Лера живет в провинции. В наши дни. Судя по номеру региона на отцовской машине, в Ярославской области. В каком-то небольшом унылом городке. Лера — студентка первых курсов социологического факультета, но слушать россказни про душу, которая (как учит Платон) вспоминает себя зачем-то, ей не очень-то интересно. Больше ей нравится пририсовывать гениталии к карикатурному портрету преподавателя в тетради соседки.
Вообще-то Лера — стриптизерша. Работает под псевдонимом Герда. Танцует «приваты», но трогать себя не разрешает. Не то чтобы происходящее ей очень нравится, но лучше бы покупать лекарства маме, которая не совсем в себе, да и в супермаркет заскакивать — не только же в нем по-детски на тележке кататься, надобно и на кассе расплачиваться. В общем, жизнь несладкая, тяжелая, если не сказать героическая, — и явно невыносимая. Такая героиня. Такой мир. Такая периферия. Но иногда ей снится лес.
Лес — единственный союзник Леры по привнесению света в фильм. Даже ее парень вроде как и художник, вроде как и помогает ей как может, а сам ворует водочку и хлебушек с могил. Он работает на кладбище и иногда говорит псевдоумности, подсмотренные, видимо, в пабликах о саморазвитии в одной из социальных сетей.
Старшие коллеги по цеху исполнения желаний ведут себя очень плохо: нюхают, пьют, с Лерой до поры до времени обращаются не по-товарищески. Из-за одной из них Лера даже в передрягу серьезную попадает, за малым девичьей чести опасным способом не лишается. Но, слава Чуду, проносит.
Еще у Леры есть папа. Но живет он где-то в другом месте, и приходит к ним с мамой только сильно шатаясь, чтобы «поговорить» (героини, правда, сказать ничего ему не дают, только каждый раз прогоняют). Да! Лера же еще ходит с соц. опросами по горожанам. Открывают ей, правда, бабушки с пенсией в 8 тысяч рублей, подвыпившие престарелые компании да фрики, коллекционирующие примерно все. Им Лера задает вопросы про то, какое количество пельменей они едят за раз, насколько сексуальным им кажется действующий Президент России, как они хотят, чтобы родственники распорядились их телом после смерти, и прочую ахинею. Но иногда Лере снится лес.
Лес такой магический, чарующий, замедленный. Светлый-светлый лес — наверное, как мечты 18–20-ти летних девочек из провинции, которые от нечего делать поступили на социологию. И живут они себе в «дурной бесконечности», как говорил Мераб Мамардашвили. И понимают, что знания из института им никогда в жизни не пригодятся, что варианта два — выходить замуж за художника с кладбища или торговать собой. Первый — про нищету и алкоголизм, второй — хотя бы про деньги. Но тогда, когда кто-то из старших коллег, садящихся в машины к незнакомцам, помрет вдруг от передоза или там пере-чего-еще, то придется занять это пустующее место и разрешить себя трогать, и проч., и проч. Может такое быть? Да, наверное, может. Только чего-то мне мало верится в то, что главная задача человека — от этого сбежать. Может, чего-то еще нужно — поверить, там, во что-то, например? Не просто зафиксировать то, что тебе не нравится, а хотя бы примерно сформулировать — а что нравится? Учителя, может, найти? Или хотя бы прорисовать мир, в который хочется попасть? Не в настоящий же лес бежать. В Москву, в Москву? И что там Герда будет делать — танцевать? Жаль мне, что авторы картины вместо любого из данных разворотов (а может, каких еще) выбрали историю про то, сколько всего надо пережить, чтобы решиться на побег в «куда-то».
Накручивали-накручивали зрителя ужасами провинциальной жизни, предлагая поверить в мир, в котором — если вспомнить «Снежную Королеву», из которой имя Герда заимствовано (хотя и не очень этот момент обыгрывается) — абсолютно у всех жителей в глазу осколок зеркала, превращающий всё хорошее в черт-те что. Или честное и тупое безденежье, или хамское и непонятное богатство, делающее его обладателей похотливыми животными. Героям фильма с этим миром приходится или соглашаться, или убегать через алкоголь-наркотики-безумие в какие-то иные дебри небытия. А найти что-то третье, «свой вариант», никому не приходит в голову. Откровенно не сотрудничающая с головой маманя главной героини не в счет, в ее откровения слабо верится.
Во-первых, даже в провинции всё не так однозначно. Во-вторых, даже если поверить, что всё так – месседж-то в чем? Бросай всё на свете — родственников, учебу, друзей, придурковатого возлюбленного — и беги прочь, расправив крылья, сломя голову, пусть только пятки горят на снегу? Ну, как-то это, мягко скажем, малосодержательно, как-то недодуманно, как-то слишком уж по-детски и провинциально.
Но для смены масштаба скажу немного и про контекст. «Герда» — победитель молодежного жюри фестиваля в Локарно. И там же получила приз за лучшую женскую роль, которую исполнила дебютантка из Минска Анастасия Красовская. И в партнерах у нее Юрий Борисов («Петровы в гриппе»). И снято довольно внятно — часто от бесконечных окон высоток возникает духота и ощущение безоговорочной безвыходности из постсоветского дерьмеца. А общий план на заснеженном кладбище после мрачных откровений мамы главной героини — вообще огонь! И сам Гаспар Ноэ картину же похвалил (этот факт почему-то особенно нравится смаковать критикам и журналистам)! Но что Гаспар Ноэ знает про российскую провинцию? Мало ли что ему понравилось? Может быть, фигура главной героини, может, еще что. Каждый из нас о российской провинции знает больше Гаспара Ноэ. Поэтому это как раз тот вариант, когда (если хочется) надо сходить и посмотреть. И, никого не слушая, самому себе ответить: «Герда» — хороший фильм? Да? Нет? Может быть, свой вариант?
