В первый раз со времен Кабакова павильон России в Венеции был так близок к тому, чтобы получить «Золотого льва», гран-при биеннале. Но получил павильон Анголы – хороший, но и не блистательный, шутили, что дали «за Ботичелли», имея в виду, что немалую роль для впечатления от экспозиции сыграло выбранное помещение – палаццо с экстраординарной коллекцией ренессансного и средневекового искусства, обычно закрытое для посещения. Но было бы странно думать, что члены жюри не смогут отличить, где заканчивается Пьеро делла Франческа и начинается инсталляция. Скорее, дали «по политическим соображениям», хотя вот обозреватель «Ъ» Анна Толстова с этим не согласна: «в чем конкретно заключаются эти политические соображения, когда больше всего наград за национальные павильоны получили Германия, Франция, США и Италия, понять сложно». Но не сложно представить, почему не дадут нам - нынешний российский режим не вызывает симпатий среди творческих людей на Западе, а Захаров тут не причем. Он сделал для павильона вещь интернациональную - что для него естественно, так как он давно живет в Германии и успешно выставляется за рубежом.
В качестве сюжета он берет греческий миф о Данае, и это само по себе наднационально – уважение к культуре эллинов объединяло Европу многие сотни лет. В истории о том, как громовержец Зевс проник к красавице Данае, спрятанной отцом от мужских посягательств в пещере, превратившись в золотой дождь, Захаров делает акцент на циркуляции монет. В верхнем зале двухэтажного русского павильона стоит мужчина в костюме, он через дыру в полу поднимает на веревке деньги в ведре, высыпает их на ленту металлического конвейера.
На нем монеты поднимаются к потолку и высыпаются через «облако» - эдакий металлический дуршлаг на потолке второго зала, полетают через дыру в полу и падают кучей в подвале-пещере. В пещеру вход разрешен только женщинам, и обязательно с прозрачным зонтиком, которые раздает дама у входа, чтобы защититься от случайного удара монетой. Женщин просят вынести из пещеры несколько монеток и оставить в ведре – том самом, которое потом поднимут наверх. Джентльменов в костюмах в перформансе-инсталляции - двое: мужчина-потребитель, который сидит в седле на балке под потолком и есть арахис, и мужчина, который загружает орехи – обслуга. Они периодически меняются ролями, пародируя народную мудрость «от сумы и от тюрьмы не зарекайся», особенно актуальную для России при нынешнем количестве успешных бизнесменов в тюрьме, которых учат быть швеей или кем-нибудь еще попроще.
Этот круговорот денег болгарскому художнику Лучезару Бояджиеву напомнил объединение «Рога и копыта» из «Золотого теленка». Но в этой циркуляции монет есть не только изображение экономической схемы. Конвейер с монетами вызывает в памяти школьное «круговорота воды в природе» – испарение, конденсация, фильтрация. У воды есть три состояния, у денег в современном мире – в основном «газообразное»: невидимые миллиарды, нажатием кнопок клавиатуры перемещаемые со счета на счет, заключенные в невесомый прямоугольник пластиковой карты. Есть, конечно, и «жидкое золото» - нефть. Захаров возвращает деньги в архаическое состояние – «твердое», представляя их в форме монет, о которых богатые люди вовсе не заботятся, вес копеек в кошельке знают только те, кто копейки зарабатывает.
Не то чтобы Захаров стал социалистом, хотя и делал недавно «Идеологическое дефиле» по прозе Брехта – там он переосмыслил брехтовское представление ключевых для 20 века политиков и мыслителей, Ленина, Гитлера, Сталина, Гегеля и Маркса с Энгельсом в виде древних китайских мудрецов не как остранение с целью наиболее близкого восприятия, но, напротив, как отстранение мыслителя, творческого человека от текущих событий. Захаров - консерватор, но в этом - его сопротивление. В мире толерантности, где неприлично акцентировать внимание на половой принадлежности человека, где феминистки становятся на дыбы от эпитета «красивая», Захаров делает комнату «только для женщин». В мире, где деньги виртуальны, он возвращает им вес, вид и звук.
Еще одним явным претендентом на гран-при был британский павильон с проектом Джереми Деллера, во многом созвучный павильону России, но апеллирующий не к древним мифам, а к свежим газетным заголовкам. Первая и всем заметная параллель - «Рога и опыта», причем именно на российском материале: один из залов – коллекция наших «керенок» последних 30 лет, с ваучерами приватизации и гарантиями от «МММ». Многие из представленных "ценных" российских бумаг мы даже и не упомним, настолько для россиян стали нормой прогоревшие надежды. Еще одна параллель между павильонами – нарушение конвенционального молчания. Захаров напоминает, что женщины отличаются от мужчин. А Деллер называет павильон «Английская магия», что чрезвычайно бестактно - таким образом, из павильона объединенного королевства в этом году вычеркнули шотландцев. Ну и вообще теперь неприлично упоминать о своей нации, если твои предки были колонизаторами, а не пострадавшими.
Воплощением неправильного устройства жизни у Деллера оказывается Россия – на одной из фресок в павильоне яхту Романа Абрамовича, заслонявшую вид на Венецию, вышвыривает из города гигант Уильям Моррис, викторианский дизайнер-социалист, проповедовавший в эпоху индустриализации возвращение к ручному труду. Уже тогда люди стали бояться того, что их поработит поток вещей, так и произошло - у Захарова люди существуют наравне с вещами как части финансового конвейера.Чтобы нам не было обидно, отмечу, что соседняя фреска у Деллера критикует Англию – на ней сова из Красной книги, которой в мире осталось всего 20 особей в дикой природе, и это один из символов Британии. И принц Гарри ради прикола подстрелил 2 штуки на охоте, и ничего ему за это не было. Выходит, у англичан так же, как и у нас, закон не для всех – но это не успокаивает. Разница в том, что англичане могут критиковать прицельно, а мы – посредством греческого мифа и сразу всю систему, «не будем называть имен», и басня – не про нас. Концептуализм с его опытом советского говорения метафорами сейчас очень кстати, и уже второй раз подряд художник этого направления представляет Роcсию.
В отличие от Деллера, Захаров - не публицист, и многие смыслы передаются в его проекте пластическими методами – ракурсами сверху и снизу, выверенным кастингом на роли мужчин, массой и фактурой груды золота и звоном падения монет, оправдавшимся расчетом на красивых женщин-зрителей как часть работы. Захаров задействует и сувенирные порывы, разгорающуюся в Венеции у всех - провоцирует зрителя унести с собой блестящую монетку. А потом уже можно рассмотреть, что на ней написано.
Сначала для инсталляции планировали использовать «евро», но Захаров проверил монеты на рикошет, и оказалось, что «евро» слишком прыгучие и из соображений безопасности их нельзя сбрасывать с такой высоты на посетителей. Так пришлось придумывать дизайн монеты и печатать самим. Достоинство у монет – только одно, «одна даная», и потому миллион данай будет весить много и занимать много места. Монеты с трудом подлежит инфляции, вспомните наш перестроечный фильм «Менялы». На «данае» вообще нет цифр, к которым можно добавить нули, с одной стороны – Даная фрагментом, без рук, без ног, только торс в драпировке, денежный мешок. С другой – в столбик: «доверие, единение, свобода, любовь», и вокруг написано, что ценность этого гарантирует лично художник. Искусствовед Ирина Кулик предложила перформанс – запустить «данаи» в реальный мир: женщина,посетившая экспозицию, имеет право забрать одну монету с собой - она могла бы, например, подать ее нищему. Подозреваю, что он выкинет ее потом, и будет ругаться, что его обманули - подсунули доверие и единение, а на них хлеба не купишь.
Где монета с таким обеспечением могла бы иметь обращение, где достоинство художника является ценностью - нужен мир, устроенный совсем по-другому. Индивидуализм Захарова, его склонность к автономии, выражается во всем - от его трактовки Брехта до собственного монетного двора. «Данаи» напоминают о проект е голландца Юпа ван Лисхаута, который так же, как и Захаров, любим влиятельными институциями, но при этом он - анархист. Лисхаут организовал в Роттердаме маленькое государство для творческих людей, в котором, помимо всех прочих радостей вроде автономной энергии, сельского хозяйства, возможности постройки собственного дома по своему проекту при отсутствии генплана и 16-ти спальных кроватей в отрицание моногамии, была собственная валюта. Ее постоянным материальным эквивалентом была бутылка пива – а соотнесение с другими мировыми валютами на бирже. Захаров строит утопию, в которой эквивалентом будут «доверие, единение, свобода, любовь». Увы, эти понятия котируются в отношениях между отдельными личностями, но не в политике или экономике.
Интервью с художником русского павильона в Венеции Вадимом Захаровым
