Без преувеличения: фестиваль в честь Майи Плисецкой потряс наш культурный мир и напомнил о том, что искусство может быть фактом общественной жизни. Отметить свой юбилей в Кремле, да еще в форме своего коронного балета «Дон Кихот» – такое может только Плисецкая. В ней сочетание, рождающее взрыв: легенда из прошлого и действующее лицо современности, памятник и вечная молодость. Майя Плисецкая – символ. Не только искусства балета, не только советского балета, но ХХ века. Века, в одно мгновение ставшего прошлым.
Майя Плисецкая означает другую эпоху, от которой нас отделяет не какое-то количество лет, а пропасть, куда рухнули идеалы и формы бытия. Сегодня мы вылеплены из другого теста: изменились не только мысли и чувства, изменилась фактура жизни. Как же можно в этот новый космос вводить как ни в чем не бывало знак исчезнувшей цивилизации, зачем ломать ход времени? Второе: к чему это самой героине? Какой смысл в публичном утверждении своего былого статуса? Наконец, зачем все это Большому театру, отягощенному реконструкцией и отсутствием новых креативных идей?
Однако по мере продвижения бренда Майи Плисецкой произошло смешение акцентов. Медиа-образ говорил об обратном: Майя Плисецкая -- не запоздалая гостья, она напоминает о системе ценностей, казавшейся некогда незыблемой и единственно правильной. Не она является к нам, а мы, замерев как вкопанные, заглядываем в ее эпоху, куда она милостиво позволила приоткрыть занавес. Эпоху большого стиля, где единицей измерения были не выдающиеся балерины, а выдающиеся личности и их великие романы со своим временем. Королева выходит из своих покоев не затем, чтобы узнать о жизни подданных, а затем, чтобы продемонстрировать им свою недосягаемость.
Программа фестиваля была короткой и отражающей вклад юбиляра в искусство. «Лебединое озеро» в редакции Григоровича и «Дон Кихот» в редакции Фадеечева – в этих балетах Плисецкая сделала свои главные классические роли и стала витриной режима. Возобновленная «Кармен-сюита» (1967) напомнила о перевороте, произведенном юбиляром в искусстве балета и сознании эпохи. Балет Стравинского «Игра в карты» (премьера) утверждал креативный образ героини, ее удивительную способность обновляться и смотреть вперед. Наконец, юбилейный подарок планетарного масштаба – гала «Дон Кихот» -- собрал в Кремлевском Дворце балетную элиту мира: Николай Цискаридзе (Большой театр) и Диана Вишнева (Мариинский театр), Алина Кожокару и Йохан Кобборг (Королевский балет, Лондон), Лоран Илер, Аньес Летестю и Жан-Гийом Бар (Опера де Пари), Полина Семионова и Артем Шпилевский (Государственный балет, Берлин). Кроме того: Хоакин Кортес с фламенко, брэйк-данс, настоящие шаолиньские монахи, Ансамбль песни и пляски им. Александрова и даже театральные контролерши с корзинами цветов в исполнении Хора ветеранов Большого театра (режиссеры Алексей Ратманский, Дмитрий Черняков).
В ходе фестиваля открылось еще одно подтверждение того, что время можно повернуть вспять: ажиотаж. Оказалось, бренд МП жизненно необходим, как когда-то, всем возрастам и сословиям: не только ровесникам балерины, но и юношам, обдумывающим житье, не только бедным балетоманам, но и преуспевающим представителям бизнес-класса. На вечере, когда давали «Игру в карты» и «Кармен-сюиту», Большой брали штурмом, как когда-то на балете «Анна Каренина» в далеком 1972-м. В пробке, возникшей у врат в новый храм искусства (узкий дверной проем, через который надо почти боком протискиваться на Новую сцену Большого), в сквозняке и мраке сгрудились народные артисты России, на глазах терявшие достоинство и свежий вид. Словом, все осталось по-прежнему: как не был человек мерой всех вещей при старом режиме, так и не стал мерой при сегодняшнем.
Наконец, Плисецкая – это то, что, как и в старые времена, делает кассу и питает черный рынок. На заключительном вечере в кассах Кремлевского Дворца висела заветная надпись: «Все билеты проданы», а рядом под наблюдением охраны с пачками билетов в руках клубились те самые, кто делает из мифа бизнес: на улице бренд шел по 1500, внутри по 1000 р.
Уроки, которые дал фестиваль, осмыслять можно долго и тщательно, с пользой для всех. Первое: миф был, есть и будет жить, сколько ему хочется. Всякая жизнь имеет начало и конец, в том числе и наша быстротекущая. Но боги живут по другим законам: они не стареют, кроме того, имеют способность мгновенной материализации в любое время. Они обладают гипнотической силой воздействия: даже если простым смертным что-то не по душе, самое разумное -- играть по предложенным правилам. А правила в отношении Плисецкая – Россия установлены раз и навсегда: королева – подданные, богиня – поклонники, звезда – апологеты, воля – покорность.
Второе: предъявить нам в плане хореографических идей пока нечего. Вернее, то, что есть сегодня, рождается как сиюминутное, специальное, внутриутробное. На вечере, где встретились прошлое («Кармен-сюита» Альберто Алонсо) и настоящее («Игра в карты» Алексея Ратманского) балетного искусства, было ясно: при всей архаике, вампуке и невозможной сегодня патетике прошлое харизматично и обладает креативной волей. Достаточно розы в волосах, мини-юбки, выставленного вперед бедра и упертой в бедро руки (легендарная поза, почти икона) – и этого достаточно, чтобы войти в историю искусства. В настоящем есть многое: культура, выучка, минимализм, абстрактное мышление – все, что положено, чтобы называться современным искусством. В итоге – культурная ординарность, эстетизированная пустота. И даже никаких претензий на любовь и память потомков.
Третье. Мифом является личность, а не балерина. Старые записи, которые в эти ноябрьские дни стали достоянием общественности, явили один хореографический феномен: руки Лебедя в миниатюре Фокина на музыку Сен-Санса. В остальном доминирует не танец, который остался в своем времени, а свойства личности: воля к жизни, жажда успеха, самоутверждение экстраверта, выходящего только побеждать и даже не сомневающегося, что весь мир крутится вокруг него.
Плисецкая не вмещается в понятие «балерина». Балерины -- это Анна Павлова, это Ульяна Лопаткина, появление которой на сцене не выходит за границы танца, но при том настолько самодостаточно, что ничего больше не нужно: ее танец – целый мир, а мир вокруг нее словно перестает существовать. Танец Лопаткиной – способ самоизоляции интроверта в эпоху аутизма, это медитация, уход в себя, умирание своей воли каждую секунду, в каждом движении. Дитя тоталитарной эпохи, Плисецкая сразу вышла за границы танца, чтобы утвердить себя. Она артистка, которая с помощью танца несет сексуальность, борьбу, вызов: «Смотрите, какая я! Я ничего не боюсь!» Танец Плисецкой означал свободу. Он -- форма борьбы с режимом, с временем, с собой. Пример личной воли в эпоху коллективизма.
На фото - Майя Плисецкая и Михаил Барышников с выставки (Нью-Йорк, 1988 г.).
