Я в американских университетах не обучался и говорить о них не берусь. А сейчас о них и пишут не часто, и в телеке не показывают: американские студенты в отличие от французских присмирели, интересуются, похоже, исключительно приобретением денежных профессий. Об их нравах можно судить по последнему романа Тома Вулфа «Я – Шарлотта Симмонс» - о том, что чувствует отличница-девственница, попав в престижный университет. Трудно только понять, в какой Йокнапатофе она сумела сохранить невинность.
В Нью-Йорке подобное невероятно. Пройдя мимо обычной «паблик скул» за пятнадцать минут до начала занятий, можно увидеть, как школяры выкуривают по первой закрутке марихуаны. У девчонок вид проституток из солдатского борделя, шеи в засосах.
Теперь у школ в начале и конце занятий патрулируют полицейские машины, внутри школ – система детекторной защиты, как в аэропортах после 11 сентября. Но что неподвластно никакой полиции – так это одежда, вызывающая страх у непривычного человека. Парням принято носить джинсы на три размера больше, чтобы мотня болталась у колен. Рубахи типа «ти-шорт», минимум две, за ремень не заправляются и торчат одна под другой, кроссовки принципиально не шнуруются. Верхние куртки, почти всегда «дутики», непременно черные. По-другому одеваться нельзя – подвергнешься «буллингу: нечто вроде дедовщины. Вид школьников так же действует на нервы, как «граффитти», язва больших городов, визуальной раздражитель высшей степени.
С граффитти сейчас борются, в приличных райнах Нью-Йорка или в сабвее редко их увидишь. Пытались что-то сделать в отношении школьников, был проект введения униформы. Резкие протесты правозащитников: наши дети не должны подвергаться нивеллированию. Появилась карикатура: двое в упомянутой одежде, не отличимые один от другого, возмущаются: «Хотят уничтожить нашу индивидуальность!»
Индивидуальность – главное американское слово, похоже, уничтожившее американскую школьную систему. Напор на индивидуальные права неизбежно ведет к ослаблению главного принципа культуры - понятия нормы. В переводе на язык школы норма означает программа. Единой программы в системе общественных школ не существует. Их устанавливают учебные округа «графств» или городских районов. Тут полный простор хоть для либеральной, хоть для консервативной самодеятельности. Где-то запрещают Дарвина, где-то Колумба объявляют фашистом. Что такое история или география, мало кому известно. Анекдот: американец спрашивает: как надо писать – Иран или Ирак? Да что география, если (статистика) четырнадцать процентов выпускников «паблик скулс» не умеют читать. В Нью-Йорке совсем недавно решили сократить все программы, чтобы увеличить часы на чтение и арифметику. Вообще публичные школы – бочка Данаид: денег туда американцы вбили не меньше, чем большевики в колхозы, но результаты сходные.
С другой стороны: а зачем все эти элементарные умения? Считать? Есть калькуляторы. Писать? Компьюторные «емели» грамматики не требуют (даже активно ее убивают). Читать? По телевизору покажут фильм, сделанный по любому бестселлерному роману. Да и газеты делаются так, что можно понять не читая: по картинкам и громадным заголовкам.
Самое печальное в американской культурной жизни последнего времени – появление в Нью-Йорк Таймс Мэгэзин «веселых страниц», даже с комиксами. Под такие дела можно подвести, и подводят, изысканную теорию – о синтезе высокой и массовой культуры, - но в принципе тут пахнет всё той же политической корректностью: либералам стыдно быть лучше других. Вспомним, однако, Томаса Эллиота: «К определению понятия культуры». Культура – это не средний уровень «образованности» и грамотности, а целостная иерархия национальной жизни. Должны быть и пахарь, и Лев Толстой, а не Лев Толстой, пашущий землю. Демократический опыт показал, что равнение по среднему уровню не повышает, а неизбежно понижает таковой.
Самое парадоксальное при этом, что в американской «паблик скул» - разумеется, при желании - можно учиться и выучиться, и поступить в хороший колледж, да хоть бы и в Гарвард. Но одного желания мало: попробуй устоять против всеобщего «буллинга»! Выход – в группировке, в создании неформальных миноритетных кланов. Это понятно опять же на визуальном уровне: в толпе разгильдяев у школ неизбежно выделяются обособленные группки азиатов. Иерархия как закон бытия воспроизводится стихийно, на инстинктивно-биологическом уровне. Никакая демократия этого не переменит. В корпоративной Америке демократии нет (что-то вроде здешней поговорки). Это то «окно», которое невозможно закрыть, та условная граница, которую ежегодно пересекают, пробираясь в Америку, сотни тысяч нелегальных иммигрантов. Южноамериканские бедолаги пополняют необходимый резерв дешевой рабсилы. Сейчас, когда обсуждается новый закон об иммиграции, раздаются голоса: зачем нам эти нелегалы, когда неискусных чернорабочих можно рекрутировать из выпускников средних школ!
Говорят о трех великих противостояниях в истории человечества: сильные против слабых, богатые против бедных и (сейчас) умные против глупых. Нынешний бестселлер – «Плоский мир» Томаса Фридмана – заклинает американцев приналечь на математику и «сайенс». "Я говорю своей дочке, - пишет автор, - если ты будешь плохо учиться, твою работу получит китаец или индиец".
Глядя на «разъезд» у здания школ (разъезд в буквальном смысле: старшеклассники на автомобилях, автоправа доступны с шестнадцати лет), сравнивая расхристанных подростков, волочащих по земле портки, и подтянутых «корианс» и «чайниз», понимаешь, что будущее человечества будет решаться не на идейно-политическом, не на экономическом и не на «геополитическом», а на этнически-демографическом уровне.
России это тоже касается.
См. также о рынке образовательных услуг:
