Я захожу на сайт прославленного информационно-политического издания, почитать новости. Вижу заголовок: «Владимирский губернатор отломал кран в новом доме одного из погорельцев». И не удивляюсь.
Это ведь нормально – губернатор бродит по домам, сея разрушения, а может даже смерть. Нанося разнообразные увечья. Или – как в данном, сравнительно легком случае, - просто по мелочи пакостничает. Именно этим, думаю я, и занимается обычно всякий губернатор. То есть власть.
Чтобы в дальнейшем не отвлекаться: я понимаю, конечно, что там – нелепая какая-нибудь история о нетрагической случайности; если кому не лень, можно отыскать новость, проверить, но это не важно. В данном, то есть, случае, важна не реальность, как таковая, а сразу две ее проекции: сперва остроумный автор заголовка изобрел эту смешную шутку, рассчитывая, что публика на шутку отреагирует; затем я, читатель, не заметив шутки, воспринял все, как норму.
Думаю, я такой не один. Некоторое, возможно, значимое число граждан, держит в голове именно такую Россию. Люди вроде меня полнят уютные блоги, уважаемые издания, неуважаемые издания высказываниями, за которыми именно такая Россия вырисовывается.
Милиционеры на джипах мчат по просторам, неизбежно заснеженным, и палят в прохожих, не из злобы даже, так, из любопытства. Иногда притормаживают, выходят из дорогостоящих иномарок, и прохожих поколачивают. Чиновники всех уровней постоянно что-нибудь крадут, а в свободное от расхищения частной и государственной собственности – ну, если выдастся вдруг минутка, - время вымогают взятки. Премьер, не покидая «Калины», бьет китов из арбалета, чтобы хоть как-то развеяться. Президент играет в инновационные кубики.
Губернатор идет в дом к погорельцу и отрывает кран. Или вырубает лес. Или погорельца.
Обычно люди благоразумные, государственные или хотя бы мыслящие по-государственнически, перечисляя сходным образом стереотипические представления подонков вроде меня, ворчат – либерал. Или что-нибудь неостроумное, но обидное и фонетически близкое, с окончанием «аст». Пеняют на тлетворный дух злокозненного Запада.
Но если мы обратимся к наследию мыслителей ультраправых, кровавых и почвенных, то наступим ровно на те же грабли:
«Сегодня на круглом столе в МГУ я услышал такую тираду от одного из выступавших:
- У нас нет государства! Нигде нет! Вот я родом из села (такого-то), и я хочу спросить, в чём выражается присутствие государства российского в моём селе, если у нас нет ни милиции, ни медицинской помощи, ни школы?!
Я ему на это ответил:
- Присутствие россиянского государства в вашем селе выражается ИМЕННО В ТОМ, что в вашем селе нет и не будет ни милиции, ни медицинской помощи, ни школы. Не будет - потому что вам самим всё это завести не позволят. Попробуйте только завести свою милицию, государство тут же прискачет и накажет. А на школу или медицину ещё и "средств не хватит", потому что то же самое государство все ваши средства высосало, а пути их поступления перегородило плотинами. Государство россиянское на то, чтобы житья вам не давать, оно для этого и живёт. СМЫСЛ его в этом».
То есть, разницы нет. Вернее, разница только в том, что я, предположим, считаю, что государство пакостит однообразно всем, а мыслитель, процитированный выше, - что прицельно, русским. Это малозначительная деталь, на самом деле, тем более, что мыслитель запросто может всех нерусских вписать в государство, включить в механизм государственного пакостничанья. Важна ведь схема. Важен образ.
Образ есть, образ невозможного государства живет.
Это даже, вопреки штампу, не «оккупационная власть». Оккупант свои мерзости творит рационально – в конце концов, он ведь заинтересован в сохранении контроля над оккупированной территорией, даже если собирается просто, пограбив, уйти. Пока оккупант грабит – ему нужен порядок. Невозможному государству не нужно вообще ничего, кроме пакости в чистом виде. Оно рушит само себя, продуцирует перманентную революционную ситуацию. Оно вот-вот погибнет, осталось только ночь простоять, да день продержаться. Или наоборот.
Это мир инопланетных слизней, или выходцев из ада, скорее, существ, логика которых настолько отлична от нашей, что пытаться понять ее – пустая трата времени. И словно в подтверждение они – они, тут необходим курсив, - время от времени рассылают иномирные совершенно сообщения. Ну вот, например: «Празднование Дня окончания уборки, завоза и закладки на межсезонное хранение картофеля, овощей пройдет 2 ноября в Кремлевском дворце». И это, кстати, не шутка. Рассылают. Пройдет.
Но образ этот вступает в некоторое противоречие с реальностью: несмотря на то, что все вышеперечисленное, - более или менее правда, ну, разве что только губернатор злосчастный не из вредности кран оторвал, - государство не исчезает. Если вы выйдете на улицу, пойдете куда-нибудь по своим делам, или просто пройтись, милиционеры вас, скорее всего, не убьют. Чиновники, при всей их неиллюзорной вороватости, худо-бедно (худо, бедно, да, но) выполняют свои функции. Общественный транспорт ходит. В магазинах продают еду, а не собачьи, допустим, головы. Толпы беженцев не тянутся абы куда из зачумленной России. Все – включая критиков, носителей представления о невозможном государстве, - живут, многие даже с комфортом.
Вы только не подумайте, что суть сегодняшнего проекта – в возвращении отщепенцев, вроде меня, из невозможной России в реальность. Это слишком мелочно. Как-то было бы даже пошло столько слов потратить ради воссоединения постинтеллигенции с народом. Или государством. Или властью. Вообще, с родиной.
Поэтому на время о жителях невозможной России забудем, и вернемся к жителям России обычной. Возможной, существующей. Жителей России обычной не первую неделю трясет из-за Егора Бычкова, активиста Фонда «Город без наркотиков» из Нижнего Тагила, который спасал наркоманов от смерти посредством наручников, за что внезапно получил тюремный срок.
Пересказывать ход сражения закона с порядком, как в суде, так и в умах, наверное, не стоит, - все в курсе. Для дальнейшего важно вот что: в высказываниях самых разных людей, защищавших Бычкова, почти с неизбежностью всплывал рано или поздно образ наркомана. Наркоман – чудовище, уж точно, не человек, бродящий в поисках дозы по миру, и все вокруг уничтожающий – случайных встречных, родных и близких, себя, в конце концов. Пахнуло знакомым, да?
Наркоман в представлении жителей обычной России ничем по фунционалу не отличается от представителя власти с точки зрения жителей России невозможной. Гибрид чужого с хищником. Форма в данном случае важнее содержания. У каждого свой чужой, но опасность, источаемая чужими, для всех одинакова.
И чтобы спастись, заодно объединившись, важно не промахнуться. Тем более, эффективный метод уже изобретен.
Наркоманов – в наручники и к койкам! Прекрасно, но разве список чужих исчерпан? Выше упоминались губернаторы, милиционеры, чиновники… В наручники, к койкам, - мне кажется, их никто не пожалеет, да что там, они и друг друга даже жалеть не станут. А ведь есть еще пьяницы. Воры. Либералы. Западники. Славянофилы. Почвенники. Почечники. Сердечники. Геи. Владельцы бойцовых собак.
Наручники, койка.
А вот еще как минимум два московских публициста карьеры сделали на описании собственного страха: будто бы выходят они из подъезда, а на них нападают жители слободы, в просторечии именуемые гопниками, и за наличие скорбного профиля на части зубами рвут. Один во избежание требует подбрасывать на каждых выборов побольше голосов за ЕР, другой – и вовсе откопать Троцкого Льва Давыдовича. Сложно, неочевидно, неэффективно.
Все ведь проще. Наручники. Койка. И гопников, и публицистов.
А чтобы не мелочиться, чтобы настоящего единения достичь, каждый гражданин РФ, сознательно, с чувством выполняемого долга должен взять, да и пристегнуть себя наручниками к койке. А предварительно – всех малолетних, недееспособных и сомневающихся.
И когда каждый ляжет на спину, надежно зафиксировав милицейскими браслетами руки, и упрется взглядом в потолок, нация станет единой. По-настоящему и навсегда.
Потом все умрут, конечно, но не исключено, что именно этого жителям всех возможных и невозможных Россий как раз хочется. Всерьез. Возникает такое ощущение.
