На «Эхе Москвы» есть передача, которая мне не нравится. Но прежде, чем я успеваю выключить приемник, я слышу заставку: в гулком зале конферансье громко объявляет «Элина Николаева!», на что тут же откликается как бы «про себя» рядовой слушатель: «Да кто она такая? Что она себе позволяет?». Передача задумана как эпатажная, потому и называется «Какого черта?».
Книга Тамары Катаевой «Анти-Ахматова» (М.: ЕвроИнфо, 2007. 560 с.) в такой мере «вне рамок», что размышлять о степени ее эпатажности мне кажется столь же неуместным, как использовать это понятие для оценки игр разнополых собак, которые я наблюдаю во дворе своего дома: не скажешь ведь о собаках, что у них инстинкт сильнее «приличий».
Обсуждение «приличий» применительно к книге Катаевой - это нечто наподобие измерения облаков с помощью часов. Есть сюжеты, которые в нашей культуре уместны либо в беллетристике, либо на страницах специальных изданий. Есть реальные лица, - живые или ушедшие в мир иной, об интимных обыкновениях которых пишут только в желтой прессе, а не на страницах книг в твердых переплетах, с обширным списком источников в конце.
Виктор Топоров, автор предисловия и рекламного текста на четвертой стороне обложки, намеренно вводит читателя в заблуждение, когда пишет, что перед нами «традиционное исследование в духе вересаевских «Пушкина» и «Гоголя». Пафос Вересаева в книге «Пушкин в жизни» состоял в том, чтобы по возможности ничего не писать о поэте от себя. Вересаеву принадлежат только примечания, без которых не вполне ясно, о чем или о ком идет речь. Катаевой же принадлежит значительная часть текста – в книге она даже набрана жирным шрифтом.
Собственно, в данном случае автор отнюдь не намерен скрывать свое право на интерпретацию фактов или высказываний. Пафос Катаевой – именно в том, чтобы опровергнуть, перечеркнуть или придать иной смысл большей части того, что писали об Ахматовой такие свидетели и участники ее жизни, как Л.К.Чуковская, П.Н.Лукницкий, А.Г.Найман, Э.Г.Герштейн.
Многие мемуаристы отмечали, что Ахматова была озабочена тем, как ее и ее стихи воспринимают окружающие – особенно в поздние годы, и целеустремленно «лепила» свой образ. В этой связи предлагаю читателю задуматься над следующими строками:
«…поэмы читались всею грамотною Россиею; они ходили в тетрадках, переписывались девушками, охотницами до стишков, учениками на школьных скамейках, украдкою от учителя, сидельцами за прилавками магазинов и лавок. И это делалось не только в столицах, но даже и в уездных захолустьях».
Кто это сказал и о ком?
Это Белинский о Пушкине. Я позаимствовала данную цитату у А.И.Рейтблата, который в замечательной статье «Как Пушкин вышел в гении» (см. с. 51 – 69 в сборнике его статей с одноименным названием (М.: НЛО, 2001)) анализирует стратегию Пушкина-литератора, осознанно создававшего свою литературную репутацию.
Но тем более невозможно неосознанно оставаться несгибаемой в обстоятельствах, о которых неловко даже напоминать: в 28 лет - слом сложившегося уклада и быта, голод, туберкулез, бесприютность, «муж в могиле, сын в тюрьме», нищета, массовые аресты и казни вокруг, очередь в «Кресты», война, эвакуация, тиф, постановление 1946 года, кругом опять аресты, больное сердце, старость, «невстречи», зависимость от друзей - а они тоже уже немолоды и больны и т.д.
Все писавшие об Ахматовой отмечали ее способность «восставать из пепла», ее аристократическое умение «держать спину» - и одновременно ее самоиронию, ее открытость новому. Дабы придать этим текстам смысл, противоположный исходному, Катаева вырезает из них произвольные фрагменты и обрамляет своими «комментариями», тональность которых преимущественно носит столь позорный характер, что цитировать их мне представляется занятием непристойным.
И все же есть (на мой взгляд) по меньшей мере один автор, чьи тексты никогда и никому не удавалось проинтерпретировать с точностью до наоборот - это Л.Я.Гинзбург. Как известно, кроме заметок об Ахматовой в «Записных книжках», у нее есть очерк об Ахматовой, опубликованный в сборнике «Воспоминания об Ахматовой» (М.: Советский писатель, 1991). На с. 193 книги Т.Катаевой читаем:
«Попытка издательства привести сборник в quasi-цензурный вид – неудачна. Что за принцип – много Бога нельзя, а немножко сойдет?»(Лидия Гинзбург. Ахматова. С.138.)
Далее с абзаца следуют комментарии Т.Катаевой (здесь и далее ее текст выделен жирным шрифтом): «Немножко Бога сойдет потому, что так яснее видно, что этот ее «Бог» - дамские увертки и красивости, а если дать слишком много - то непонятно, это же не религиозные стихи.
Ждала его напрасно много лет…
Но воссиял неугасимый свет
Тому три года в вербную субботу.
Понятно, что это – накануне Вербного воскресенья, но Вербной субботой этот день не называют - это Лазарева суббота». (Катаева. С.193).
Несколько ниже, на той же странице:
«Она не верующий, а манипулирующий мифологемами христианства человек. Вернее, не христианства, а Библии, поскольку предания она не знает. Церковная практика и религиозная жизнь ей неведомы».
На следующей странице мы узнаем о том, что музыка Ахматовой тоже чужда. Вот как об этом сообщается:
«Классическая музыка – это Ахматова знает твердо – это очень респектабельно. Она пишет о голосе Г.Вишневской (услышанном по радио) <…>»
Эти перлы взяты мною из раздела «Символы респектабельности».
А вот Виталий Яковлевич Виленкин, написавший о встречах с Ахматовой книгу « В сто первом зеркале» (М.: Советский писатель, 1990. 2-е. Изд. Тираж 200 000 экз.), рассказывает о том, как они вместе с Анной Андреевной часто слушали у него дома ее любимые пластинки, притом особенно она ценила Рихтера. Что бы это значило? И еще есть целая книга – «Анна Ахматова и музыка. Исследовательские очерки», написанная Б.А.Кацем и Р.Д.Тименчиком (Ленинград: Советский композитор, 1989) – кстати, не брошюрка какая-нибудь, а том в 300 с чем-то страниц, да еще и с нотографией).
Среди 104 источников, использованных Катаевой, этих книг нет. Вообще же, за вычетом собраний сочинений Пушкина, Гоголя, Бунина, Толстого, все упомянутые Т.Катаевой источники – это преимущественно книги, изданные не ранее конца 1980-х –начала 90-х и рассчитанные на широкого читателя: продукция издательств «Вагриус», Захаров, Инапресс. Никаких «Тартуских сборников» или «Человека за письменным столом» Л.Я.Гинзбург.
С четвертой стороны обложки нам улыбается автор – молодая женщина современного типа; такие фото нередко находишь во врезке «От редактора» в глянцевых и полу-глянцевых изданиях. Это она написала: «Я пишу свою книгу для того, чтобы никто и никогда не учился у Анны Андреевны Ахматовой» (С. 187).
Как сказал Юрий Левитанский, «Каждый выбирает по себе»…
Но что-то тут не вяжется, не склеивается. Откуда такой накал – не скепсиса и неприязни, а самой что ни на есть ненависти к давно умершему поэту? И почему автор, получив слово на радио «Эхо Москвы», была кротка, как овечка, и не смогла не то, чтобы возразить, а хотя бы просто сформулировать свою позицию в ответ на весьма щадящие замечания Наталии Ивановой ?
Как давний автор журнала «Знамя», я могу с уверенностью сказать, что Наталия Борисовна владеет тем редким даром полемиста, при котором и шпага не нужна – она вязальной спицей попадет «в яблочко». Тамару Катаеву она пожалела…
Пожалею и я.
Анна Андреевна Ахматова ушла в лучший мир сорок лет назад. Я успела застать людей, которые были с ней близки или хорошо знакомы – в ее молодости (Жирмунский, Шкловский); в ее зрелые и поздние годы (мой учитель Александр Александрович Реформатский, Наталия Иосифовна Ильина, Наталия Роскина, Наташа Трауберг). Было известно, что Ахматова очень нездорова и нуждается в помощи и заботе.
Как-то я пришла по делу в один дом в Лаврушинском; вдруг поднялся ветер, собиралась гроза. Таня Ш., невестка хозяев и моя ровесница, посмотрев в окно, сказала: «Схожу-ка я к Анне Андреевне» - видимо, беспокоилась о ее здоровье, а может быть, спешила что-то ей отнести на Ордынку. Сама я никогда Ахматову не видела. Зато видела Льва Николаевича; надо сказать, что впечатление это было откровенно тяжелое – он был, несомненно, трезв, но наблюдала я классический пьяный скандал, вызванный тем, что на конференции время его выступления слегка передвинули.
Невероятно наблюдательная, пронзительно умная и острая на язык Маэль Исаевна Фейнберг, вдова знаменитого пушкиниста Ильи Львовича Фейнберга, посвятившая много сил наследию Цветаевой, сказала мне уже в середине 80-х: «Дайте мне текст, и я вам скажу о человеке все». Тогда я восприняла ее слова скорее как mot. Оказалось, что их следовало понимать буквально – но мне еще предстояло в этом убедиться.
Я не могу себе представить, чтобы обычный человек, не обиженный ни природой, ни людьми - то есть не презираемый, не униженный, не безумный и не увечный, не оболганный и не обманутый, готов мстить не только покойной Анне Андреевне, но и многим из ее окружения – мстить и язвить «на всякий случай» и с подобной целью написать такую книгу, как «Анти-Ахматова».
Несчастный автор! Больна ли она (или он?) Брошен(а) ли друзьями? Отягощен(а) бесталанностью вкупе с безмерными амбициями?
Пусть выздоравливает. Но какого черта?..
