Прогулке по ARпосвящается
Выйти из дома, тщательно заперев дверь (пару месяцев назад грабителиобманули замок с помощью простой пластиковой карточки), и направиться направо,по длинной улице, минуя милое заведение милых, полных надежд девушек, которыенамереваются прожить пошивом милых фартучков, сумочек, кофточек, мимо карибскойзабегаловки, где всегда толпится (в основном) карибский же народ, охочий доямайских пирожков, потом дальше – тут уже память дает сбои – скупка и ремонткомпьютерного барахла, мебель, турецкая бакалейная лавка, индийскаязабегаловка, католическая церковь, она же клуб для прихожан, радующих глазпестрыми одеждами и тюрбанами, дальше, дальше, мимо самых разных домов:социальных, частных, джентрифицированных, не очень джентрифицированных,первозданно обшарпанных, перейти дорогу перед носом красного двухэтажногоавтобуса, не доходя до воспетого Ли Рурком канала свернуть налево, пройти мимомаленькой хипстерской кофейни, где это племя неутомимых бездельников,освещенных маковским экраном, потягивает свой утренний стимулятор, дальше – потихой, пустой улице, где, как говорят, живет Иэн Синклер (ударение на последнийслог), темнокожий подросток садится на велосипед у мусорного контейнера,террасные дома, перебиваемые социальным жильем, и вот – выход на London Fields,нет, это не название романа Мартина Эмиса, это топоним, это парк, которыйпересекаешь по главной аллее наискосок, мимо замысловатого туалетногопавильона, мимо указателя, что вот здесь, в такой-то будке сидят «парковыерейнджеры», мимо мамаш, детей, велосипедистов, среди редких, но сильныхдеревьев – на недлинную улицу под названием «Бродвей». Местный бродвей полоннарода, в едальнях едят, в кофейнях кушают кофе, в пивных пьют. По правойстороне – продвинутый книжный, точнее – альбомный, в витрине все что надо длятакого места и для такой эпохи: гей-фото, Араки, панк-звезды, азиатчина,все-все-все. Хипстеров уже значительно больше, нежели обычных людей, ониразного пола, возраста, но примерно одного прикида; и уж точно почти одинаковыих велосипеды – никаких технических излишеств, ручных тормозов, гнутых рулей ипрочей спортивной ереси. Все просто, как в известном неореалистическом фильме.Продолжая двигаться по правой стороне, неизбежно заходишь в кафе с французскимназванием, которое уже полгода не запоминается, помещение его разделено на двечасти полкой с разными средиземноморскими деликатесами, левая часть – столы и скамейки,забитые все теми же хипстерами; справа два прилавка, буквой «Г», за спинойодного продавца висят испанские окорока, за спиной другого – две черные доски сменю. Вдоль витрины тоже скамья и стол; если сидеть там, то можно сквозь стеклорассматривать смельчаков, которые в столь нежаркую погоду устроились наоткрытом воздухе, покуривая и попивая эспрессо. Кассирша (она же официантка) сангинным голосом принимает заказ, который сама же и насоветовала за неимениемкомплексного вегетарианского завтрака. Чиабатта, намазанная изнутри песто,проложенная моцареллой, помидорами, руколой, чуть бальзамико, медитеррианскаядиета для модной островной молодежи, чайник ассама, косточки коричневогорафинада, напротив две подружки, одна в роговых очках, другая в винтажномприкиде, цветочный чай, маленькие пирожные, маленькие сплетни. Выйти,направиться направо, дальше по Бродвею, мимо еще пары кафе, мимо места, гдеобычно раскидывается местный рыночек, перейти на левую строну улицы уже почти усамого канала и открыть дверь книжной лавки. Протиснуться между кассой ипосетителями, листающими новинки в твердых переплетах, спуститься по маленькойдеревянной лесенке вниз, стены почти до потолка уставлены книжными шкафами,посередине – столы, на которых выложены относительно последние тематическиепоступления. Если обходить столы слева, то проходишь мимо Франции и Италии,мимо Восточной и Центральной Европы, мимо «еврейского интереса», мимо арабскихстран и ислама, заворачиваешь, огибая стол, у кулинарии, секса и прочих услад (впрочем,тут память может мне и изменять), дальше следует эссеистика, философия,социология, феминизм, марксизм, радикальные теории. И вот здесь, хотя несобирался ничего покупать, видишь тонкую книжечку в мягком переплете, взагибающейся светлофиолетовой обложке, на ней – знаменитая фотография: Париж,рю Гей-Люссак, май 1968 года, перевернутые машины, молодые люди, как в фильмахГодара. Поверх снимка имена, термины и названия: Андре Бретон, Стюарт Хоум, ИэнСинклер (вот он где встретился), ley lines, Lud Heat, dérive, urban wandering, flaneur, detournement, Situationist International, Ги Дебор. Название книги “Psychogeography”, автор Мерлин Каверли (Merlin Coverley);довольно комичное имя, особенно если ознакомиться с перечнем другихпроизведений автора, где числятся «Утопия» и «Оккультный Лондон». Что-то вродесочинения Кащея Бессмертного «Смерть в кредит».
Книгу несешь в выпрошенном у экологически озабоченной продавщицы(одобрившей, впрочем, выбор) синем фирменном полиэтиленовом пакете “The Broadway Bookshop. Independent booksellers” с непременным примечаниемв конце страницы, то есть, не страницы, конечно, а пакета: «Будучи добры кпланете. Этот пакет сделан из биоразрушаемого материала». Пакет, пока он небиоразрушился, весьма кстати: накрапывает дождик, рябь канала подергиваетсялегкой сыпью, проезжают немногочисленные велосипедисты, пробегают болеемногочисленные джоггеры, недалеко от стройплощадки, где сломали старые,надежные дома для бедноты, чтобы возвести новые ненадежные дома дляотносительно богатых, стоят два немолодых расхристанных пацана, один из нихочень громко говорит в мобильник, мол, я здесь, жду тебя и в полной диспозиции.В канале отражаются постмодернистские строения, возведенные здесь в последниелет пятнадцать, футуристическая школа, рыбный то ли магазин, то ли склад, то лиресторан, шлюз, в котором отдыхает баржа, остался позади, по каменной лестниценаверх, на набережную, потом – направо, и вот опять та же улица, по которой шелв обратном направлении полтора часа назад, соответственно, в обратном порядкеследуют католическая церковь, она же клуб для прихожан, радующих глаз пестрымиодеждами и тюрбанами, индийская забегаловка, турецкая бакалейная лавка, мебель,скупка и ремонт компьютерного барахла, карибская забегаловка все с той же очередью,милое заведение милых швей, дверь, на которой красуется номер дома. Тридцать.
Книга Мерлина Каверли вышла в издательстве “Pocket Esentianls”, специализирующемся накратких, емких, удобных для интеллигентного человека описаниях разного родаисторико-культурных феноменов. Здесь в 158 страницах уместилась вся«психогеография», причем, начиная не от изобретателя этого термина Ги Дебора, аот ее духовных предтеч Даниэля Дефо, Уильяма Блейка, Томаса де Куинси, РобертаЛуиса Стивенсона и прочих. Кончается краткое руководство по психогеографииименами арт-хулигана Стюарта Хоума и режиссера, певца лондонской робинзонадыПатрика Келлера. «Психогеографию» изобрели французы, однако в этой английскойкнижке британские имена преобладают; Лондон даже в большей степени, чем Париж,предстает столицей фланеров, слоняющихся тут и там бездельников-духовидцев,ходоков, культурно и душевно озабоченных прохожих. Вальтер Беньямин упоминаетсятолько на нескольких страницах; в книге нет (навскидку) Жоржа Перека, АндреяБелого, Хулио Кортасара, Андрея Левкина, Тома Маккарти, Ли Рурка.«Психогеография» понимается то слишком общо и размыто (когда надо включить в ееполе очередного островитянина), то чересчур узко (фокус наведен на реальные иливымышленные прогулки, но нет ни слова о памяти. Нет «психогеографии памяти»,нет и прустовской темы. А без последней разговор о психогеографии хромает наобе стертые ноги пешехода). И все-таки Мерлин Каверли написал хорошую книгу.Сюжеты, изложенные им, волнуют воображение и подталкивают к собственным опытам.Вот герой Дефо бродит по улицам чумного Лондона. Вот юный Де Куинси, изучающийпсихогеографическое воздействие лондонских улиц, находясь подпсихогаллюциногенным воздействием опиумной настойки. Вот психогеография доктораДжекилла, а вот – мистера Хайда. И, конечно же, Дебор: «Психогеография. Изучение специфических эффектов географическойсреды, либо организованной, либо не организованной сознательно, на эмоции иповедение индивидуумов». Чеканная формулировка для горького пьяницы, которыйсам признавался: «Янаписал намного меньше книг, нежели многие литераторы и публицисты, но выпил янамного больше самых усердных пьяниц». Я не уверен, что необходимо много пить,но то, что следует меньше писать –очевидно.
Психогеография стала модной всегодняшней Европе; ее второе рождение и стало причиной выхода в издательстве«Существенное в карманном формате» (прости, русский язык, но ты многословен…)книги Мерлина К. Когда-то, в начале буржуазной городской цивилизации,пешеходное передвижение по городу вышло из разряда необходимости и стало – дляособо духовно и политически озабоченных фриков – важным культурным жестом.Странным образом, любовь к прогулкам почти всегда совпадала с крайнимрадикализмом, как религиозным (Блейк), так и политическим (от Дефо и Бодлера доДебора). Сейчас, когда фланер бросает вызов обществу, этот жест по-прежнемууказывает на приверженность утопии, но теперь исключительно ретроспективной.Иэн Синклер, путешествующий по окололондонскому моторвэю М25, Уилл Селф,меряющий своими гигантскими ногами расстояние между аэропортом Хитроу и центромгорода – все они протестуют, но идеал их не в будущем, а в прошлом (еслитаковой вообще имеется). Оттого Мерлин Каверли включает в список британскихпсихогеографов Питера Акройда, который верит в «вечный Лондон», в некуюисконную «английскость», искаженную веками бесплотного протестантизма, в то,что можно вот так взять и переписать заново всю британскую литературу («ЖурналВиктора Франкенштейна», «Смерть Артура», «Кентерберийские истории»), всюбританскую культуру (биографии Блейка, Тернера, и проч.) и даже историю(«Лондон. Биография»). Троцкисту Дебору с его развеселыми ситуационистамиделать здесь явно нечего.
Это возвращает нас к теме«психогеография памяти». Ги Дебор и компания рекомендовали взять стакан,поставить его на карту города, очертить карандашом круг и проходитьполучившийся кусок города с обрубленными улицами, распиленными домами,хаотически фиксируя все, что попадется на глаза: вывески, названия, деревья,шумы, а также свои психические реакции по этому поводу. Каверли ехидно замечает,что, при всей разработанности ситуационистами психогеографической теории, спрактикой у них дело было швах. Одного члена группы послали было в Венецию, ноон не представил вовремя психогеографический отчет, после чего был исключентоварищами из организации за нерадивость. Алжирец Абдельхафид Хатиб прогулял-такирайон Парижа в районе рынка Les Halles и дажеопубликовал текст под названием «Попытка психогеографического описания LesHalles», однако, как признается Каверли, это довольно нудное (если не сказать,жалкое) сочинение смахивает на «нечитабельный путеводитель». Справедливостиради, стоит отметить, пишет автор карманного пособия по психогеографии, чторайон этого парижского рынка был тогда наводнен полицейскими, которые нецеремонились с выходцами из Северной Африки. Видимо, для Хатиба психогеографияэтого места во многом заключалась в страхе провести ночь в кутузке. В 1960-мгоду наш алжирец покинул ряды SituationistInternational.
Да, но память? Бойкие парижскиеребята уповали на непосредственный эффект географической среды на их сознание ипсихику; они пытались создать психогеографию «здесь и сейчас»; этореволюционное нетерпение привело их в ряды майских бунтовщиков 68-го. Но темумгновенной фиксации иронически закрыл (уже после ситуационистов) Жорж Перек,который просидел день в кафе на площади Сан-Сюльпис, фиксируя в блокноте все,что видел собственными глазами. Каждая пробегающая собака, каждый проезжающийавтобус наполняется в его тексте («Попытка исчерпывающего описания одногопарижского уголка») невероятным смыслом – и в то же время никаким смыслом. Всеравно всему. Сознание человека равно тому, что он лицезреет в данный момент – ине имеет к этому никакого отношения разом. Психогеографическая революцияотменяется.
И вот здесь вступает в дело память.Попробуйте такую игру. Опишите улицу, по которой ходите каждый день: магазины,рекламные щиты, местных жителей, деревья, светофоры, припаркованные машинысоседей. Потом выйдите из дому и пройдитесь по той же улице, записывая вблокнот, наговаривая на диктофон, фотографируя на мобильник. Вернитесь домой.Сравните обе версии. Узнаете ли вы что-то о городском хозяйстве, политикеправительства, идеологических устремлениях общества, об архитектуре,машиностроении и коммерции? Нет. Зато вы много чего узнаете о том, скольвосхитительно логичен, умен, прекрасен тот образ окружающего мира, которыйсуществует в вашей голове – и который не имеет почти никакого отношения к тому,что можно увидеть за окном.
Обо всем этом я думал ночью того жедня, спеша домой с лондонского самолета, в котором и изучил сочинение МерлинаКаверли. Выйти из метро на площади, пройти под серым неоготическим собором,мимо его паперти, по аллее скверика, перебежать дорогу к кафе ссевероафриканским названием и нелепому зданию театра, обойти театр слева, мимозамызганного окна игорного зала, закрытого издательства, агентстванедвижимости, снова перейти дорогу, миновать корейский ресторан, автосалон,опять пересечь улицу – на этот раз с трамвайными путями – и вперед к темнеющемувпереди склону Риегровых садов. Угловой салон мебели для спанья. Полицейскийучасток, у которого всегда стоят машины с мотто «Помогать и охранять!». Ещеодна улица, Манесова, на правой ее стороне – чешская пивная, потом – английскийпаб, но идти надо по этой, левой, мимо углового дома советской постройки, потом– два дома начала прошлого века. Свернуть налево, через один подъезд. Зайти вквартиру, включить компьютер и записать все это.
См. также другие тексты автора:
