Было некоторым разочарованием узнать, что Майкл Манн, автор отличного по всем статьям фильма "Public Enemies" (в СНГовном прокате - "Джонни Д."), раньше снимал сериал "Полиция Майами: отдел нравов". Ну, что же, в конце концов, каждый мастер на чём-то растёт. Ладно. Дело не в сериале. И не в том, что "Public Enemies" тоже сняты на цифру.
Фильм-то и правда хорош. Можно знать что-то про тысяча девятьсот тридцатые годы, можно не знать, можно быть в курсе недолгой биографической нити популярного гангстера Джона Диллинджера, можно ничего не знать про гангстеров, но в фильме есть всё необходимое для любителей острого сюжета, длинных перестрелок, исторического антуража, восстановленного до мельчайших деталей (что там шляпы-костюмы? но часики, качество фотографий, кухонный гарнитур в публичном доме, тачки, аэроплан компании "American Airways" и, конечно, автомат Томпсона (любопытную деталь про него я узнал из этого фильма: оказывается, когда расстреливался первичный диск, ну, типа как у ППШ, на замену в бою ставили прямой рожок, типа как у "Шмайссера"), ну или внушительно фыркающий паровоз и журнал с чёрно-белыми картинками, который главный герой небрежно пролистывает в обезьяннике), но также есть место для чувств, для той самой любви, которая, как хочется верить, не морковь и не картошка, которую - ррраз! - и в окошко.
Ну и Джонни Депп, конечно. Мало того, что великолепный актёр в прекрасной роли, так ещё и немного внешне похож на Джона Диллинджера. Каковой Диллинджер, как настоящая голливудская звезда, жил в мире масс-медиа: был героем газетных и радио-репортажей, постоянно появлялся в кинохронике, которую до наступления эпохи ТВ крутили перед началом фильмов в кинотеатрах, как сейчас крутят рекламу, а по дороге из аэропорта в тюрьму его приветствовали вдоль дорог всамделишные (а не сгоняемые, как, скажем, в Москве на Тодора Живкова) поклонники, пытавшиеся разглядеть, кричавшие: "Джонни!", с платками в руках, запоминавшие историческое мгновение...
Но Джон Диллинджер был звездой, не потому что красавчик. Джон Диллинджер был звездой, потому что грабил банки - делал то, что и сами представители массового общества времён Великой Депрессии, миллионы простых американцев, замученных кризисом, хотели бы сделать, да не могли. Работа эта, кстати, была вполне коллективной: мало того, что в банки он входил не один, что на шухере стояли свои ребята с Томми-ганами, бандитам нужны были квартиры, врачи, машины, которые они постоянно меняли, оружие, да и просто человеческое общение: ну да, девчонки, ну да, кабаки, где не сдадут (и где иногда всё-таки сдавали), и загородные виллы, где можно отлежаться с проникающим пулевым. Словом, целая инфраструктура работала не только на полицию и ФБР, но и на этих врагов государства. Не зря же американское название дано во множественном числе и только русское излишне персонифицирует то, что и без того персонифицировало бы массовое сознание: добро и зло as usual и as absolute.
Жизнь Джона Диллинджера была, конечно, про простого человека, отделённого изначально от всех радостей этого мира, про простого человека, родившегося в несчастливой семье, где мать умирает, пока сын ещё пешком под стол, где отец побивает пацанёнка кулаками, потому что тонкостям разговора и сам не обучен, где первым дурацким преступлением становится ограбление бакалейщика, нормального в целом мужика, и получение за это десятилетнего срока, который приходится мотать от звонка до звонка, про человека, который делает себя сам и добивается всего, о чём мечтает любой человек: делать настоящее дело, любить и быть любимым по-настоящему, ни в чём себе не отказывать и никогда не работать. Диллинджер добивается всего этого, но ценой неимоверного рукотворного укорачивания своей жизни - и чужих, когда приходится.
Но фильм этот не только про Джонни Д. и его нетривиальную компанию (один только Малыш Нельсон уже подстреленный, умирая, убил трёх федеральных агентов - не в фильме, в жизни, в самом конце её), он - про ту бездушную машину, которая боролась с гангстерами в Америке, и про её, этой машины, неприкрыто фашистские методы. Основатель и глава ФБР господин Гувер, практиковавший расстрельные расследования и не гнушавшийся вербовать в стукачи детей (и затем публично, под кинокамеры, награждать их), так и говорит начальнику чикагского филиала организации: "Допросы ведите с пристрастием и, как это теперь (теперь - это в 1934-м, помните, что за время, кто набирал силу в Европе? - В.Т.) говорят в Италии, без белых перчаток". С пристрастием и вели: отказывали умирающему от ран в уколе морфия, пока тот не выдаст явки-пароли-адреса, били часами напролёт привязанную к стулу девушку, чтобы назвала всё то же, а когда она попросилась в туалет, просто вышли из комнаты, чтобы она под себя описалась. Именно эта машина государства и именно такими методами (наряду с прослушкой телефонов, с анализом массовых данных и с принятием новых законов специально под ситуацию - система никогда не стесняется менять правила игры прямо по ходу дела; непонятно, чего же стесняться тем, кто ненавидит систему и противодействует ей?) подавила наиболее открытые и наиболее наглые проявления "романтической преступности", переубивав наиболее ярких и бесстрашных, загнав остальных в лабиринты подпольной экономики, в которой они благополучно пребывают и до сих пор. Ещё немного о законах: с некоторого момента Джона Диллинджера и его товарищей никто не собирался судить (безглазая Фемида, весы, состязательный процесс, все дела), их откровенно отстреливали, вызвав из Техаса специальную банду убийц с полицейскими бляхами.
Думаю, не стоит тут ставить вопрос, так неподдельно волновавший (при обсуждении любых, абсолютно любых тем) известного некогда московского младомарксиста Андрея Грязнова: "На чьей стороне правда?" Но вопрос "Кому сочувствовать?" даже не возникает: государство берёт наши жизни и наши деньги по заранее составленному плану, по самому укладу своего существования и тут нет базара: государство и все его слуги – настоящие "Public Enemies"; бандиты, отнимающие деньги у слишком богатых, забирают порой и наши жизни, может и случайно (мы подвернулись не вовремя, зашли снять зарплату не в тот банк или оказались там на службе уборщицей, кассиром, письмоводителем), но тоже по заведённому укладу и потому они, разумеется, тоже "Public Enemies"; единственные, кому стоит сочувствовать во всей этой истории, - это, конечно, те самые простые люди, которые в лице мистера Диллинджера потеряли свою надежду и своё упование, а в лице мистера Гувера обрели свой универсальный кнут со встроенной прослушкой и перлюстралкой лет на пятьдесят вперёд. В действиях обоих господ был и определённый шик, и понимание того, как устроено массовое общество и как им можно манипулировать. Это были современные господа, технократы своего дела.
В этом смысле куда романтичнее и здоровее примеры банды Неда Келли в Австралии и французской банды Бонно, своего рода реинкарнаций Робина Гуда сотоварищи. Но про них - уже другие истории и другие фильмы.
