Одно время политики думали, что они самые главные на свете. Они заказывали себе бюсты, просили нарисовать их в ракурсе, таком, чтобы внушало, подобрать впечатляющий антураж, чем символичнее, тем лучше. Самым амбициозным удавалось строить в свою честь арки, а то и целые города, даже если и приходилось скрывать это обстоятельство игрою слов, как с Петербургом.
Исполнители художественно-политических заказов одаривались щедро, но принуждены были знать свое место. Даже если слава художника распространялась по всей Европе и он был вхож во все царствующие дома, это не гарантировало ему статуса равного. Вот Рубенс, например, решил в какой-то момент, что он дипломат высочайшего уровня, и, в общем-то, не грешил против истины. А не тут-то было. Аристократы так и не приняли его в свой круг, высокомерно предложив портретисту оставаться портретистом.
Но последующие поколения ведут себя по отношению к сильным мира сего как неблагодарная чернь: устраивают выставки в честь художников, а кровожадных лидеров, взяточников и лоббистов прежних эпох помнят лишь как персонажей своих любимцев. Если вовремя не запечатлелся у Ван Дейка или на худой конец у Помпео Батони, то тебя словно и не существовало. А ведь сильные мира того сами рассчитывали на вечную память и благодарность. Но их если помнят отдельно, то как персонажей великих полотен.
Нынешняя выставка в Двенадцатиколонном зале Эрмитажа посвящена портретам художников в западноевропейской гравюре XVI-XVIII веков. Сотня работ из собственного собрания музея представляет арт-элиту трех столетий. Здесь и «Кабинет художника» - автопортрет Даниеэля Николауса Ходовецкого с семьей, и какое-то фавнообразное изображение Пиранези, чей обнаженный торс словно вырастает из камня (работа его друга Франческо Поланцани), и не без эротического налета портрет Ангелики Кауфман в исполнении Джошуа Рейнолдса (говорят, президент Королевской Академии был не на шутку влюблен в австрийскую художницу и после ее переезда в Лондон безуспешно делал ей предложение.).
Есть здесь и совсем неожиданные вещи, вроде библейского по сути автопортрета Яна Корнелиса Вермейена или изображения старого Альбрехта Дюрера. Считается, что Эрхард Шеен последним из современников запечатлел нюрнбергского гения. Только это вовсе не привычный, хорошо знакомый по автопортретам интеллектуал, но настоящий крестьянин, с крупными чертами лица, сильным характером и лютеровской решительностью во взгляде.
Можно, конечно, счесть эрмитажную выставку как hommage профессиональному цеху. Но как почитаешь сопроводительные тексты в фундаментально подготовленном каталоге (его выпустило издательство Государственного Эрмитажа), так и поймешь, что здесь дело не только в почитании старых мастеров. Собственно история работ занимает в каталоге далеко не главное место. На авансцене оказывается жизнь самих художников, представителей гильдии, поначалу казавшейся лишь обслуживающим приложением к жизни и деяниям государственных мужей и полководцев. Но прошло немного с точки зрении истории времени, и о большинстве политиков, военоначальниках и торговцах теперь готовы помнить лишь потому, что их запечатлели или по их заказам работали Тинторетто и Клод Дерюе, Пьер Миньяр и Лука Джордано. Истории оказалось интереснее заниматься теми, кого поначалу считали художественной обслугой. Как раз биографии исполнителей, их творения и внутренняя жизнь выглядят сегодня безусловной ценностью, в отличие от жизнеописаний просвещенных сластолюбцев, утонченных казнокрадов, а также эстетически претенциозных разбойников на троне.
Страсть последних к парадной иконографии передается по наследству. Ленин охотно позировал Бродскому, Сталин с наслаждением разглядывал себя и Ворошилова у кремлевской стены. Брежнев был уже скромнее, только аккуратно причесывал брови. Это, конечно, не масштабы Наполеона, стремившегося запечатлеть буквально каждый шаг своей карьеры, но, в конце концов, и вырождение в ходе эволюции еще никто не отменял.
Чем дальше, тем очевиднее оскудение жанра, измельчение масштаба, эманация властвующей полноты. Что такое официальный портретист сегодня? Чем увешаны стены чиновников по всей России? Безликие погрудные фотографии вытесняют некогда царившие портреты в полный рост, в мундире лейб-гвардейца, под стягом, на фоне влезающей в окно Петропавловки. Сегодня – скромный взгляд постсоветского служащего оказывается главным напоминанием об имперских амбициях. «Ролекс» вежливо не помещается в объектив, галстук едва ли не могилевского производства. Правитель стремится хотя бы выглядеть как народ, быть похожим на своего идеального избирателя – вежливого, медийно вменяемого, вовремя приходящего голосовать.
Эпоха имитаций пришла к своему логическому концу; в моде фотографии, имитирующие живопись, либо живопись, работающая под фотографию. В моде художники, работающие под художников. Жанр парадного или хотя бы светского портрета оказался вытеснен портретом постсоветским, словно сделанным с расцвеченной фотографии в паспорте. Есть Олимпы, где места Шилова и Глазунова заняли Никас Сафронов и компания. Но и отработавшим свое воздали должное. Вкус среднестатистического человека с кепкой манифестирован теми немногими музеями ныне живущих авторов, что придали столице масштаб европейского захолустья. Вопрос в том, что будет с этими муниципальными структурами (не называть же их всерьез музеями!?) лет через 10-20. Человек в кепке будет к тому времени руководить альпийскими пасечниками, а москвичи - разгребать его художественное наследие, покрывать дефицитом городского бюджета специфику его вкуса, обошедшуюся налогоплательщикам в несмешные деньги.
Что к этому времени произойдет с официальным портретом? Переживет ли этот феномен повальную дигитализацию мира, когда фотографировать дети станут раньше чем читать, а понятие ремесленника и мастерового окончательного растворится в ЕГЭ и болонских стандартах? И что будут делать в этот момент политики, лелеющие собственное тщеславие словно Нарцисс – только Нарцисс зачах от самовлюбленности, а политики от нее распухают.
Интересно, какие портреты войдут в моду через пару десятков лет. Расписанные компьютером фотографии? Уличная реклама, имитирующая графитти? Акриловые полотна, из числа тех, что рисуют на пляже? Заставка перед теленовостями, напоминающая о том, кто твой президент?
Пока что кажется, будто миф художника окончательно победил миф политика на исходе ХХ века, как раньше буржуазия разгромила аристократию практически всухую. Кто сегодня воздаст должное пенсне Клемансо или штиблетам Черчилля? Зато любой, даже гигиенический предмет от Гогена или Кандинского, не говоря уже об ухе Ван Гога, становится фетишем для многих. Сводки с фронтов «Сотбис» и «Кристи» затмевают сексуально-политические скандалы в Белом доме. Но и новая диспозиция продержится невечно. Гений искусства станет вскоре такой же расхожей профессией, как бакалейщик и судебный пристав, впору будет заводить «карты верности», подобные тем, которыми авиакомпании и сетевые магазины заманивают себе постоянных клиентов. Скидки для сотрудников и членов их семей предусмотрены.
После этого начнется массовый импорт иностранных живописцев в Россию. Рынок поделят крупнейшие галеристы мира (пока что они не могут толком окопаться даже в пределах Садового кольца). В цене окажется портрет Явлинского, исполненный Джеффом Кунсом, или заседание Госдумы в медленной инсталляции Билла Виолы. Возможны и более тонкие ходы. В прежние времена было принято изображать коленопреклоненных донаторов по бокам от объекта их поклонения. Может, лидерам политических партий задуматься об изображении своих спонсоров на боковых створках? Вряд ли они коленопреклонятся – скорее уж сами партии перед ними, но традиция будет соблюдена. Вопрос же о том, кто может оказаться в центре современного алтаря, по-прежнему остается открытым. Народ безмолвствует, и это у него хронически.
Выставка «Портреты художников в западноевропейской гравюре XVI-XVIII веков» в Двенадцатиколонном зале Эрмитажа продлится до 22 сентября.
