Весь конец прошлой недели и две предстоящие мне придется жить культурной жизнью не только каждый день, но и по нескольку раз за вечер. Просто раз в два года весной в одно и то же время Москву накрывает большая волна - начинается Фотобиеннале (с ним чередуется фестиваль «Мода и стиль в фотографии», но он более камерный). Это значит, что для тех, кто каким-либо образом связан с фотографией, на это время (что-то около двух, а то и трех недель) нормальная жизнь отключается, а включается практически режим выживания - выставок приезжает обычно больше сотни, вернисажей каждый вечер может быть дюжина или около того. Даже если пропустить половину, все равно будет тяжело. Я фотографический критик, то есть пишу про фотографические выставки и альбомы в разные издания, включая профессиональные. Для меня все это очень и очень интересно, но каждый вечер я не устаю благодарить высшие силы за то, что у Московского дома фотографии столь внятная пресс-служба.
К сожалению, нормально работающая и разумно устроенная пресс-служба или хотя бы адекватный окружающему миру пресс-секретарь - явление для отечественных культурных организаций пока довольно редкое. За четыре с половиной года работы ведущей рубрики «Культурная неделя» в одном из журналов «Коммерсанта» мне и моим помощницам приходилось за месяц обзванивать десятки, если не сотни таких организаций в поисках самых простых фактов. Иногда крохи полезной информации - о начале и окончании выставок, о приезде в Москву той или иной знаменитости или о прокате фильмов - приходилось добывать чуть ли не с боем: нужный сотрудник той или иной пресс-службы то оказывался «вне зоны досягаемости», то был просто не в духе и переносил свое томно-презрительное отношение к миру на тех, кто ему звонил. Это было тем более странным, что в большинстве случаев мы вовсе не добывали шпионскую информацию - мы делали что-то полезное для организации, в которую звонили, бесплатно размещая информацию о том или ином событии. Конечно, подобные сбои случались далеко не всегда и, например, в киноиндустрии пресс-службы были куда более четко отлаженным механизмом, чем, скажем, в музеях (не говоря уже о, например, университетах), но частота этих странных заторов на пути от проекта к его читателям-слушателям-зрителям удручала.
Конечно, дело вовсе не в том, что тот или иной пресс-секретарь не знает своего дела. Дело в каких-то постоянных сбоях в работе с информацией в нашей, культурной, области, во многом связанных с одним из главных пороков мира «высокой» культуры - культурным снобизмом. Я вспоминаю один вопиющий случай, произошедший не с пресс-службой (пресс-секретарь там был отличный), а с куратором знаменитого отечественного музея. Проект был интересный, к тому же совместный с крупным западным фондом, - но то, с каким невыразимым презрением человек (кстати, сам довольно известный журналист) относился к тем, кто пытался выяснить у него хоть какую-то информацию, было очень грустно. Так, одному из людей, не первый год пишущих в прессу вполне разумные статьи про выставки классического и современного искусства, он посоветовал, по ее словам, сначала прочитать Платона, а потом уже обращаться к нему за комментариями. Подобные случаи происходили неоднократно, и, в итоге, прием проекта на родине прошел довольно кисло, чего, собственно, и стоило ожидать. Вообразите мое удивление, когда в одной из газет я натолкнулась на статью того же самого человека, который сетовал на то, что, мол, критики у нас убогие, ничего не знают, проект его не поняли - то ли дело на западе. Мысль о том, что он сам спровоцировал волну непонимания, потому что не потрудился четко и ясно разъяснить свою позицию по ряду вопросов, в статье даже не проскальзывала.
По иронии судьбы, я видела тот же самый проект в Берлине, и меня, помнится, поразило вежливое, грамотное, спокойное отношение к неизвестному им лично человеку не только у специально обученных для этих целей людей, но и у обычных музейных работников. Я также вспоминаю радушный прием, который был оказан мне в том же Берлине пару лет назад за несколько дней до открытия грандиозной экспозиции «Лица двадцатого столетия Аугуста Зандера». Я уезжала раньше открытия, позвонила в музей Martin-Grophius-Bau - и меня тут же пустили на предвернисажный монтаж выставки. Два главных куратора, занимавшиеся темой много лет подряд, Сюзанна Ланге и Габриэлла Конрат-Шолл водили меня по выставке около двух часов, ни на минуту не выпуская из вида и подробно отвечая на вопросы (думаю не все из них показались им особенно умными). Это, впрочем, обычное отношение к прессе в европейских и американских музеях. Однако я далека от того, чтобы думать, что все самое лучшее происходит на западе. Вот, скажем, пару месяцев назад мы обсуждали вопрос о «невежественности» отечественных критиков с одним из самых известных западных искусствоведов и исследователей визуальности Джеймсом Элкинсом, готовящем сейчас книгу о современной арт-критике в разных странах мира. Выяснилось, что ситуация в России, собственно, не так уж и плоха, например, при сравнении с Америкой в силу специфики нашей экономической ситуации (молодежь с образованием в гуманитарных областях и со степенями вынужденно идет не в науку, а в смежные области).
То, что информация в современном культурном мире - огромный капитал, -настолько банально, что даже странно такие вещи повторять. Про разного рода механизмы передачи информации, роль в ее распространении разного рода сетей, в том числе личных сетей, выстроенных от человека к человеку, писали многие, начиная с простых и несложных указаний аспирантам Фила Агре и заканчивая исследованием социальных сетей Бари Веллманом. В этом смысле каждый журналист и каждый пресс-секретарь - это пушкинские «почтовые лошади просвещения», передаточное звено от создателя к потенциальному потребителю. Да, из десяти человек, с которыми вам приходится говорить по поводу вашего проекта, трое могут совершенно не разбираться в предмете, двое, возможно, сдуют всю информацию из пресс-релиза, а один напишет гадости — однако останутся еще четверо, которые смогут разобраться, понять и донести информацию до мира. Работать, к сожалению, придется со всеми, отсеять достойных и недостойных по критерию читал ли кто-то из них Платона, как звучит его голос по телефону и носит ли он волосы на прямой или на косой пробор, в современном мире больше не представляется возможным.
Представление о том, что современное искусство и культура в целом не оперируют больше критериями «качества» и «вкуса», а успех того или иного проекта зачастую зависит от того, насколько много шумихи удастся создать вокруг данного произведения, также хорошо известно. Почитайте хотя бы нашумевшую у нас в прошлом году книгу Джона Сибрука «Nowbrow, культура маркетинга или маркетинг культуры» - книгу, которую, как многим показалось, можно использовать в качестве пособия по жизни в мире «посткультуры». Я, однако, не понимаю ни криков об ужасах общества потребления, ни сетований о том, что «голодающий художник, мечтатель, неспособный заработать на жизнь своим искусством, потерял свое значение как культурный архетип», а его место занял «харизматичный жулик», «один из миллионов создателей контента». Мне-то как раз кажется, что то, что «классические ценности», место которых в мертвом брюхе музея или в гетто для высоколобых (которые единственные могут выбрать, что хорошо и что плохо или поддержать умирающего от голода художника небольшой подачкой), перестали обладать непререкаемым авторитетом- это явление положительное. Именно это заставляет нас выходить в окружающий мир из своего тесного загончика и искать простые формы объяснения сложного, взаимодействовать с реальностью и встраиваться в ежедневную жизнь. А вот если мы не будем делать этого, мир под завязку заполнится бессмысленными проектами, основанными только на трескотне и хорошем владении «технологиями успеха» Именно в неумении донести свои «высокие» ценности до самого обычного человека и в определенной ленности ума и кроется, на мой взгляд, изначальная причина отечественного культурного снобизма, а вовсе не в попытке сохранить вечные ценности прошлых поколений в чистом и незамутненном виде.
