«Так поступают все женщины» (Cosi fan tutte) Моцарта на либретто Да Понте – смешная и грустная история о непостоянстве как основе человеческих отношений. Женская верность невозможна – убеждает своих неискушенных приятелей Феррандо и Гульельмо опытный Дон Альфонсо. Мужчины лгут, поэтому бессмысленно хранить верность – обрабатывает сестер Фьордилиджи и Дорабеллу искушенная Деспина. «Сosi» – история двойного непостоянства: как женского (расставшись с возлюбленными, обе сестры не смогли устоять перед новыми соблазнителями), так и мужского (покинув своих возлюбленных, офицеры соблазнили чужих). Что это все – любовь или игра в нее? Можно ли разбить отношения, а потом, простив измену, начать снова? Можно ли пережить все это за один день? А если да, чем же тогда заниматься остальную жизнь?
Если честно, все это какие-то не наши вопросы. Галантный век с его вкусом к игре и сложной интриге – среда не слишком-то осязаемая для нашего оперно-театрального пространства, где в почете масштабные полотна и сильные страсти. И если Моцарт со всем своим оперным багажом вообще не российский герой, то Моцарт галантный, исследующий страсть, играющий ее оттенками – тем более. В «Cosi», несмотря на прагматичный сюжет, ничего не делается впрямую, в том числе не прояснен до конца ключевой вопрос: понимают ли девушки, что затеяли их возлюбленные? Ну, не может же быть, что они полные дуры, не догадавшиеся, что под видом маскарадных «албанцев» к ним клеятся свои в доску парни! Если принять ситуацию за достоверную (не узнать своих возлюбленных невозможно), то, разумеется, все всё понимают сразу, и «Cosi» -- двойная игра: юноши испытывают, девушки подыгрывают (изменяем, раз все так складывается, мужчины сами дали повод). Если считать, что достоверного нет и жизнь, в принципе, уже есть представление, то «Cosi» -- игра тройная (вы нас тестируете, мы делаем вид, что изменяем, потому что играть с теми, кто играет с тобой -- искусство выше любовного). Словом, «Cosi» -- лабиринт, где женщины, естественно, изобретательнее и тоньше мужчин, а каждый новый поворот сюжета открывает новую градацию чувств. И так – до конца, внешне благополучного (пары помирились), но оставляющего всех в растерянности. Невинность утрачена, и от новых знаний теперь страшно.
Музыкальный театр им. Станиславского и Немировича-Данченко, героически обратившийся к «Cosi», шел дорогой без традиций: «Cosi» в России толком не знают, опера нерепертуарна, постановок за последние сто лет перечесть по пальцам (1962 – Музыкальный театр им. Станиславского,1978 – Большой театр, 2002 – Мариинский театр). Ориентироваться на эталонную модель, которую олицетворяет знаменитая постановкеа Джорджо Стрелера в Пикколо Скала (красивый костюмный спектакль, время – 18-й век), показанная в прошлом сезоне в Москве, было бессмысленно: такие вещи дорого стоят, и они уже принадлежат прошлому. Ориентироваться на актуальную немецкую модель, одно из воплощений которой -- спектакль Ханса Нойенфельса в Зальцбурге (2000), отличающийся полным отсутствием иллюзий, циничный до неприятного (измена – следствие элементарного любопытства, жанр – поединок, эпоха – постунисекс: все – как инопланетяне), опасно: публика не готова, да и у театра нет свободы говорить о сути без помощи реальной среды. Третий путь – наш, российский: найти в своей собственной жизни то место и время, где сюжет «Cosi» обрел бы вполне жизненные очертания, и зритель, внутренне притихнув от узнавания, понял бы его как историю своей жизни.
Такая тропа нашлась, и имя ей – война. Война – та чрезвычайная ситуация, одной из человеческих проявлений которой является молниеносный роман. Сегодня – любовь, завтра – фронт. Надо спешить.
Место действия спектакля Александра Тителя -- полевой госпиталь в Средней Азии, опознаваемой по тюбетейкам, пестрым коврам и пиалам (играющий в шахматы узбек в красном халате – лучший персонаж спектакля). Здесь, пока где-то далеко идет война, вполне в жанре духоподъемного советского кино 1940-50-х среди экзотических зарослей, имитирующих бамбуковые (художник – Владимир Арефьев), растет и ширится чисто советская идиллия: разомлевшие в тылу офицеры испытывают на прочность своих медподруг, те же, хоть и наши, советские, поступают, как все женщины в мире. Вот собственно, и все. Два часа музыки, звучащей, как из репродуктора, с бодрым советским настроем, заполнены симпатичными жанровыми сценами: от купания раненых в алюминиевых ваннах до вечеринки под патефон, где медработники и раненые движутся задумчивыми парами, а больной со стажем Альфонсо с чисто советской смекалкой кружится прямо на инвалидной коляске, приобняв подружку Деспину.
На фоне этого среднеазиатского затишья, пробуждающего у тех, кто в курсе, ностальгиею по временам, когда разные народы были одной дружной семьей, и выпевается на итальянском языке в сопровождении русского перевода на электронном табло моцартовская интрига, наполненная фокусами старых добрых времен советского коммунального житья: офицеры, маскируясь под новоиспеченных раненых, появляются настолько забинтованными, что воспринимаются комическими фигурами; сестрички, хранившие в нагрудных карманах белых халатов фотки своих любимых, оттягивая время, балуются комсомольским стриптизом, показывая атласное белье. Новые романы зародились в безделье, но закончилась все равно плохо: офицеры уходят на фронт, сестры остаются. Верность в условиях войны невозможна. Дважды два все равно четыре -- даже не нужно тратить столько театрального времени, чтобы это доказать – понятно с первой секунды.
Быстрая любовь – закон не только классицизма, но и закон войны. Если добавить оглушительно громкое пение, оглушительно громкий оркестр (дирижер Вольф Горелеик) и душевные сценки из счастливого советского прошлого, то военно-полевой роман по Моцарту можно считать состоявшимся.
