Чиновники решили культуру причесать и подстричь, предложив ей осознать новые законы, перейти на новые, рыночные отношения. Бунт деятелей культуры реформу притормозил, но не отменил. Очевидно, услышав грозность и взвинченность театрального «бунта», Президент РФ 10 февраля принял у себя несколько ведущих деятелей российского театра. Накануне этой встречи мы попросили художественного руководителя Петербургского академического драматического театра им. Комиссаржевской Виктора Новикова поделиться с нами своими идеями относительно реформы. Беседу вела Марина Заболотняя.
Что беспокоит в сложившейся ситуации вас, опытного театрального практика, пережившего многие системы и варианты существования театра? Нужно ли сегодня спасать наше достояние - репертуарный театр - или «спасение утопающих – дело рук самих утопающих»?
Я не очень понимаю нынешние крики о театральной реформе и о спасении театра. Конечно, реформы необходимы. Вопрос, каким образом проводить их, что нужно делать? Уверен, что нужен закон о культуре вообще и закон о творческих союзах. Но прежде, чем принимать эти законы, необходимо, в первую очередь, принять закон о труде в творческой организации, пересмотреть трудовое законодательство, ту ее часть, которая касается работы в театрах и которая, на мой взгляд, давно устарела. Нужно принять, в конце концов, закон о спонсорстве и меценатстве. И все эти действия должны быть скоординированы с учетом социальных гарантий творческих работников. Сейчас заработная плата актера ниже прожиточного минимума и, отправляя его на пенсию, государство обрекает на голодную жизнь. В то же время мы прекрасно понимаем, что сегодняшний театр в его нищенском положении далее существовать не может. Да, действительно, огромная победа российского театра – репертуарный театр. Мы этим гордимся и до сих пор бьем себя кулаком в грудь. Но не надо забывать, что репертуарный театр, как принято считать, начинался с МХТ, - предприятия частного, существовавшего на деньги купца Алексеева, т.е. г-на Станиславского, равно как и других меценатов. Что труппа МХТ, с момента ее создания, ежегодно менялась процентов на 30-40. Что спектаклей репетировалось очень много, но большинство держались в афише совсем недолго. Хорошо, если в сезон набирался десяток лучших. Собирали зрителей не полный зал. Это видно по энциклопедии МХТ. Но главное, в те годы существовали различные типы театра. Были частные, были государственные, императорские. Актеры имели свой возрастной ценз, после которого они были вынуждены покидать сцену. Только некоторым государь-император разрешал остаться. История это длинная… Так же надо помнить, что при советской власти создавались достаточно традиционные труппы, тогда возникло понимание театра-дома, как некоего места жизни.
То есть театр-дом - это своего рода защита от внешней жизни, побег от действительности?
Конечно, от советской системы. К театру были привязаны. Переходы из театра в театр были крайне редки. Трудно было представить, чтобы артист играл и в МХАТе, и Театре Сатиры. Были лидеры-режиссеры и преданные им актеры-единомышленники. И уход из такого театра был драматичным.
Не была ли эта модель идеальной: из студии выращивался театральный организм?
Театр одного типа быть не может. В какой-то момент из художественной самодеятельности, университетского театра стали возникать забытые ныне студии. Они возникли в 60-х годах, там работали Гета Яновская, Гинкас, Марк Розовский, Женя Шифферс. И это был уход в свободу. Но сегодня, когда мы, действительно, погружаемся в рыночные отношения, театр не может не реагировать на изменения политико-экономической формации государства.
То есть с Россией, которую мы потеряли, должен уйти и ее театр?
Я не уверен, но может быть, ту коммунистическую Россию и надо было терять. А театр в новом мире, в новых отношениях должен меняться. Антрепризные спектакли, пусть даже не самого высокого качества, дают возможность реализовать свои амбиции и режиссеру, и актеру. К тому же – чего скрывать – это возможность определенного заработка. До перестройки, актеры подрабатывали на радио, ТВ, в кино, концертных организациях. Рухнула система, и актеры перебросились в другие сферы заработка – в шоу, ночные клубы, антрепризы. Трудно упрекать человека за то, что он зарабатывает своей профессией. В театре зарплата нищенская, на нее не прожить и одному, не говоря о семье. А сколько по стране режиссеров и актеров пропадает! Сколько театральных вузов, которые плодят безработных. Это же катастрофа.
Говорят, что театры живут за счет своих площадей, выступая в роли рантье: сдают в аренду помещения под коммерческие структуры, сцену для антрепризных спектаклей. Для спасения театра, особенно сегодня, - множество препятствий. Очень трудно обновлять труппу. Ждать естественного ухода актера – слишком цинично, а уволить человека почти невозможно. История с Волочковой продемонстрировала несовершенство всей правовой системы. Если у нас есть деньги на 45 актеров, а я хочу взять молодых актеров на проект, я должен знать, откуда взять дополнительные деньги. Где и как взять? Это сложный вопрос и творчески, и технически.
И все-таки - объективно - надо спасать репертуарный театр или нет?
О каком репертуарном театре мы говорим? Если выделяют в год на постановочные расходы миллион рублей! Да на эти деньги не поставишь и одного спектакля, а хотелось бы в год делать три-четыре премьеры. Поэтому необходимо выработать некую реальную дотационную сумму. Исходя из вместительности нашего зрительного зала, т.е. 600 человек, - надо определить посещаемость зрителя за сезон. Зная эту цифру, театр имел бы возможность отказаться от спектаклей в нерентабельные дни. Предположим, играть спектакли во второй половине недели, включая выходные дни. Чтобы зал заполнялся не на 30-40%, а каждый раз – на 100%, нужно отрегулировать спрос с предложением. Тогда оставшимися свободными днями можно распоряжаться по необходимости - либо на репетиции, либо на аренду зала. Сэкономленную или заработанную сумму денег театр мог бы потратить по необходимости: на PR, на зарплаты, на гастроли, на ремонт или навыпуск новых спектаклей. Понятно, что на старом репертуаре долго не проживешь, но сколько и каким должен быть этот репертуар? Сколько названий? 10? 20 спектаклей? Тут все отрабатывается индивидуально, только практикой. В США убыточные спектакли снимают немедленно. Мы же ни один спектакль финансово не «отбиваем». Чтобы отбить спектакль, играя его не каждый день, чтобы вернуть вложенные в него деньги, требуется несколько лет.
В данной системе теряется возможность экспериментировать молодым, - тем счастливым нищим, которые могут стать новаторами сцены, будущими Мейерхольдами, Таировыми, Брехтами, Маяковскими…
Будут спонсоры и меценаты, будут и возможности для экспериментов. Сегодня при миллионе рублей на год я не имею права на провал. На большой сцене очень страшно рисковать, страшно платить гонорары молодому режиссеру, художнику или драматургу. Для их реализации должны существовать небольшие театры-студии. У меня была привязанность к одному молодому режиссеру, которому я дал возможность себя реализовать трижды! И я проиграл. Хорошо, что есть и другой пример. Александр Морфов, которого я увидел в Македонии и Болгарии, и в него, неизвестного до той поры России режиссера, поверил и рискнул деньгами. Деньгами государственными. Сегодня он – главный приглашенный режиссер, и его две постановки на нашей сцене - «Буря» и «Дон Жуан» - оказались успешными. Риск должен быть оправдан. Все разговоры о смерти репертуарного театра специально заостряются. С театром, как таковым, ничего не случится. Вопрос в количестве театров. Сколько этих репертуарных театров должно быть? Ведь рядом с ними обязательно будут жить другие типы театра. А государство должно определить, сколько оно выдержит таких достояний республики. Ясно, что в провинции, где он один, вопрос о существовании не стоит. Такой театр будет всегда, как футбольная команда. Где свыше десятка, там бюджет города может не выдержать. Но как определить приоритеты, если театров более ста? Думаю, никакой экспертный институт тут не поможет.
Т.е. репертуарные театры будут вроде заповедников?
После революции для сохранения культурного генофонда отдельным товарищам выделялись пособия. В голод их подкармливали. Даже в блокаду, чтобы кого-то подкормить, в Астории, была особая столовая. Вот они выберут пять театров – как сегодня выбрали Большой, Мариинский, Филармонию – и объявят их национальным достоянием. В Петербурге - Александринский, БДТ, сыгравший огромную роль в нравственном становлении общества. Проблемы будут у встроенных театров типа Комедии (Елисеевский магазин), Театра им. В. Ф. Комиссаржевской (Пассаж), им. Ленсовета.
Вы, как художественный руководитель академического драматического театра, готовы к реформе?
Я готов к реформе, не знаю, правда, какой. Потому что еще ничего не решено. При условии социальной защиты людей и дееспособном механизме формирования труппы я бы перевел театр на контрактную систему. Если государство выделит мне общую сумму, я сам придумаю, как нам жить. И тогда требуйте от меня полный зрительный зал.
Да, но театр может быть устроен как кафедра, а может показывать стриптиз и заполнять зал на все сто.
Это вопрос идеологии. Мы не можем игнорировать зрителя, не можем смотреть на него сверху вниз, но и опускаться ниже его уровня тоже недопустимо. Тут нужна золотая середина.
Меня, как личность, в детстве сформировал только один театр – БДТ Товстоногова. Какой сегодня театр формирует личности нынешнего молодого человека? О чем будет вспоминать ребенок, когда станет взрослым?
Может быть, о театре Додина. Может быть. Меняется общество. Можно играть гениальный спектакль с гениальными актерами в полупустом зале. Это зависит от выбора пьесы, выбора режиссера, многое зависит от зала. Что сегодня можно сыграть в зале на тысячу мест? Какой это должен быть спектакль, чтобы заполнить зал? Какой актер или режиссер?
Петр Фоменко, например.
Я не уверен. Проблема вот в чем. Сколько может выдержать концертов один выдающийся музыкант мирового уровня? Один, два. Привезут нам спектакль Питера Брука: сколько раз он заполнит зал? – два, три, ну, пять. Все. Что мы хотим сегодня, когда нет никакой идеологии, на чем воспитываться? Будут воспитываться на моноспектакле Алисы Фрейндлих, на «Бесах», «Дяде Ване», на «Братьях и сестрах» Додина. Да, театр, и кафедра. Но, уверяю тебя, что и «Дон Жуана» Театра Комиссаржевской, - этот праздничный, умный, философский спектакль, - зритель запомнит тоже. Но подобные спектакли уникальны. Я бы хотел пригласить на постановку европейского режиссера, но он просит 60 тысяч евро за постановку, а у меня таких денег нет! Нужны разные сцены: и на 50, и на 200 мест. Но! говоря о большой сцене, мне становится физически больно, когда я вижу полупустой зал и не понимаю, что происходит: то ли администрация плохо работает, то ли плохой спектакль, то ли день критический… Еще раз повторяю – трудовое законодательство, спонсорство и меценатство, финансовая свобода. Ни один театр не выдержит содержание здания. Мы должны научиться жить в новых условиях, а государство должно нам в этом помочь. Вы хотите, чтобы мы ставили русскую классику? Предположим. Могу с этим согласиться. Это есть идеология нашего государства, и вы ее финансируете.
Да, но при соцзаказе неизбежна цензура. А как быть со свободой творчества?
Да, возникает дополнительная цензура. Но сегодня проблем с пьесами нет – мир открыт. Есть проблема с режиссурой. Мы сегодня все немножко загнаны. Это, конечно, зависит во многом от руководителя театра. Чтобы пригласить хорошего режиссера, надо иметь деньги. Надо, чтобы молодой и талантливый режиссер совпадал по умонастроениям, по внутренним ритмам с линией театра, с его традициями. Я не сторонник резких телодвижений. Взорвать можно все в минуту, труднее – сохранять и видоизменять. У Морфова, например, произошел контакт с труппой, с людьми, которые готовы забыть все свои халтуры и работать с ним, готовы по 10- 12 часов находиться вместе. Это редчайший случай. Режиссеров-ремесленников достаточно. Так как я сам спектаклей не ставлю, я не боюсь сравнений.