Вчера, 21 января 2013 года, в ГЦСИ состоялось обсуждение концепции Музея современного искусства, на которое были приглашены российские и зарубежные эксперты.
Напомним, что проект здания музея современного искусства на базе ГЦСИ обсуждался и планировался с 2002 года. Предполагался участок на Зоологической (м. Краснопресненская), но затем проект гипнозом был брошен в Ялту… простите, решением мэра был перенесен на место рухнувшего Басманного рынка (м. Бауманская). Переделав проект, перед тем, как строить, ГЦСИ организовал общественные слушания.
Мощным фронтом выступил против проекта ряд деятелей искусства, среди них – члены Общественного совета при Минкульте РФ: директор «Гаража» Антон Белов, основатель «Стрелки» Александр Мамут и галерист Владимир Овчаренко. Основные претензии: не был проведен архитектурный конкурс, не разработана концепция музея, завышена смета, неубедительная коллекция. Да и место какое-то позорное – Овчаренко сказал, что идеально было бы сделать возле Кремля на месте гостиницы «Россия». Потребовали обсуждения концепции широким кругом экспертов. Их бы энергию в начало 2000-х, когда ГЦСИ просили о проведении конкурса, да им сказали, что на это денег нет.
Первым делом сменили место для стройки – теперь музей станет «станет стержневым корнем, вокруг которого будет формироваться вся застройка района Ходынского поля», как РИА «Новости» процитировало министра культуры РФ Владимира Мединского. А именно - стержнем гостинично-офисного центра, то есть положение не только географически, но и статусно – унизительное. Остается только черный юмор: Ходынское поле исторически известно своей высокой посещаемостью. Сроки реализации – примерно 2018 год, то есть вполне возможно, что к тому времени падишах будет здравствовать, а ишак как-то сам сдохнет, и уже никакого места под музей не потребуется. Незадача - падишахи сменяются, а искусство все есть и есть.
На обсуждение концепции музея и архитектурного конкурса Белов, Мамут и Овчаренко были приглашены, но не пришли, из чего можно сделать такой вывод, что концепция музея их не волнует. А Ходынка как местоположение устраивает, хоть далеко и не гостиница «Россия». Ратовали за прозрачность – а теперь не хотят продолжать. И складывается как будто такая история – надо было только передвинуть музей со слишком все-таки хорошего места куда подальше. Тут даже симфония получается с историей о неэффективных ВУЗах, большинство из них расположено в центре города - некий исторический смысл деятельности министра Мединского. «Дорогая моя столица, золотая моя Москва…»
Что касается архитектурного конкурса, обсуждать его пришел Сергей Чобан. Он, безусловно, один из ведущих российских архитекторов, но только надо учесть, что он ближайший соратник и даже, можно сказать, наверное, учитель нынешнего главного архитектора столицы Сергея Кузнецова. Отмененный проект, в котором директор ГЦСИ являлся соавтором проекта – был кулуарным решением, и это нехорошо. Ну а тут все так прозрачно, что даже неприлично.
Чобан, не побоявшись плагиата, высказал конструктивную мысль. Дано 2 гектара земли (это достоинство нового места) - строить надо не одно большое здание, а «музейный кампус» - запускать один «таунхаус» за другим, что даст возможность концепции развиваться по ходу дела, в эту же структуру могут влиться частные коллекции. Слово «кампус» нам знакомо по Сколково, борьбу с гигантоманией уже не раз пропагандировал Сергей Кузнецов, в том числе и на обсуждении этого музея осенью в Минкульте. Чобан подчеркнул, что конкурс должен быть заказным, а не открытым, иначе невозможно будет привлечь звездные архитектурные имена.
Об архитектуре высказалась также Марина Коробьина, директор Музея архитектуры им. Щусева. У нее есть опыт работы над организацией конкурса на музей современного искусства в России - в Перми. Председатель жюри, швейцарский архитектор Петер Цумтор как раз борется со star systems, хочет привлекать новые имена, и смог объяснить это организаторам. Это она припомнила по поводу «звезд», о нужности которых упомянул Чобан, но из публики не преминули спросить ее, чем все закончилось – пришлось договорить, что результатами «заказчик был разочарован, история впала в анабиоз, а потом сменилось правительство». Где-то тут и кроется опасность идеи «музейного кампуса» - первый и второй построенный домик всегда можно будет перепрофилировать под ларьки. Необязательно правительство сменится, просто может сменить милость на гнев.
Ну а звезды – если кто-то их гасит, значит это кому-то нужно. Бланш Гринбаум-Сальгас, работник Министерства культуры Франции с 20-летним опытом работы над музеями современного искусства в этой благословенной для музеев стране, отметила, что со звездными архитекторами есть проблемы. Они строят музей как собственный блистательный жест, что неправильно – нужно исходить из концепции музея.
В концепции музея ГЦСИ, текст которой раздали присутствующим, были обозначены в цифрах многие планируемые параметры – от распределения площадей по целевому назначению до предполагаемого дохода. С критикой цифр выступил Андрей Ерофеев, один из лучших кураторов России, кроме того, увы, известный своим организаторским неумением. Из созданного им же отдела новейших течений Государственной Третьяковской Галереи его уволили - формально за бесхозяйственность вроде неучтенных единиц хранения и ночных монтажей, хотя реально он был уволен за бескомпромиссную борьбу с цензурой. Но, как видно, нельзя отрицать его административную малопригодность.
Он сказал, что входная группа в 1000 метров и 5000 метров для хранения – это запредельно. Надо просить аргументированно-лимитированно, а не побольше. И вообще для большого здания нужно много сотрудников, а чем их больше, тем сложнее ими управлять. Печально, что он незаметно для себя из сопротивления печальному опыту работы в ГТГ перешел в проповедь этого опыта как нормы.
Конечно, легче самому убрать мусор на полу, построить стенки для экспозиции, найти спонсоров для каталога и сверстать его, а в свободное время разослать приглашения гостям и прессе, не нанимая для всего этого специальных работников, если только пользуясь помощью научных сотрудников и привлекая самих художников. Но реальность противоречит такому подходу - сделать большое событие единолично невозможно, да и бессовестно пытаться, оставляя без работы специалистов.
Модератор обсуждения, куратор мирового уровня Ярослава Бубнова, знакомая с российскими реалиями как куратор основной программы 2-ой Московской и 2-ой Уральской биеннале, отметила, что европейская статистика показывает, что в среднем один художник кормит пятерых производителей - работников столярных и сварочных мастерских, печатников фотолаборатории и просто маляров, поновляющих стены перед новой экспозицией. А в России – нет ни одной мастерской по production (по-русски – производство, но у нас это не делают, чисто иностранный термин) произведений искусства. Область искусства как трудоустройства безработных в Европе освоена, у нас же, как правило, гуманитариям платят копейки, потому что они работают над теорией и только головой, но на практике их нагружают чужой работой руками за те же копейки. Позитивная особенность представленной концепции ГЦСИ – наличие специальных технических и реставрационных мастерских.
Что касается объема отдела хранения, то если Ерофеев умудрялся произведения, сделанные за 2-ю половину 20 века упаковать в свой рабочий кабинет – этот опыт никак нельзя рекомендовать как норму. Алексей Левыкин, директор Государственного исторического музея, напомнил, что в 1854 построили Оружейную палату на 4000 экспонатов, а уж потом поняли, что для сотрудников и фондов места не предусмотрели. Так с тех пор и повелось, что и то и другое хранят в неприспособленных для этого палатах 17 века. Что касается такого процесса, как современное искусство, то тут хранение рассчитывается не на готовую коллекцию, не на один год или одну выставку, а сразу закладывается возможность развития. А что входная группа кажется большой – так представьте там кафе и гардероб и тут же покажется мало.
Бланш Гринбаум-Сальгас подтвердила, что хранение – важнейший вопрос и привела в пример дорогостоящие арендованные склады Помпиду на севере Парижа, так как хранение не было продумано сразу рядом в центре. Их отдаленность затрудняет научную и выставочную работу сотрудников с фондом. Эту проблему отдаленности стоит помножить на то, что нам и не снилась продвинутая парижская система общественного транспорта, а парижским музейщикам и не снились наши автомобильные пробки.
Ерофеев также раскритиковал сам факт того, что в концепции ГЦСИ указаны предполагаемые доходы от музея – это «лукавство – музей никогда и нигде не приносит дохода». А это уже – неинформированный и безнадежный пессимизм.
Как рассказала товарищ Гринбаум-Сальгас, музей Помпиду находится в бедственном положении – в этом году на приобретение произведений государством было выделено 2,5 миллиона евро, а в следующем – будет только 1,5 миллиона. Но есть общество «друзья музея», они есть и в США, и в Японии, и в Южной Америке, и дарят работы в коллекцию, причем не только художников из своих стран, но со всего мира. Это компенсация недостатка средств. Но музей пытается еще и заработать – организацией своих выставок за рубежом, а также… сдает свои помещения для частных и корпоративных мероприятий. Тут-то и пригодятся квадратные метры, которые Ерофеев считает «лишними».
Обстоятельства «выживания» - нельзя не предвидеть, что именно они нам и предстоят. Если уж во Франции так жестко… Гринбаум-Сальгас напомнила, что в 1975 году указом президента Жоржа Помпиду для музея современного искусства было определено место в центре города. Нельзя ли обратиться к президенту РФ, спрашивает француженка Бланш, и спросить – свободно ли место снесенной гостиницы «Россия»? Обратиться-то можно… Но как писал Ревзин про русские охотничьи байки: «…иду, а навстречу вдруг из болота - Путин с голым торсом и с ружьем. А че не стрельнул-то? Он? Сам не знаю. Добрый, видать».
Франция предстает как страна-покровительница культуры, где даже «при президенте Саркози история искусств была включена в школьную программу», и к ней взывают постоянно. Ерофеев пенял на унылый язык концепции ГЦСИ, по которому видно, что «люди устали стучаться во все двери, и даже Мальро (участник Сопротивления, министр культуры президенте де Голле - ДМ) не был бы убежден такой концепцией».
На что Александр Боровский, завотделом новейших течений Русского Музея в Санкт-Петербурге, ответил: «Хоть Мальро из гроба вынь, а де Голля - нет». Он расценивает ситуацию так- за последние двадцать лет концепции постоянных экспозиций современного искусства выродились в то, что неинтересно даже профессионалам, а мы двадцать лет мы хотим быть святее Папы Римского. Должно быть, Боровский имеет ввиду, что все еще изобретаем самый лучший проект, хотя вот оно, главное, «скромность – установка ГЦСИ, какое есть, провинциальное искусство. Как говорил Сталин, других писателей у нас нет, ну и художников тоже. Андрею [Ерофееву] не понравилась концепция ГЦСИ, а мне как раз понравилась, потому что ее не надо читать. Хоть вы предложите башню Татлина, на вершине которой будет стоять Мединский и размахивать флагом, это юмористический подход – давайте перепишем концепцию и будет нам счастье…Двери не сломать ударом ноги. Кто держит руку на пульсе государства и искусства, тот понимает необходимость телодвижений скромных – несколько десяткой людей поддержат эту институцию и она сама проскребет маленькую норку. Я боюсь больших туннелей».
Даниил Дондурей, главный редактор журнала «Искусство кино», член Совета по развитию гражданского общества и правам человека при Президенте РФ, принял вызов Боровского, и сказал: «Я - та мышка, которая будет проскребать туннель». ГЦСИ ведь начинало скрести свой путь очень давно, когда еще казалось, что так и можно работать , тихо, своим ходом. «У них очень слабая PR составляющая. Важно сформировать желание сделать такой музей у тех, кто формирует бюджет». И Даниил Дондурей свернул с современного искусства на кино: «В эфире нет современного искусства в прайм-тайм. Об Александре Родченко могут рассказать только после 11 вечера». «Возьмем список 100 рекомендованных для просмотра детям фильмов: после 88 года там дыра – детей в современность никто не ведет». А потом с культуры он вдруг, совершенно неожиданно, свернул прямо на госбюджет: «Развитие экономики никто не связывает с развитием культуры. Ну, может быть, только с зарплатами учителей – будут побольше у них зарплаты и будет у нас настоящее духовное развитие». Дондурей, к сожалению, не уточняет, как именно зарплаты учителей приводят к духовности, а та, в свою очередь, к росту экономики – и связь представляется самая мрачная. Но, «что такое музей, о котором мы сегодня говорим – это всего два футболиста «Зенита», их ежегодная зарплата». Это очень точно сказано к вопросу о превышении сметы, но те, кто об этом говорили, бороться за ее сокращение не пришли…
«Всего два футболиста! «Газпром» или «Норильский никель» сделал бы это за год. Но никто не думает, что силу страны можно показать с помощью музея современного искусства – поэтому пока его на Ходынское поле, потом – может быть, за московскую кольцевую автодорогу, потому что это дешевле и ближе к народу. Это мощные многофакторные политические обстоятельства, которые мы не научились двигать. А будет ситуация, когда в 15 миллионном городе будет действительно стыдно не иметь музея современного искусства». Ситуацию, когда кому-то, наконец, станет стыдно в этом городе не за частный случай неуступления старушке места в метро, а вообще за то, что мы с собой сделали как народ, - представить сложно. Но сам факт , что специалист из области кино выступает за современное искусство, свидетельствует о том, что объединение возможно даже между разными областями искусства. А вот внутри одной области понять друг друга гораздо сложнее.
Но есть единомыслие вне территорий, внутри границ профессии. Знаменитый австрийский музейщик Петер Ноевер приехал, чтобы высказаться за то, чтобы сделать этот музей. Он дружит с Россией – в Музее Архитектуры он делал выставку «Австрия, давай!», которая вышла так же хорошо, как и называлась. Уволен из музея за вечеринки для мамы, но ведь такое же будущее ждет французские музеи – выживать за счет сдачи в аренду помещений. Ноевер сказал: «Не стоит разрабатывать концепцию и расписывать выставки на основе собранного материала. Не нужно пытаться сравниться с Помпиду – он уже не столь современный, как вам кажется. Нужно уметь работать с актуальным моментом. Главные в этом процессе – художники, а они живут по принципу перцепции, концепция их будет только сдерживать».Концепция – штука, которая в случае ГЦСИ нужна, чтобы отбить музей от тех, кто не хочет, чтобы он был. А искусству концепция не требуется и даже противоречит.
О примере идеальной долгосрочной концепции музея после дискуссии рассказала Ярослава Бубнова: в Новой Зеландии открылся частный музей на тему memento mori. Шесть подземных этажей, посвященные человеческому телу – но не его эстетике, а бренности. Работы на данную тему были заказаны современным художникам. Принципиальным условием для авторов было использование материалов, которые доживут до 27-го века – тогда прилетят инопланетяне, и они должны увидеть именно то, что сделал художник, а не какие-то руины былых идей. Вот это оригинальная и убедительная концепция – вечная повесть о смерти. Нам бы лучше что-то о жизни.
