Судьба художника в ХХ века напоминает охоту на зайца. Век-волкодав готов был перемолоть любого, но есть счастливцы, которым удалось выжить, и при этом ничего не расплескать из полученного при рождении дара. В них готовы заподозрить приспособленцев, но речь именно о везении.
ХХ век приучил к сложным биографиям. Люди меняли политические и прочие лагеря, мировоззрение, страны и континенты… Но даже на общем сумбурном и неуравновешенном фоне судьба композитора Ханса Эйслера выглядит диковинно. Убежденный коммунист, друг Брехта, автор гимна ГДР, он сперва не хотел уезжать из Голливуда, а затем, живя в социалистическом Берлине, став лауреатом двух госпремий, напрочь отказывался расставаться с австрийским гражданством и получать серпасто-молоткастый паспорт. При этом его боевые коммунистические песни начала 30-х после прихода Гитлера к власти были переделаны в песни национал-социалистов. Этому незаурядному человеку, любителю музыки, общественных идей и женщин, Еврейский музей Вены посвятил фундаментальную выставку «Ханс Эйслер. Человек и масса». После нее остался основательный каталог (Hanns Eisler. Mensch und Masse \\ Individualist – Collectivist. Wien, 2009), изданный сразу на двух языках, английском и немецком, к которому приложен компакт-диск – для тех, кто уже забыл, как звучит Эйслер.
От революционно-пролетарской культуры ХХ века осталось немного, и это немногое – прежде всего музыка. Марши, песни, оратории и кантаты – тут есть чем заслушаться и чему подивиться даже сегодня. Среди многих блестящих имен, таких как Курт Вайль и Луиджи Ноно, не затерялся и Ханс Эйслер (1892 – 1962). Жизнь его достойна многосерийного фильма. С самого начала она отличалась политизированностью, редкой даже по масштабам прошлого столетия. Автор песен для рабочего хора, созданных в Берлине и Вене 20-х, и музыки к спектаклям Брехта, он обвинялся в Америке шпионаже и дважды едва не получил «Оскара». Выставка в Еврейском музее австрийской столицы, а следом и ее каталог, рассказывает обо всех перипетиях эйслеровской биографии.
Эйслер вырос в семье философа и психолога Рудольфа Эйслера, все дети которого увлекались политикой, причем в радикальных формах. Его родная сестра Рут Фишер стала одним из лидеров ультралевого движения в Коминтерне, одно время в середине 20-х возглавляла немецкую компартию а после того как во время второй мировой войны в Гаване при невыясненных обстоятельствах погиб ее муж Аркадий Маслов, известный троцкист, – одним из умнейших критиков сталинизма. Его брат Герхарт, журналист, по заданию Коминтерна работал в Китае, а после войны стал крупным функционером в ГДР, отвечал за радио и важнейшее из масс-медиа - телевидение.
Сам Эйслер поначалу работал с рабочими хорами в пригородах Вены, затем основал агитпроповский журнал на немецком «Красный рупор» (1929 - 1933). Его учитель Арнольд Шенберг (Эйслер также учился у Антона Веберна) не одобрял такой вовлеченности в современность, но с одним из любимых своих учеников поссорился на профессиональной почве. Как-то в беседе с композитором Цемлинским Эйслер обронил насмешливую фразу по поводу двенадцатитоновой системой (которой и сам, в общем-то, следовал, особенно поначалу). Цемлинский передал шутку своему зятю Шенбергу, об обидчивости и вздорности которого уже в 20-е можно было слагать легенды (позже она привела его к знаменитому скандалу с Томасом Манном из-за «Доктора Фаустуса»). Отношениям настал конец.
Непочтительность Эйслера к авторитетам, сопровождавшая его на протяжении всей жизни, могла соперничать лишь с его непоседливостью. Он жил не только в родных ему Австрии и Германии, но и в СССР, куда наезжал много раз уже в 30е, и в Испании (в гражданскую войну, между прочим, говорят, участвовал в боевых действиях), в Дании, Англии и Мексике. Несмотря на веру в коммунизм, которую не поколебали даже аресты и исчезновения многих его московских друзей в конце 30-х, эмигрировал композитор все же не в СССР, но в Америку. Как и большинство талантливых европейцев, Эйслер попал в стальные объятия Голливуда. Даже страшно себе представить, что было бы и с ним, и Корнгольдом, и с массой других композиторов, если бы свой творческий путь они начинали по ту сторону океана. Академических авторов из них не получилось бы, это точно. А так - Эйслер отдал Голливуду лишь восемь лет жизни, поучаствовав в создании как фильмов Жана Ренуара и Дугласа Сёрка, так и в приключенческих лентах о пиратах. Из двух номинаций на «Оскар» не вышло ничего, зато он написал музыку к немому шедевру Йориса Ивенса «Дождь», и это важнее чем «Оскар».
В годы маккартизма Эйслеру, ставшего к тому временем университетским профессором, припомнили все. После публикации в 1946 году статьи в Hollywood Reporter «Ханс Эйслер подозревается в том, что он коммунист» друзья предлагают ему не мешкать с отъездом. Но Эйслер не верит в то, что капитализм порочен настолько, что способен сажать за убеждения. Да, его допрашивают в комитете по расследованию антиамериканской деятельности, на слушаниях главным свидетелем против него выступает родная сестра Рут Фишер – но ведь одновременно Арон Коплэнд и Леонард Бернстайн организуют комитет в его защиту, а в Лос-Анжелесе проходит концерт в его поддержку! Тем не менее 12 февраля 1948 года Эйслеру объявляют о высылке из Америки с запретом на последующий въезд. Он улетает в Европу, где одно время мечется между Берлином и Веной, работы в городе, где вырос, не находит и принимает в итоге соломоново решение. Вместе с поэтом Робертом Бехером Эйслер пишет гимн ГДР, но сохраняет за собой австрийское гражданство. Подобное поведение настолько изумило политбюро немецкой компартии, что, после долгих дебатов, его решили оставить без комментариев. Но, как и Брехт, Эйслер периодически подвергался общественной проработке, например, за « Иоганна Фауста», а его главное произведение, написанная в малеровском духе «Немецкая симфония», была в итоге исполнена лишь однажды, в 1959 году, – а все потому, что, кроме стихов Брехта, она содержала в себе и поэзию «поэта-ренегата» Игнацио Силоне, которую он упрямо отказывался заменять другими текстами. Зато сейчас симфонию, записанную Лотаром Загросеком и лейпицгским Гевандхаусоркестром, приложили в виде компакт-диска к каталогу венской выставки.
Кажется, что сумбурность – первая характеристика этой биографии. Но, если вдуматься, перед нами удивительный феномен. Человек погружается в идеологию, но остается при этом свободен. Он не раб, он ее создатель, и это ощущение всегда доступно немногим, особенно когда речь идет о такой всё подавляющей идее как коммунизм в ХХ веке. Конечно, художнику в общественной жизни ближе анархизм, чем железная дисциплина, и этим можно объяснить склонность к неповиновению у Эйслера, помноженную, к тому же, на семейные традиции. Но очарование утопией не убило в нем творческого, хотя отняло немало времени, которое он мог бы посвятить музыке. Другой вопрос – не будь этой зачарованности идеей, какой была бы эта музыка и интересовал ли сегодня хоть кого-нибудь этот диск с «Немецкой симфонией», которую так упорно отказывались слушать современники.
