Скажем прямо: затея не из демократичных. Концертное исполнение двух опер Моцарта в Камерном зале Дома музыки - это, знаете ли, не для каждого. Даже в юбилейный год, когда все готовы слушать Моцарта круглосуточно, а театры кинулись терзать «Волшебную флейту». Тут же дают редкости – «Свадьбу Фигаро» и раритеты – «Так поступают все женщины». К тому же исполнители из Новосибирска: оркестр «Musica Aeterna Ensemble» и хор «The New Siberian Singers», играющие и поющие в аутентичной манере под руководством своего создателя Теодора Курентзиса. Словом, ингредиенты обещали нечто специальное, эзотерическое, элитарное. Для тех, кто понимает. Все-таки, аутентизм в России по-настоящему еще не начался, несмотря на отдельные удачные проекты, вроде недавно прошедшего фестиваля «Антиквариум».
На деле оказалось совсем иначе: аншлаг, битва за места, сидение на ступеньках, сконцентрированное внимание зала и чрезвычайно горячий прием, опровергающий представление о том, что историческое исполнительство – нечто скучное и специальное. Как раз напротив: более живого и внятного звучания Моцарта в России слышать не приходилось. Два вечера изменили российскую музыкальную картину: аутентизм из туманного андерграунда стал признанным культурным брэндом.
На Западе этому направлению примерно полвека, и вырастает оно из элементарного уважения к старинной музыке. Что означает, что исполнять ее надо по возможности так, как в эпоху создания. Исторический инструментарий и историческая манера игры – совсем не причуда, за ними желание увидеть оригинал в подлинном виде. Если точнее – в виде, создающем иллюзию подлинника. Чтобы понять, как это важно, достаточно предпринять следующее: послушать записи Моцарта, сделанные великими дирижерами прошлого -- Бёмом или Фуртвенглером, а затем записи, сделанные мэтрами аутентизма – нашими современниками Арнонкуром или Гардинером. Хватит нескольких тактов, чтобы понять: между ними бездна. Во всех смыслах – от штрихов до ощущения времени и массы. Даже не надо быть профессионалом.
По смыслу, две оперы Моцарта в исполнении Курентзиса и его преданных коллективов – российская инагурация оперного аутентизма. Не имеет значения, что этот проект случился не в гранд-театре, а камерном зале, что он не долгосрочный, а разовый. Важно то, что это, наконец-то, произошло, и те, кто пришел, будут считать его эталоном исполнения Моцарта.
Первое – новое чувство массы. Вместо плотной оркестровой фактуры, где неразличимо смешаны все деревянные, духовые и медные, у Курентзиса возник ансамбль инструменталистов, способных к детальному проживанию музыки, в которой, как выяснилось, столько скрытых событий. Оказалось, что голос виолончели перед знаменитой арией Фигаро в первом действии рассказывает не меньше, чем голос певца.
Второе – новое чувство времени. Вместо протяженных линий, когда энергия долго копится, чтобы мучительно выплеснуться в единственной кульминации, – интенсивные динамические и темповые контрасты. Действие развивается не по актам, а по тактам и звукам: внутри каждого маленького организма живет своя история с экспозицией, кульминацией и развязкой. Разумеется, такое исполнение перестраивает слух: он становится более чутким и пластичным, более сфокусированным и отзывчивым. Он не покорно плетется вслед музыке, теперь, когда ему важны подробности, он начинает чувствовать вместе с дирижером микрофразировку.
Третье – инструментальный тип пения: у певца важны не сила и красота голоса, а его музыкальность и сфокусированность: чем меньше звук, тем тоньше он передает инструментальную игру и переменчивость эмоций. Наконец, количество персонажей: в каждой опере их оказалось на два больше, чем обычно – плюс оркестр и дирижер.
В результате случилось следующее: две оперы на языке оригинала (итальянский) без перевода были исполнены с такой свободой и понимаем дела, что возникло ощущение насыщенного театрального действия, когда само собой понятно, кто здесь madre, а кто – padre, как в секстете обретения главным героем родителей в третьем действии «Свадьбы Фигаро». Овации, которыми закончились оба моцартовских вечера в Камерном зале Дома музыки, говорят о том, что и мы в конце сезона обрели для себя нечто важное. Это – инструментальный театр Моцарта. Его оперы оказались не дежурным юбилейным блюдом, а манифестом нового направления, официальным рождением нового оперного стиля. Оказалось, очень правильное и живое дело.
