то живет еще где-то. Что такое для европейца город? Он имеет глубокий демократический смысл. Он позволяет людям интегрироваться в это пространство..." Это у него было описание утраченного рая.
Город - прежде всего - это его границы. "Но сейчас у города нет границ, они в той или иной мере растворяются". Лирика: "Можно сравнить со спрутом, города расширяются, подминая под себя все новые территории, образуя мегаполисные пространства. Город приобретает другие границы. Когда едешь из Шереметьева, то видишь, что они призрачны. При этом у вас еще хотя бы леса. А вот я ехал из Шанхая на поезде… там не было ни одного деревца, куда уж леса. Городская структура распространяется бесконечно и в итоге есть городское пространство, которое городом уже не является". Однородная, в общем, агломерация.
Как такую территорию вообще можно рассматривать в качестве города? Как ею управлять? "Есть проект Большой Париж, я потом расскажу, почему он не работает".
При этом система политического управления городом существует не всегда (в куче мест Африки вообще нет нкиакх проектор развития городов), так что с этой стороны город не определить.Кроме того, проблема границы города связана не только с его расползанием: внешняя граница становится призрачной, зато (в плохом смысле) внутри города начинаются свои разделения и внутренние границы. Да хотя бы в варианте спальных районов, которые отделяются от центра города. Еще раз лирика: "С одной стороны безграничное пространство, а с другой – разделение. Во всем мире города растут, теряют свои черты, но разделяются внутри себя. Как фавеллы, как бидонвили и так далее. Мумбай вообще состоит из отдельных квартальчиков".
Это был физический вараинт границ, но есть и мифилогический, "у каждого города есть свои легенды". Такие легенды могут быть только в данном месте, так что город косвенно определяется ими. Кроме того, город одновременно "сочетание чистоты и того, что людям не показывают. Мифологический фасад и бедные кварталы". Вообще, у Монжена получается любопытно: вроде бы, сущая лирика, а в итоге - суровая правда. "Мало того, есть просто города-витрины, Астана это город-витрина, на самом-то деле люди там живут по другому. Владивосток во время АТЭСа сделали витриной..."
Всё о глобализации в градостроении: в начале 20 века в городах жило 8% населения, теперь – 60%. И это всего лишь за один век: "Возможно, мы как-то теряем смысл проживания, живем – глазами антрополога – слишком быстро. Вопрос скорости - важнейший вопрос". В этой связи и Китай: "Наши города росли медленно, со временем, а новые города не имеют времени осмыслить себя, в том же Китае они растут слишком быстро. У нас произошел антропологический разрыв – и это, в принципе, общая тенденция. Ни один из исследователей уже не говорит о городе. Теперь уже другое понятие – "городское пространство", пространство, которое позволяет прожить городской опыт, не более". И это уже всюду, при всей разнице между Европой и Китаем.
Основная разница между ними такая: в Китае делают все, лишь бы не пустить в города сельских мигрантов. Им там нужна регистрация, что-то типа прописки. Потому, что это не просто статус, "быть горожанином в Китае – это иметь права на образование, здравоохранение". Но когда в стране более миллиарда жителей, то заполняемость городов надо регулировать. А в Европе и США наоборот: люди уходят из города. Традиционный город испытывает давление со всех сторон, город стал невыносим для своих. В итоге, "в городах живут теперь кочевники, город - как Лос-Анджелес - это что-то призрачное и неопределенное" – имеется в виду, что в них никто уже не селится на всю жизнь, "мы там все мигранты и кочевники". А еще горожане уходят из города и отправляются в какие-то придуманные деревни, не в настоящие, конечно, в пост-городские. Словом, у всех по разному, но смысл уходит отовсюду.
А вот это уже ни с какой стороны не лирика: рост населения заодно вызывает проблемы потепления, экологии. Процессу урбанизации подвержено все – даже там, где нет никаких примет этого дела. Опустынивания Африки связано с урбанизацией, она заметна и на севере России.
Технологии. Мир урбанизуется потому, что он связан – цифровая революция (видимо, как следует из следующих слов, Манжен имел в виду не просто цифровую, а еще и сетевую). При этом, в современном городе пространство организуется, как в виртуальном мире. То есть, главное – вопросы связи: подключения и доступа – аэропорты, вокзалы и т.п. – в городе все завязано на узловые пункты. А кто не связан, тот (например, это самые фавелы в Бразилии) – они живут вне связей, out всего. То е есть виртуальная пространственная организация соответствует тому, как пространство реализуется в реальности.
Но тут есть нюанс. Публика все-таки приходит не в такие коммуникационные узлы, те просто обеспевивают доступ? А куда? В общественные пространства, в места культурного досуга, в больницы, наконец. Вопрос связи – это вопрос доступа, и это центральная тема как для виртуальных сетей, так и для реальных. Но вот та же "Арабская весна": все оказываются на одной площади и не важно, есть виртуальная соцсеть или ее нет. Это вопрос уже городской сети, его центрального места коммуницирования. Отсюда необходимость найти в городе площадь, пространство, пустое место и это - вопрос демократии, которая неотделима от города.
Теперь всему надо возвращать конекст. Когда-то в средние века, как писал Ле Гофф, городское пространство строилось не против, а рядом деревней. Та, в свою очередь, осознавала себя по отношению к лесу или пустыне. В нынешней глобализации надо заново строить и город, и деревню, и лес, и пустыню. Главное – это потоки в важнейшие места. Частное становится более важным, чем публичное в силу новой связности. Но все это уступает логике разделения. Что с этим можно сделать, каким способом городского управления? Кто вообще управляет городом? И это вовсе не то же самое, что управление государством, это совершено другая модель.
Не следует считать, что есть этакая "глобализация по-американски", когда все повсюду делается – и может быть сделано – одним способом. Да, повсюду можно найти похожие кусочки городов, но это только части города. Витринная часть, не более того. А общих решений нет. Есть только общая проблема - снизить скорость. Успокоить потоки. Заново ввести в изменившийся город контекст. Например, Дубай – это город без контекста. Те, кто его финансирует – сами там не живут. Вопрос в том, чтобы воссоздать городской контекст. Вероятно, следует рассматривать уже локальные территориальные коммуникации: во Франции, например, это небольшая местная коммуна. Заново придумать и определить городское пространство – это срочная проблема.
Виктор Вахштайн
Он определил свой мессидж как "заметки на полях" выступления Монжона и начал с того, что как именно города вообще могут быть осмыслены, имея в виду – как формируется наш способ восприятия этого места? Тут была цитата из Лефевра, "молчание пользователей пространства". Имеется в виду тезис, что "город – машина, которая конструирует ваш взгляд и скрывает это от вас". Чуть иначе - городское пространство формирует вас, скрывая при этом, что это делает и в итоге естественным кажется то, что таковым не является. Например "лавки в Центральном парке Нью-Йорка, вам кажется, что они такие именно для того, чтобы на них было удобно сидеть – нет, они сделаны так, чтобы на них не могли спать бомжи". Тут, признаться, даже и не знаю: лавки как лавки, никаких особенных препятствий к лежанию на них я не видел. Наверное, они там разные, парк-то большой.
Вторая цитата из Хайдеггера, про возникшую стремительность перемещений - понятие "дали" исчезло, не осталось удаленных мест. В принципе, если есть деньги, то самолетики летают куда угодно, за сутки можно добраться в любую точку. "Но когда исчезает даль - исчезает близостью, когда исчезает это "ужасно далеко" – нет и того, что по настоящему близкое. Они всегда работают как оппозиция". В этом, собственно, и итог глобализации, город перестает быть пространством близости. Там не остается ничего, что было бы постоянно близким.
Третья цитата из Джона Лоо. Обычный город существует в физическом пространстве, но мировые города не имеют отношения к своему физическому, территориальному месту. Мировые, мета-города связаны не с территорией вокруг них, а друг с другом. Москва, например, формируется не там, где она находится. Ее, как объект, формирует система отношений, которые лежат вне ее границ. В этом смысле она живет в двойном мире и не тожественна себе в физическом пространстве. Вопрос – что происходит с городом, который утрачивает свое физическое ядро? Является ли это тоже городом?
Отсюда проблемы отчуждения: 60% москвичей не чувствуют себя принадлежащими этому месту. Не только приезжие, коренные тоже. Чувство принадлежности к этому месту утрачено. "Москва – город-офис. Это центральный офис страны, в итоге вы не находитесь там, где находится ваше тело. Вы в переговорах с какими-нибудь поставщиками из регионов, в отношениях с родственниками по скайпу. Вы не тут фактически".
Как можно ре-локализовать мета-город? Как сделать, чтобы Москва снова воспринималась как город? "Если составить когнитивный образ Москвы по маршрутам, вы не получите даже то место где человек живет - он воспринимает его как место, где он спит. Город он воспринимает как маршруты – он не находится в каком-то месте, он находится в дороге".
При этом тут же и отсутствие публичных пространств. "У нас на протяжении двадцати лет публичные пространства искореняются – в том числе, политической волей. Манежная площадь, измененная так. чтобы уничтожить пространство, которое потенциально опасно. Это был заказ на убийство публичного места". Мало того, задача превращения Москвы в такое место, где бы снова возможна близость, осложнена тем, что невозможно использовать чей-либо опыт. По банальной причине: для этого нет языка. Половины терминов, касающихся общественной среды, в русском языке просто нет. Как, скажем, перевести Civic Center? А если нет понятий, то нет инструмента, которым можно работать.
Мало того, "Москва – не город, который живет в истории. Это город, который намерен жить в вечности, отчего в нем сильно утопическое воображение. Тут много утопий разных эпох, – они наложены друг на друга. История Москвы состоит из руин утопий, и они поддерживают повседневную утопию". При этом отсутствуют точки сборки локальных сообществ – и, соответственно, нет возможности установить отношения между утопическим воображением и практикой этих сообществ.
В общем (это уже мой вывод), у Монжена было из лирики в почти ужас: контекста нет, смысл выпал, что-то надо делать, но никто не поручится за вменяемость таких действий. Зато у Вахштайна – наоборот. Из ужаса у него проистекает лирика. В самом деле, ситуация с постоянным возникновением и обрушением городских утопий может утешать и даже просто стать городским смыслом. Если только помнить, что Москва - именно это наслаивание естественно возникающих и опадающих утопий.
То есть, город состоит не только из физических элементов, а еще и из мнений о нем, из постоянных обольщений на его счет, перемежающихся с душевными травмами в моменты очередного облома представлений о своем будущем там. Вообще, все просто: Москва просто стала Петербургом. О том-то всегда только и писали, какой он призрачный, фиктивный, мерцающий над своими болотами. Впрочем, там-то они себя петербуржцами ощущали.
