Октябрь уж наступил …и даже январь - так что даже самые упрямые дачники, не позднее апреля выезжающие в свои «фазенды» с горшочками и ящиками рассады, выращенной на московских и питерских подоконниках, угомонились и теперь раздают обременительно изобильные яблочные богатства друзьям и родственникам.
Российская дача как социально-экономический феномен – непаханое поле для социологов, географов и экономистов. На эту тему у меня был очень интересный разговор с известным географом, доктором географических наук Андреем Трейвишем, у которого недавно вышла книга (Трейвиш А.И. Город, район, страна и мир : развитие России глазами страноведа. М. : Новый хронограф, 2009. 372 с.).
Книга увлекательная, написанная сверхплотно, так что полезна она будет многим, я же далее ограничусь одной темой: размышлениями о даче. В анализе феномена русской дачи и дачников Трейвишем использованы и исследования Татьяны Нефедовой (о ее работах я писала, о некоторых из них подробнее скажу ниже).
Специфический для нашей страны образ жизни, где дача занимает существенное место отнюдь не только и не столько как место отдыха, неоднократно акцентировал Симон Кордонский, который назвал этот образ жизни «распределенным», добавив к даче машину, погреб и гараж. Действительно, значительное число наших сограждан по вполне объяснимым причинам прилагало немалые усилия для обзаведения дачным участком и машиной. Понемногу забывается, что долгие годы уменьшить свою зависимость от государства можно было только путем обеспечения себе надежного дополнительного источника если не вообще продовольственных товаров (кое-что все-таки можно было получить за деньги, то есть купить), то хотя бы продуктов более дешевых и более качественных.
Помню, как в конце 80-х мои друзья – семья из двух кандидатов наук, двух детей - старшеклассников и еще крепкой бабушки, жившие на первом этаже современного многоэтажного дома, тайком вырыли глубокий подпол, чтобы сохранить результаты праведных трудов на своих шести сотках. Я так и вижу эти гирлянды чеснока (головки - размером чуть ли не в кулак) и штабеля домашних консервов – плоды бабушкиного усердия.
Помимо продуктового дефицита и необходимости экономить деньги подобный жизненный уклад имеет и другие причины. Ведь у нас традиционно не так много населения, ведущего подлинно городской образ жизни, тем более – если посмотреть на этот образ жизни в масштабе хотя бы двух-трех поколений. Это в городе время – куда большие деньги, нежели денежный эквивалент не только свеклы или тыквы, выращенных на своих «сотках» (в экономическом смысле «своя» свекла для дачников Подмосковья или Питера просто глупость), но даже клубники.
Подчеркну - в городе.
Однако город городу - рознь. Среди российских городских поселений доминируют «недогорода» - то есть слободы. Соответственно, преобладают и разнообразные обыкновения, свойственные слободскому образу жизни. Огород со свеклой и тыквой - лишь одно из подобных обыкновений, укорененный в жизненном опыте старшего поколения. Да и в больших городах среди людей постарше немало тех, чья молодость прошла в сельской или полу-сельской местности. Для них вообще странно оставлять землю необработанной, раз уж эта земля у них есть. Удивительно ли, что меня как владелицу «стародачного» участка в ближнем Подмосковье, полученного моими родителями в начале 30-х от государства только и единственно для строительства дачи, нередко спрашивают, что именно я развожу на своих 23-х сотках?
И очень удивляются, когда я отвечаю, что под вековыми соснами не развожу ничего, кроме жасмина и подснежников. Ведь по сравнению с традиционными «шестью сотками» у меня и в самом деле довольно много земли! И она вроде как «пропадает»...
Как большинство «стародачников», для которых возможность построить дачу означала прежде всего вывоз детей из коммунальной квартиры в душном городе «на природу», мои родители 75 лет назад построили этот сугубо летний одноэтажный деревянный дом. То есть, как сказали бы сегодня, построили в рекреационных целях. Таков в основном весь наш поселок, сохранивший очень старый сосновый лес с обычным для Подмосковья лиственным подлеском. Правда, кругом все больше новых домов, пригодных для жизни круглый год, и, соответственно, новых хозяев.
На первый взгляд, «новорусские» виллы, возникшие за последние годы вокруг Москвы, напоминают о процессах западной субурбанизации. Но всего лишь «напоминают», потому что существование той субурбии, которую мы привыкли видеть на экранах американских фильмов, предполагает не просто наличие машины в семье, а массовую автомобилизацию по западному типу: в семье с детьми естественно иметь две машины, а вопрос о качестве дорожных покрытий просто не возникает. То есть субурбанизация предполагает определенный уровень инфраструктуры и социального развития: это не только реальная возможность доехать куда угодно и в любое время года, но и школа, школьный автобус, аптека, больница, полиция, пожарная команда, библиотека, не говоря уже о магазинах и кафе.
До этого нам еще далеко. Правда, все это может иметься в соседнем городе, куда и ехать-то всего 15 минут, но - только на электричке! А она ходит не чаще трех, а то и двух раз в час с полуторачасовым перерывом днем. Притом нужные мне в этом городе места – например, аптека, расположены отнюдь не в шаговой доступности от железнодорожного вокзала. Значит, как образ жизни моя дача годится в лучшем случае для человека более или менее здорового, не связанного ежедневной службой «от и до» и, разумеется, располагающего машиной. То есть в отпускной период или по выходным.
Так в среднем и устроена жизнь на старомосковских «ближних» дачах – и не только таких скромных, как моя. А.Трейвиш обследовал в зимнее время «новорусские» поселения в нескольких районах Московской области, обращая внимание на освещенность домов поздним вечером в будни. В большинстве вилл (примерно в 75 %) в это время либо было темно, либо светилось одно окошко – там жил наемный сторож. То есть в основном это были тоже дачи, только богатые; их владельцы постоянно живут в своих московских квартирах.
Впрочем, в ближних «стародачных» поселках в пригодных для зимовки домах нередко поселяются пенсионеры, сдающие в наем свои городские квартиры, чтобы свести концы с концами. Такой образ жизни, как правило, хорош для «умельцев», способных управиться с повседневными тяготами жизни в условиях довольно хлипкой инфраструктуры.
Я часто задумываюсь о том, почему у нас и сейчас сохраняется восхищение умениями, которые в подлинно городском обществе не должны бы столь высоко цениться. Мы ведь не считаем, что каждая женщина должна уметь прясть и ткать! Даже уметь вязать современная женщина отнюдь не обязана. А от «настоящего» мужчины мы почему-то ждем, что он должен уметь плотничать, свалить сухое дерево, залатать прохудившуюся крышу, управляться с электропроводкой – кстати, желательно также, чтобы он мог еще и починить компьютер…
Заметим, что распространенный на Западе модус жизни DIY (“do it yourself”) предполагает не столько универсализм умений домохозяина/хозяйки, сколько специализацию, свойственную действительно развитому обществу. Это дает владельцам дома свободу выбора: в простых случаях в их распоряжении любые инструменты и материалы, равно как и подробные инструкции, а в более сложных - всегда доступен специалист – разумеется, наемный труд дорог.
У нас же и сейчас дело не только и не везде в деньгах. Именно всепроникающее отсутствие специализации и низкое качество наемного труда лежит в основе идеала «дом-крепость с хозяином-умельцем». А ведь даже в отсталой русской деревне были граборы – специалисты-землекопы, а также кузнецы и коновалы…
Предложение относительно недорогих разовых услуг появилось вместе с массовой миграцией; предложение услуг более специальных и, как правило, очень недешевых, стало следствием повышения «цивилизованности» дачных мест - отсюда, например, спрос на артезианские колодцы, «зимний» водопровод, охранные системы, генераторы на бензине и стабилизаторы напряжения, системы «септик» и т.п.
Официальная статистика в качестве дачников учитывает прежде всего 14 млн. садоводов – владельцев так называемых «садовых участков». Но к дачникам относятся как обитатели старых пригородных дач, наподобие моей, так и жители новых коттеджей. Главное же, что вовсе не учитывается – это систематический «десант» горожан во все более дальние деревни, масштаб которого можно выяснить только на местах. По оценкам Нефедовой и Трейвиша, число дач (если угодно, «дач») тем самым, следует увеличить, как минимум, до 25 млн. Следовательно, с учетом состава семей в процессы дачной жизнедеятельности вовлечено около 70 млн. горожан, или 70% их числа.
Важно, за счет каких районов увеличивается количество дачных поселений. Из-за переуплотненности стародачных местностей нынче растет прежде всего количество «дальних» дач, то есть под дачи приспосабливаются пустующие избы в дальних вымирающих деревнях. Там вполне пригодные к жизни дома нередко продаются за минимальные суммы – правда, теперь дешевый дом можно купить уже действительно в настоящей глубинке, километров за 600 от Москвы.
Когда-то в начале 80-х, задолго до начала реформ, моя родственница купила за бесценок дом на Валдае: не избу, а двухэтажный кирпичный дом в пять окон по фасаду - впрочем, очень запущенный (судя по фото, это была типичная постройка 10-х гг. прошлого века). Помню, как она удивлялась, что в своем ближнем Подмосковье я не могу найти никого, кто бы починил мне сарай и забор, в то время как на Валдае «за бутылку» сделают, что хочешь…
Ехать до этой «дачи» надо было не пригородной электричкой, а ленинградским поездом, что само по себе мне казалось не очень осмысленным для матери семейства, работавшей от звонка до звонка и не имевшей машины. Зато этот дом позволял ей вырваться из огромной коммуналки в центре Москвы, где много лет обитала вся семья. К сожалению, в процессе обустройства дом этот грабили и не раз, причем уносили тщательно спрятанные инструменты - именно то, чего тогда нельзя было найти в магазинах…
Прошло двадцать пять лет – и приобретение горожанином «дальней» дачи перестало быть экзотикой, равно как и покупка не просто автомобиля, а машины определенной марки. Правда, чтобы недорого купить деревенский дом, надо добраться до мест, названных Т.Нефедовой «глубинка в глубинке» (600 км от Москвы даже на машине, как говорится, не «ближний свет» - это 8-10 часов езды).
На сайте www.ugory.ru мы найдем сведения о так называемом «Угорском проекте». Это интересный цикл исследований, отчетов об экспедициях и практических рекомендаций, написанных географами, изучающими на примере Мантуровского района Костромской области русскую глубинку - в том числе, динамику населения и экономические и социальные перспективы этих и им подобных местностей. Деревни там пустеют год за годом, и в продаваемые дома можно вселиться, сделав на первых порах минимальный ремонт.
Об этом лучше всего прочитать в статьях Т.Нефедовой, размещенных на упомянутом выше сайте. Из них видно, что в условиях неуклонно пустеющих деревень увеличение числа дачников может поддержать если не экономику, то просто хоть какую-то жизнь в дальних поселениях. Замечу, что описанный Нефедовой и Трейвишем процесс роста числа «дальних» дач не имеет ничего общего с дауншифтингом .
Конечно, среди «дальних»» дачников найдутся люди, живущие подолгу именно в костромской глуши, а не, допустим, вблизи Переяславля-Залесского, но в их цель отнюдь не входит смена социального статуса – а ведь в этом и есть главный смысл дауншифтинга. На том же сайте я нашла в высшей степени поучительную статью С.Т.Жукова о покупке и ремонте северного варианта русского деревенского дома – с чертежами, фотографиями, инструкциями и даже списком необходимых инструментов.
Процитирую из нее фрагмент:
«Если, несмотря на сомнения, вы все же решили купить дом в деревне и выбрали Угорскую волость Мантуровского района Костромской области, то эти заметки – для вас. Если же вы все еще колеблетесь, то все равно прочитайте – может быть, не все так страшно, как вам кажется.
Традиционный сельский дом в центральной части Костромской области сильно отличается от сельских домов Центра или Юга России. Он относится к северному типу: из-за сурового климата все постройки, как жилые, так и хозяйственные (кроме бани), ставили под одну крышу. Это позволяло в зимнее время, когда никаких полевых работ не было, почти не выходить на улицу. В колхозные времена жизнь сильно изменилась, но изменения эти практически не коснулись традиционной архитектуры индивидуального сельского дома, сложившейся за триста лет существования здесь русских поселений».
Из всего написанного далее вытекает, что обустройство дешево купленного индивидуального сельского дома с необходимостью станет для нового дачника основным содержанием жизни – по крайней мере, на несколько ближайших лет – разве что он наймет в соседней деревне за деньги умельцев, что непросто.
Читая этот текст, замечательный конструктивностью и ясностью, я вспомнила свои «подвиги» на ниве домоустройства, относящиеся к периоду тотального дефицита. Дело в том, что наша дача была построена по американскому проекту, который мой отец счел наиболее подходящим для образа жизни нашей семьи; соответственно, еще в конце 30-х гг. во всем поселке только у нас была крыша, крытая железом. Ее систематически красили суриком, а по весне надо было крышу почистить от сухой хвои и прочего мусора. И вот уже не помню, в каком году – думаю, в конце 70-х, на полу в холле я обнаружила лужицу. Никакого руководства, хотя бы отдаленно напоминающего по практичности и подробности текст Жукова, у меня не было, но, видимо, что-то я все же когда-то слыхала. Я нашла старую пожарную рукавицу, вырезала из нее кусок ткани, густо намазала его суриком и, не без труда найдя на крыше подозрительное место, поставила на железо заплату. На какое-то время этого хватило…
А.Трейвиш в своей книге справедливо заметил, что русское слово дача иностранцам так же понятно, как самовар и бабушка, хотя во всем мире люди ценят возможность совмещать блага цивилизации и жизнь на природе: отсюда, например, скромные дачи шведов и культ сада даже на задворках городского дома, который я сама наблюдала в плотной застройке георгианской части Эдинбурга.
Дефицит продуктов питания в России исчез. Тем не менее, сезонные «пульсации» населения продолжаются, а значит - «дачная экономика» вместе с рынком второго жилья и всего цикла связанного с ним обустройства, остается важным фактором социально-экономической жизни России в целом.
