В день 20-летнего юбилея Государственный Центр Современного Искусства отчитался перед журналистами о своей деятельности, а в качестве изюминки встречи представил проект здания нового музея современного искусства в Москве. В июне 2011 было принято решение о его строительстве по адресу ул. Зоологическая, рядом с уже существующим зданием ГЦСИ. Однако, уже после завершения архитектурного проекта (арх. Михаил Миндлин, Антон Нагавицын, Михаил Хазанов), по решению мэра Москвы Собянина, под музей выделили другой участок – на ул. Бауманской, на месте обрушившегося Басманного рынка.
Проект остается тем же и выглядит очень эффектно. Он явно претендует на то, чтобы музей стал в один ряд с центром Помпиду в Париже, зданиями музея Гуггенхайма в Нью-Йорке и Бильбао. Причем скорее тут уместно сравнение с последним – творением Фрэнка Гэри. Пожалуй, именно с этого музея, ставшего знаменитым в первую очередь своей архитектурой, а не наполнением, пошла по миру идея, что главное в музее – оригинальная внешность. В случае музея ГЦСИ облик настолько оригинален для Москвы, что оказалось все равно, в каком районе города здание будет находиться – и там, и здесь он будет играть на контрасте с окружением.
Проект здания Музея Современного искусства на Бауманской.
Большинство знаменитых музеев мировых столиц находится в самых престижных районах городов. Так, в Париже центр Помпиду – в двух шагах от собора Парижской богоматери, городской Музей современного искусства – рядом с Эйфелевой башней, в 4-ом и 16-ом округах, соответственно, районах с самой дорогой недвижимостью. Там это часть туристического маршрута, гордость страны. У нас, получается, надо убрать с глаз подальше, чтобы не смущать гостей столицы. Но чтобы если спросят особо – для отчетности был такой музей, как у всех.
Но в чем-то, как говорит руководство ГЦСИ, переезд в район, которому только предстоит подвергнуться джентрификации, – к лучшему. На Зоологической было бы только 28 000 кв. м., а на Бауманской будет 44 000 кв. м. Кажется удивительным такое увеличение полезных площадей при том, что проект остается прежним, но, вероятно, это произойдет за счет подземных этажей, которые при плотной застройке на Зоологической были бы невозможны. Тут дирекция ГЦСИ проявляет упрямый оптимизм, впрочем, если бы не это их качество, они бы не продержались 20 лет.
Как говорит гендиректор ГЦСИ Михаил Миндлин, «при благоприятном развитии событий, что зависит не столько от нас и даже не от министерства культуры, сколько от минэкономразвития», после прохождения всех этапов утверждения проекта и документации, стройка начнется в конце 2013 года, и займет два-три года. Если не будут затягивать финансирование. Как сообщил «Коммерсант», на постройку выделено 5 млрд. рублей (примерно $156 миллионов). Снова оптимизм. Сравним эту сумму, например, c перестройкой нью-йоркского музея современного искусства МоМА – теперь их площади составляют 59 000 кв. м., потрачено на это было $858 миллионов.
Есть опасение, что такой суммы на стройку может не хватить. Чтобы проект был эффектным не только на бумаге, но и в реальности, нужно потратить соответствующую эффектную сумму денег. И с этим проектом, главное впечатление от которого основывается на сочетании изломанных ребристых поверхностей, будто бы перетянутых наискось гладкими лентами остеклений, могут возникнуть огромные проблемы. Кирилл Асс в своей статье отметил, что каркасы современных зданий выглядят иногда неплохо, до тех пор, пока их не изуродуют облицовкой, и прогнозирует, что «лет через десять—пятнадцать половина московских архитектурных заказов будет на переделку зданий 1990—2000-х годов».
О том же говорит и Сергей Чобан: «В процессе строительства невероятно быстро теряется качество даже изначально представленного властям проекта. Все стараются сэкономить на как бы самом маловидимом, но это маловидимое — оно потом становится самым заметным. Непрочный и плохо стареющий материал фасада, неаккуратное остекление и низкое качество примыканий — это не может не остаться незамеченным, это бросается в глаза». Эта московская традиция некачественной отделки фасадов угрожает и зданию будущего музея, в котором «фасад» со всех сторон, так как это отдельно стоящая башня.
Самая главная проблема, также связанная с финансированием, заключается в наполнении здания. Михаил Миндлин говорит, что детский образовательный и взрослый информационный центры будут в ныне существующих зданиях на Зоологической. Запасники и склады также не хотелось бы размещать в таких «золотых квадратных метрах», и ГЦСИ надеется, что под это будет выделено какое-то отдельное помещение. То есть на 44 тысячах кв. м., помимо театрально-концертного зала, предполагается разместить постоянную экспозицию и залы для временных выставок. Единиц хранения в ГЦСИ на настоящий момент – 4 000. Сравним с Помпиду: его коллекция – 70 000 единиц хранения, постоянная экспозиция располагается на 2-х этажах по 14 тысяч кв. м., плюс основное выставочное пространство - верхний этаж.
Вопрос – что будет внутри этого большого пространства? И не к ГЦСИ, а к государству. Финансирование пока рассчитано только на здание, только недвижимостью и материальными ценностями мыслят власти, они не думали о контенте и научном процессе. ГЦСИ отказали в том, чтобы разместить планируемый музей в Провиантских складах, и отдали его Музею Москвы, который раньше спокойно размещался в бывшей церкви Иоанна Богослова под Вязом на Новой площади, но был выселен по желанию РПЦ. То, что помещалось в комнате, не может заполнить промышленные ангары. И в результате мы можем видеть там на экспозициях «реконструкцию» кабинета военного начальника времен Великой Отечественной, у которого на стене висит карта Москвы с Калининским проспектом. Или выставку к юбилею Гоголя, на которой распечатка на холсте снабжена этикеткой, убеждающей нас, что это подлинный украинский рисунок 19 века маслом на стекле, а самым популярным экспонатом у публики становится фильм «Тарас Бульба» Бортко. А ведь можно было сэкономить на постройке здания, использовав Провиантские склады, и отдать средства на собрание коллекции современного искусства и развитие структуры.
У ГЦСИ небольшая коллекция – но чудесно, что она вообще есть. Потому что собрана она своими силами. Ныне знаменитые художники дарили свои произведения, когда все только начиналось 20 лет назад, и ни о каком государственном финансировании речь вообще не шла. Чтобы заполнить будущий музей, нужно будет выделять бюджетные деньги на закупки и на производство выставок и новых произведений для них. Нового здания ГЦСИ уже добился, объяснять, что это не все, что нужно, им предстоит, наверное, еще 20 лет. Пока пополнение коллекции так и происходит, без участия государства. С 3500 единиц хранения, упомянутых Михаилом Миндлиным в марте 2012, коллекция уже возросла до 4000 произведений. Судя по мартовскому анонсу музея и обещанным в экспозиции работам Тони Маттелли, братьев Чепмен и Дэмиена Хёрста, а также работе Пола Маккарти на проходящей сейчас выставке «Фольклор и наив в современном искусстве» в Царицыно, с подписью «из коллекции ГЦСИ» - пополняется она дарами уже не художников, но коллекционеров. Художники знаменитые, бюджета на них никогда не хватит. Но в данном случае факт «дарения» подразумевает частные интересы российских коллекционеров, собирающих этих авторов. Очень, очень приятно, что в музее будут их работы, но совсем однобоко, если не будет представлено множество других направлений в мировом современном искусстве. Только потому, что некому подарить.
Что касается художников постсоветского пространства, тут еще более необходима система закупок и финансирования. Скажем так – если в России не будет этой системы, западные художники будут так же прекрасно жить и творить на гранты своих государств, и от того, что их работ не будет в коллекциях наших музеях, хуже будет только нам, но не им. У нас нет государственной поддержки процесса создания современного искусства – так откуда же взяться достижениям в этой области?
Нашей системе вообще свойственно уделять большое внимание демонстрации, фасадам, празднику, торжественному финалу. А понимания того, что этому должна предшествовать серьезная работа, в которую и нужно вкладывать средства - нет. Возможно, руководство ГЦСИ от постоянного контакта с чиновниками заразилось этой мыслью, и поэтому на вопрос о том, не будут ли в этих 44 тысячах кв. м. выделены пространства под мастерские для художников и технологические мастерские, открытые для художников, желающих работать в определенной технике, ответили «нет». Грубо говоря, это слишком жирно, отдавать под процесс «золотые квадратные метры», предназначенные для демонстрации результатов. В то время как в Европе практикуются муниципальные мастерские, причем иногда в непосредственной близости от выставочных пространств, предлагающие художникам возможности от старинных печатных техник до 3D отливки из пластика, или просто большие комнаты для создания произведений большого размера.
В отношении организации процесса создания произведений ГЦСИ указало на то, что это нужно не только им, но и самим художникам, и что они не раз взывали к артистической общественности с просьбой консолидироваться по этому вопросу и предъявить свои требования власти. Слышу об этом в первый раз, значит, скорее всего, взывали в частных беседах, но не попытались громко организовать общественную инициативу. ГЦСИ также напомнило, что предоставляет резиденции – например, можно получить комнату в Кронштадте на месяц. А это, скажем так, мертвому припарка, если художнику нужно сделать серию скульптур, требующих 5 метров высоты потолка, технологий и два года времени. Из президиума был задан встречный вопрос – а как выбирать художников, которым давать мастерские? Да просто давать не художнику, как в советской системе, пожизненно и с передачей по наследству, а временно под конкретный проект, выбранный экспертным советом, как на Западе.
Многое еще предстоит продумать и сделать, однако есть люди, которым кажется, что и того, что в ближайших планах - многовато. Молодой человек, представившийся сотрудником телеканала «Культура», задал вопросы о том, есть ли у ГЦСИ понимание того, какое искусство будет закупаться в коллекцию на бюджетные деньги, "наши деньги налогоплательщиков", и готовы ли работники ГЦСИ понести ответственность перед обществом за то, что популяризируют современное искусство и обучают ему, в то время как оно, начиная с выставки «Осторожно, религия» и заканчивая акцией Pussy Riot, наносит гражданам моральный вред. И не лучше ли вместо этого поддержать бедное академическое искусство?
То есть он как бы возмущался , что вместо того, чтобы запретить вредный совриск, на него еще и деньги выделяют.
Бажанов с Миндлиным напомнили ему, что коллекция собиралась не на бюджетные деньги, большой штат специалистов и многолетний опыт работы позволяет им определить, что является искусством, а что нет, заметили, что вопросами финансирования академического искусства занимаются другие организации. Эти вопросы из зала дают понять, что все претензии к недоработкам ГЦСИ – ничто по сравнению с тем, как много им все-таки удалось сделать, особенно учитывая обстановку, в которой им приходится работать. Год за годом доказывать, что современное искусство необходимо современному обществу.
Бюджет, выделенный на здание, может казаться недостаточным – но 20 лет назад финансирования не было вовсе, только бумага с постановлением о создании институции. Московский ГЦСИ на первом этапе своего существования, в 90-е, располагался в 15 метровой комнате, штат состоял из 7 человек, включая уборщицу, секретаря и бухгалтера, никакого оборудования не было. В 2001 году центр получил на Зоологической остатки разрушенного завода театрального осветительного оборудования и отреставрировал корпус, где теперь проходят выставки. С тех пор сеть филиалов раскинулась по всей стране, каждый из них имеет свою специфику, оригинальное направление работы.
Калининградский филиал существует с 1997 года и работает со science art, до появления в Москве Laboratoria Art&Science Space они были единственными в стране, кто занимался взаимодействием искусства и науки. Директор филиала Елена Цветаева вспоминала, что самый первый офис располагался в квартире одного из директоров филиала, первые обсуждения проходили на угольной куче во дворе, второй – в мастерской художника Юрия Павлова. В 2003 филиал получил башню «Кронпринц», в 2006 – мансарду в казарме королевского гренадерского корпуса.
Выставочное пространство Приволжского филиала в Нижнем Новгороде располагается в старинном арсенале. Его директор Анна Гор отметила «публикоориентированность» филиала, желание работать с широким зрителем, показать качественное европейское и московское искусство, до которого жители города не могут добраться сами, и поддержку междисциплинарных проектов, например, группы «Провмыза», работающей на стыке искусства, кино и музыки.
У самого первого филиала, Санкт-Петербургского, недавно переименованного в Северо-Западный, до сих пор нет своего помещения. Его директором стала Елена Коловская, руководитель института «Про Арте». Теперь филиал будет поддерживать проекты института, такие, как замечательный фестиваль «Современное искусство в традиционном музее» и Школу молодых художников.
Самый молодой филиал – Северо-Кавказский, это единственная институция в регионе, которая работает с современным искусством. Директор Георгий Сакеев планирует подключить к работе кавказские страны, Грузию, Армению, Азейбарджан, выходить на Турцию, Иран. Пока для нас абсолютная загадка, что в бывших республиках происходит с искусством, и с помощью этого филиала мы узнаем об этом, а эти страны смогут включиться в общий процесс. Для выставочного зала выделено здание бывшего ДК в парке города Владикавказа.
Екатеринбургским филиалом всегда руководила молодежь. Он существует с 1999 года, первый директор Арсений Сергеев поддерживал уральский акционизм и стрит-арт. Нынешний директор Алиса Прудникова добилась того, что у региона есть теперь своя международная биеннале, «Уральская индустриальная», отличительная черта которой – целенаправленная работа с промышленными пространствами.
Сейчас в процессе создания – Сибирский филиал в Томске. Миндлин с Бажановым говорят, что мечтают о филиале во Владивостоке, чтобы охватить действительно всю территорию страны. И надо думать, что упорство, с которым они работали все эти двадцать лет, позволит в итоге сделать так, чтобы современное искусство не было лишь цивилизованным европейским фасадом, увлечением для меньшинства, за которым скрывается архаическое феодальное общество, которое видит в искусстве врага.
