Чудесная сила мантр (при чем тут ислам,почему не строить мечетей столько,сколько просят, что плохого в парандже- в Европе же не тоталитаризм, чтобвводить дресс-код) внезапно, буквальнов течение нескольких дней, ослабла. Таксошлось: Тило Саррацин выпустил книгу«Германия самоликвидируется», котораястала бестселлером в Германии, АнгелаМеркель наградила автора дасткихкарикатур на Мохаммеда, в Москве Лужковразрешил муэдзинам вести молитвы созвукоусилителями, в Ураза-байрам движениев районе проспекта Мира и Олимпийскогопроспекта перекрыли, но и пешком былоне пройти: десятки тысяч согбенных спинвплотную друг к другу – такого в Москвееще не видели! В то же время подступало11 сентября, оказалось, что территориявокруг Граунд Зиро принадлежитмусульманину, который и собираетсяпродать ее под строительство исламскогоцентра, большинство американцев против,но референдум не планируется, и вотамериканский пастор решил сжечь Коран.Все руководство страны умоляло егоэтого не делать, хотя, казалось бы, никомуне известный человек, захотел и сжег,закон не нарушил. Вон американские флагимусульмане сколько лет жгут! Пасторвнял, но какие-то другие два пастора поэкземпляру все же сожгли. Тило Саррацинауволили с его высокого поста в Бундесбанке,теперь, видимо, изгонят из партии(социал-демократической), а во Франциивопрос обострился настолько, что Саркозистал широковещательно высылать цыган(которых высылали и прежде, но «в рабочемпорядке»), чтоб переключить общественноевнимание с табуированной «мусульманскойтемы», обострившейся в связи с погромамии покушениями на полицию в Гренобле, азатем – недоумением французов, почемуминистр внутренних дел пошел «разговляться»вместе с мусульманами и праздновать сними тот же самый байрам, хотя ни схристианами, ни с евреями членыфранцузского правительства до сих порне разговлялись. В Текстильщикахмосковские власти разрешили построитьмечеть, а в строительстве православногохрама до того отказали, ссылаясь на то,что «участок расположен в границахприродного комплекса, с прохождениембольшого количества магистральныхкоммуникаций и магистральных газопроводов».11 сентября местные жители вышлипротестовать: «так не достанься же тыникому», пусть будет парк.
Я – за толерантность, за диалог вместонасилия, но табу – это нечто противоположное:делаем вид, что ничего не происходит,диалога избегаем. Боремся с отдельнымитеррористами, с извращающими исламваххабитами (а ваххабитская СаудовскаяАравия?), как бы автономными организациямивроде «Аль-Кайды», а откуда берутсяденьги на теракты, можно порассуждатьна кухнях (хотя «на кухнях» это ясно какдень), а в общественном пространстве –говорят нам -- доверьтесь правительствам,они со всем справятся. В последние десятьлет правительства убедительно показалинам, что не справляются.
Несколько лет назад гуляю по Иерусалиму,вдруг – сильный хлопок, мы со спутникомтревожно переглядываемся: «Взрыв?». Ивдруг торговцы, мимо которых мы проходим,прямо по-русски начинают на нас кричать:«Мы – не террористы, это ваши Путин иБуш террористы, мы хотим мира». Выяснять,«кто первым начал», пробовали неоднократно,взаимные претензии всегда спускалисьпо ступенькам веков вплоть до библейскогоИзмаила, как и в любой другой онтологическойраспре. Государства-мишени террора,конечно, существенно деградировали:Билу Клинтону хотели впаять импичментза Монику, а Бушу-младшему – хотя бы за11 сентября, за Ирак - даже и не хотели. ВРоссии террор государственный и как быпротивостоящий ему «международныйтерроризм» срослись незримым коррупционнымклеем, «чеченизация России» и всякоетакое, а жители либо на все забили («всеравно ислам победит, у них рождаемость,нечего рыпаться»), либо сказали себе:«религия – зло», либо заточили зуб на«лиц неславянской внешности», и этосамое удивительное: про ислам – ни-ни,шариат в Чечне – вроде и неважо, чтопротиворечит российским законам, аофициальный, т.е. как бы политкорректный,язык ежедневно сообщает нам про этническиепреступные группировки, массовые драки«уроженцев» с «выходцами», инцидентытипа недавнего «два уроженца Дагестанаоткрыли в метро стрельбу, ранив двухпассажиров славянской внешности» .Соответственно, людей в России исподвольпредлагают делить по внешности – не попаспорту же, изучая место рожденияуроженцев и выходцев. Этот гитлеровскийподход не только абсурден, но и опасен.Люди с «неславянской внешностью» (знатьбы еще, что это за внешность: большинствославянских народов – тип средиземноморский)должны чувствовать себя в одной«социальной группе» с преступниками?
Налицо, между тем, экспансия ислама,хотя ни один экстерриториальный муфтийне скажет вслух, что задача дня –превратить мир в халифат. В мирное времякак-то относишься только к отдельномучеловеку и его поступкам, а не к«категории». Почему ж иначе с исламскимитеррористами? Потому что это не Х убиваетY, это солдат, «воин Аллаха»,«шахид», ликвидируя группу неверных послучайной выборке, совершает подвиг –в собственных глазах и в глазах референтнойгруппы. В Палестине портреты шахидовразвешаны всюду, детей воспитывают наих примере. Классическое пониманиевойны ушло в прошлое, война с открытымзабралом, победителем и побежденным –это теперь футбол, разве что без полнойгибели всерьез. Характерно словцо«мундиале». Сегодняшняя война – этобои без правил, без начала и конца,неизвестно, кого с кем. Еще вчера каждыйевропеец свято верил в гражданство:получивший французское гражданствобеженец – француз. Ассимиляции никтоне требовал: многие советские эмигрантыотказывались получать гражданство иучить язык - жили «в изгнании», издаваярусские журналы, газеты, книги. А вотесли б они требовали, чтоб в Парижестроили православные церкви, считалибы недостаточным предоставление импособий и бесплатных квартир - HLM,учили бы французов духовности,перегораживали бы парижские улицыкрестными ходами, звонили в колокола,просили звукоусилителей, чтоб всеслышали церковные службы и песнопения(«Вам что, не нравится? Это же таккрасиво!»)? Нет, эмигранты ни третьейволны, ни первой, сплошь церковно-верующей,так не делали. Равно как и бежавшие воФранцию из неблагополучных мусульманскихстран никогда прежде не заявляли о своихрелигиозных претензиях, не вспоминалио парандже и даже хиджабе, соглашалисьс тем, что приехали в светское государствос христианской культурой. В Цивилизацию,если угодно. В первой половине 90-х я невидела во Франции ни одной паранджи,хиджабы если и попадались, то единичные,среди моих знакомых, поэтов, приехавшихсюда жить из Туниса, Марокко, Ливана,Ирана ни один не упоминал об исламе, всесчитали себя просто французами. Явыступала в Институте Арабского Мира,и претензии той довольно многочисленнойаудитории тоже были обращены не кФранции, не к «погрязшей в разврате»Европе, а к режимам покинутых ими стран.
Несколько лет назад почти все французскиегорода заполонили женщины в хиджабах,я стала слышать разговоры о необходимостистроительства мечетей, проведениямолитв на площадях, в этом году впервыелицезрела дам в паранджах, правда, соткрытым лицом (закрывать лицо запретилизаконодательно). А что случилось-то?Количество перешло в качество: перваямечеть была построена во Франции в 1922году (на острове Реюньон чуть раньше, в1905), сейчас их больше двух тысяч. Десятки,даже сотни тысяч прибывших на ПМЖ – этобеженцы, а шесть миллионов (по официальнымданным и вдвое больше по подсчетамэкспертов – столько во Франции сейчасмусульман) – численность целогогосударства! И оно решило заявить осебе, миллионы отдельных людей зарослисоединительной тканью, исламом, которыйтеперь чуть не везде везде присутствуетв подобных количествах. Дело не в религиикак таковой (соглашусь с мантрой «причемтут ислам»), а в наличии общего языка –арабского, общих социокультурныхпривычек, а главное – в наличии тех, кто«рисует перспективы»: да-да, весь мирбудет халифатом, продолжайте борьбу,наши страны – третьего мира, так мыбудем первыми, а «они», так называемаяцивилизация, у нас на посылках. И деньгитекут рекой в помощь халифату (а никакне отдельным людям, живущим в нищете,на людей-то как таковых – наплевать,«своими» жертвуют так же легко, как«неверными») – нефтяные деньги, понятно,и пропагандистские брошюры издаютсяна всех языках мира. Я не преувеличиваю:на всех. Видела их собственными глазамив Англии в отдельном таком «государствев государстве» за высоким каменнымзабором, занимающем большую территориюи проводящем международные слеты«мусульман с активной жизненной позицией»(политкорректно выражаясь) под названием«Исламабад». Формально – терактамизанимаются одни люди, носят паранджи итребуют новых мечетей другие, имамыговорят не всегда одно и то же, по примеруЯсира Арафата, который по-английскивыступал с призывами к миру, а по-арабски– к войне. Публично вообще все за мир,на войну натаскивают ведь только своихпотенциальных воинов, а мишень, наоборот,успокаивают, и мишень чувствует себя видиотском положении: ей твердят про«религию мира и добра», про отдельныхотморозков, которых везде хватает, вРоссии еще и про «неславянскую внешность»,мишень начинает искать места в Коране,где сказано… Да какая разница, что тамсказано? В Евангелии есть и «не мир япринес, но меч», и «если тебя ударили полевой щеке, подставь правую», имеет жезначение практика, а на практике вовремена крестовых походов и инквизициихристианство было религией крайнейжестокости.
Очень неприятное ощущение – «обобщательное»,как во время всякой войны: с 1941 по 1945 неоставалось внутри места для восхищенияГете и Бетховеном, тем более Вагнером:немец – враг, точка. Но это все ещеклассический мир и классическая война,«мундиале» закончилось, разгромленнаянемецкая сборная полностью поменялась,как не раз уже менялись все участникиИстории, и объявленный Фокуямой «конецистории», казалось, настал, но тут-то иначался процесс по отмене этой Историикак таковой. Лично для меня первымзвонком был 1989 год, когда Салмана Рушдиприговорили к смерти за его роман. В томже году я приехала на фестиваль вГолландию и в интервью еженедельникуDi Tijd, которыйу меня хранится по сей день, сказала,что будущее мне видится конфликтомислама и христианства. Тогда это звучалотак смешно и неправдоподобно, чтонапечатали, журналистка смеялась отдуши. Второй звонок был в 1996 году, когдакомпания моих недавних тунисскихприятелей, все интеллигентные люди,праздновали катастрофу самолета TWAНью-Йорк – Париж: гибель американцев ифранцузов они восприняли как личноесчастье. «А если б там были ваши жены идети?» - спросила я. – Для общего делане жалко ни жен, ни детей, - ответили они.Постепенно эти «звонки» превратилисьв колокольный звон. Французские мусульманепишут на форумах «votre paysde merde» («вашадерьмовая страна») , но совершенно несобираются ее покидать, в их представлении«великий перелом» уже произошел, остается«дожать».
Что же делать? Во-первых, вписать вЕвропейскую Конституцию пункт, откоторого отказались, когда ее принимали:о том, что в основе европейских ценностейлежет христианская культура. Во-вторых,отказаться от фигуры умолчания: политика«давайте не замечать болезни» понятнакаждому, кто сталкивался с хроническимиболезнями, лечение которых – пытка. Этоза острое воспаление легко взяться ивылечить – всё понимаю, но хуже всего- молчать, делая вид, что просто насморк.
Пасторы и книгосожжение – глупость,конечно, пламя, вырвавшееся из мозга заотсутствием референдума на тему«Обустроить ли Гранд Зиро мечетью». Аиндийские мусульмане уже громят Кашмир(сожгли церковь и христианскую школу)– за пастора, но они и без пастора громилисто раз. Оптимистичный диалог на тему:«Предлагаю сжечь все книги и перейтина электронные ридеры. Поломка ридерареакций не вызовет. - Рей Бредбери повам плачет, зависание компьютераобеспечит всеобщее равенство о которомнаписано в его книге "451 градуспо-Фарингейту". - Ну, к тому времени,как все перейдут на ридеры, зависаниекомпьютера останется страшным сномглубоких старцев». Ну вот разве что.
