Когда ребенок рисует грязным пальчиком на стене туалета, добрая мать умиляется: «Художник растет». Квентин Тарантино ввел наивных, типа меня, в заблуждение, прикинувшись доброй матерью режиссера Алексея Федорченко, когда восторженно отозвался о фильме «Овсянки». Если бы я знала, что Тарантино выступит в этой новой для него роли, я бы не стала читать повесть Дениса Осокина (Аиста Сергеева) и не пошла бы смотреть фильм.
В этом фильме двое мужчин, директор бумажной фабрики и фотограф, везут жечь толстую женщину, которая до того, как умерла, была женой директора и он ее очень любил во «все ее три отверстия». То, что любил сильно, становится ясно из сцены, где муж трогательно моет жену водкой, а больше это не ясно ни из чего. Моет румяное мертвое тело, везет на сожжение и сжигает ее он спокойно и упрямо, как человек, которому очень надоело возиться с этой бабищей и который хочет, чтобы съемки поскорее закончились и можно было идти домой.
Его попутчик, человек, от имени которого ведется читка повести за кадром, вроде как нравился этой мертвой директорской жене и сам ей симпатизировал. По жене, которая, как живая, трясется в кузове, пока ее везут жечь, не очень понятно, кто именно ей нравится. Она, улыбчивая, похожая на огромную бело-розовую зефирину, кажется, любит всех и всеми своими отверстиями. А Аист, так зовут фотографа, непонятно, кого любит. Если б он сам своим голосом за кадром не сказал, что ему очень нравилась Танюша, я бы ни в жизнь такое не подумала. На протяжении всего фильма у него, как и у мужа покойницы, замерзшее и тоскливое лицо не молодого уже человека, который знает, что прежде чем греться у погребального костра, надо будет сначала взгромоздить эту здоровенную Таню на поленницу. Но они это сделают, суровые мери.
Да, тот факт, что двое мужиков везут жечь мертвую и гаишника не смущает улыбчивое лицо мертвой в машине, объясняется тем, что все эти люди — загадочный угро-финский народ меря, очень распущенные в сексуальном плане язычники, которые жгут своих мертвых. А еще они привязывают к «женским волосам» невест веревочки и отмечают смерть жен с проститутками, которые им, мерям, попадаются понятливые, как гаишники, лишних вопросов не задают и получают удовольствие от соприкосновения с этой былинной стариной.
Музыку для фильма про финно-угорское племя должен был писать Таркан, но то ли денег на Таркана не хватило, то ли режиссер понял, что турецкие напевы не будут здесь достаточно уместны, в общем, про музыку могу сказать только одно: песен Таркана в фильме нет.
Самое симпатичное в фильме — птички овсянки, которых Аист берет с собой жечь директорскую жену. Действительно, милые птички, серенькие, с желтыми пятнышками, а то, что они делают в финале, кажется самым разумным и логичным из всего происходящего. Спасибо им.
