В Сахаровском центре состоялся трехдневный театральный проект швейцарского режиссера Мило Рау «Московские процессы», посвященный судам над художниками по обвинению в разжигании религиозной розни и оскорблении чувств верующих. Вместо актеров – участники реальных судебных процессов и люди, представляющие ту сторону, точку зрения которой они разделяют в реальной жизни. Рассматривались три события: выставки «Осторожно, религия» (2003) и «Запретное искусство-2006» и акция феминистской панк-группы Pussy Riot в храме Христа Спасителя (2012).
Режиссер Мило Рау объясняет судье Ольге Шакиной, как будет проходить съемка, справа – ведущий эксперт обвинения Максим Крупский.
От настоящего российского суда по устройству этот отличается наличием присяжных, представляющих некий универсальный образ «народа», по возможности, сбалансированный. Присяжные, разного возраста и пола: художник академического толка; младший научный сотрудник Государственного центра современного искусства; пчеловод, успевший высказаться за обвинительный приговор художникам еще до суда; редактор сетевого информационного проекта; строитель, мастер-облицовщик; аудитор международной консалтинговой фирмы; основатель и креативный директор студии конструирования фотоизображений.
В чем смысл такой ролевой игры? В суде реальном невозможно было узнать и зафиксировать независимое народное мнение: здесь итог – мнение присяжных, ход обсуждения будет освещаться прессой. Конечно, не центральными телеканалами и газетами, но зарубежными СМИ и нашими интернет-ресурсами – ознакомившись с материалами, многие смогут почувствовать себя присяжными и вынести свой вердикт. Реальные процессы велись почти всегда при закрытых дверях, прессу старались отдалить от возможности осветить события, перенося заседания, беря измором не только корреспондентов, но и подсудимых с адвокатами. Этот процесс предельно компактен – всего три дня.
Медийная привлекательность проекта позволила вызвать на дискуссию оппонентов искусства, которых не интересует диалог как таковой и попытка достичь взаимопонимания. На круглых столах нет поддержки сил, заинтересованных в обвинительном приговоре, нет возможности кого-либо посадить – здесь тоже, но тут возможно выступить со своей проповедью «воинствующего православия», чем и воспользовались представители подобных взглядов. На всякий случай перед началом суда было объявлено, что все, кто пришел, своим присутствием подтверждают, что согласны быть снятыми – подобные предосторожности необходимы и здесь зафиксированы на камеру, что необходимо по опыту выставки «Запретное искусство-2006», где не помогла табличка о «лицах до 16-ти лет и лицах с повышенной нервной возбудимостью», а также запрет на съемку экспонатов.
На этом суде на свидетелях, с одной стороны, не лежала ответственность за судьбы конкретных обвиняемых, что позволяло быть более откровенными и ясными в своих высказываниях. С другой стороны – это не просто игра. Стоит вспомнить похожий проект, тоже с правилами, копирующими жизненные условия - работу польского художника Артура Жмиевского, показанную на 51-ой Венецианской биеннале в 2005 году. Художник решил воспроизвести стэндфордский тюремный эксперимент 1971 года, проведенный американским психологом Филиппом Зимбардо. Эксперимент заключался в том, что группу волонтеров разделили на «заключенных» и «охранников» и «посадили в тюрьму» - и свободные люди, оказавшиеся по разные стороны решетки, стали невольно воспроизводить жестокость обладающих властью и поведение жертв.
Так и здесь игровая борьба была искренней и ожесточенной. Можно сказать, что реальный российский суд похож на театр – печальный, как пьеса, которую заранее читали, и знаем, кому драматург предназначил проиграть, а кому – победить. Здесь – есть реальный шанс убедить присяжных заседателей, и есть ради чего стараться прояснить свою точку зрения. Как показали выступления, речь идет о большем, чем единичные случаи: о выборе будущего для нашей страны.
В качестве свидетелей и экспертов выступали: художники Дмитрий Гутов, Екатерина Самуцевич, Татьяна Антошина, Анатолий Осмоловский, Алексей Беляев-Гинтовт, Александр Шабуров; искусствоведы Леонид Бажанов и Андрей Ерофеев; религиозный и общественный деятель, священник, член Московской Хельсинкской группы Глеб Якунин; культуролог, эксперт по религии, до 2011 преподаватель МГУ на кафедре иностранных языков Елена Волкова; историк религии, кандидат исторических наук Борис Фаликов; кандидат философских наук Михаил Рыклин; бывший иеромонах Новосибирской и Ярославской епархий, участник «Стратегии 31» Михаил Баранов; историк-медиевист, автор учебного курса по христианской символике Роман Багдасаров; основатель музея современного искусства в Перми, руководитель проекта «Культурный альянс» Марат Гельман; алтарник Храма святителя Николая в Пыжах Владимир Сергеев; лидер Евразийского союза молодежи Андрей Коваленко; политолог и журналист, директор Центра геополитических экспертиз, главный редактор портала «Евразия» Валерий Коровин; православный активист Дмитрий Энтео; сопредседатель движения «Народный собор» Владимир Хомяков.
Лидер Евразийского союза молодежи Андрей Коваленко выступает в качестве эксперта обвинения
Не представляется возможным быстро и адекватно суммировать все позиции и взгляды, высказанные в ходе суда. Но формальным общим итогом мнений являются заключительные речи стороны обвинения и стороны защиты. Они в какой-то мере отражают две модели российского будущего – как видит его «воинствующее православие» и как видят его «гуманисты», поэтому хочется привести их речи почти целиком, с минимальными сокращениями.
Прокурор на «Московских процессах» Максим Шевченко, ведущий «Первого канала», в 2008 и 2009 гг. – член Общественной палаты РФ, автор проекта «НГ-религия», политико-философского еженедельника «Смысл», пресс-клуба «Восточная политика», эксперт по вопросам этнокультурной и религиозной тематики:
«Господа присяжные, в течение трех дней мы исследовали обстоятельства важнейших и конфликтнейших событий в нашей истории, которые я, исходя из заслушанного, квалифицирую как непримиримое отношение представителей «так называемого современного искусства» к традиционным ценностям, формирующим душу и образ, мысли и чувства народов нашей страны. Экспертами «так называемого современного искусства» неоднократно озвучивалась мысль к тому, что нет территории, на которой они не могли бы проводить свои акции, в частности, эксперт Осмоловский открыто сказал, что храм – это общественное пространство, а за его пределами верующие не могут проводить свои богослужения. То есть храм – это не храм, а за его пределами тоже нельзя проводить – верующим в принципе отказывают в праве на существование. По его мнению, верующие должны подчинять себя законам каким-то, принципам, которые не исходят из принципов веры.
Мы разбирали три события, и тут все предельно ясно: выставка «Запрещенное искусство» [судя по дальнейшим словам, г-н Шевченко имел ввиду «Осторожно, религия» - ДМ] со стороны художников не носила характера преднамеренного оскорбления чувств верующих, наоборот, они руководствовались иными мотивами, даже защиты чувств верующих, но организаторы выставки ставили такую задачу. Организаторы выставки «Запрещенное искусство» ставили своей задачей вторжение в пространство веры [здесь неясно, что имеет в виду г-н Шевченко, так как обе подсудные выставки проходили в Сахаровском центре, который является светским пространством - ДМ], более того, оправдывали это политически, философски, интеллектуально. Не стоит сосредотачиваться на «Запрещенном искусстве» - меня, как православного она не оскорбила. Но акция панк-группы в храме Христа Спасителя была продуманным спланированным вторжением инакомыслящих сил на территорию православного храма с целью его дискредитации как храма, для доказательства того, что это общественное пространство, что православная церковь и ее священноначалие – неправильные, и это частное мнение было политическим содержанием этой акции. Таким образом, это никакие не художники – они пытаются себя таковыми представить, но мы слышали, как они многократно апеллировали к Конституции и УК РФ, показывая, что они действуют на их основании – таким образом, они являются представителями некой политической силы.
Я не знаю художников, которые обращались к правовым нормам или Конституции – это первые художники вообще в моей жизни, после, наверное… да даже в советское время ни Налбандян, ни Дейнека не апеллировали к государственным ценностям. А эти апеллируют – и они не художники, они - представители государственности определенного направления, того, что я в ходе слушаний называл либерал-фашизмом. Я поясню, что это – современное западное общество, а в ходе слушаний мы не раз обращали внимание на то, что многие выставочные центры финансируются в частности гуманитарными фондами Америки, как и музей Сахарова – Фондом развития демократии Госдепартамента исполнительной власти соединенных штатов Америки. Эти художники являются авангардом насаждения в России политического строя. Эти художники осуществляют, вольно или невольно, согласно своему здоровому выбору или по недомыслию, вторжение на территорию традиционных ценностей народов нашей страны – православия, ислама, иудаизма, и не монотеистических религий – буддизма, верований народов Севера. Они вынуждают верующих идти не по тому пути, который мы сами, с нашим кровавым 20-м веком хотели бы выбрать, а по тому, по которому ОНИ заставляют нас идти, пинками, толчками, ударами по нашим народам.
Верующие не хотят быть частью Европы, Запада, не хотят, чтобы американские законы торжествовали здесь – они хотят установления нормальной русской демократии (зал смеется). Им смешно слово «русское», так же как и «кавказское», «башкирское», потому что они не верят, что мы способны, исходя из нашего исторического опыта, из наших традиций и религии, создать свое нормальное общество, а не какое-то ИХ нормальное общество. Недавно во Франции был принят закон, который упраздняет понятия отца и матери, мужа и жены, для состоящих в браке вводятся понятия «Партнер А» и «Партнер Б» и позволяет гомосексуальным парам усыновлять детей. Это закон, меняющий в корне природу человека. Так вот «так называемое искусство» является политической агрессией, направленной на то, чтобы перестали быть люди, для которых их этническое, региональное происхождение, их религиозные взгляды были оторваны от почвы, от веры, от того, что для них естественно и свято, что делает их свободными и независимыми людьми. Современное искусство потворствует приходу в Россию тоталитарного либерального общества, в котором человек теряет право на религию и национальность – человек становится просто приложением к обществу. Сегодня борьба против этого образа мысли и действия – это борьба за человека во всей его полноте. Мы считаем, лично я, что человек не развивался от амебы, не произошел от инфузории, чтобы стать современным существом – иначе для него нет понятия греха. Они пытаются институционализировать грех, их образ человека – это социальное существо, которое является результатом неких социальных договоренностей. Мы же, русские, чеченцы, татары, евреи, считаем, что человек изначально обладает пониманием добра и зла, и по мере истории скорее утрачивает эти чувства. Прошу присяжных помнить, что вы оцениваете не абстрактные деяния абстрактных людей, а угрозу по отношению к нашей стране, своим вердиктом вы даете контуры будущего нашей страны. Будем ли мы оставаться свободными народами, которые будут строить свою судьбу – или мы должны дружить по ИХ законам, или у нас в России тоже будут не мужчина и женщина, а «Партнер А» и «Партнер Б» - помните, что именно об этом вы будет выносить приговор».
Прокурор на «Московских процессах» Максим Шевченко
Ведущий эксперт защиты на «Московских процессах» Екатерина Деготь, историк искусства, арт-критик, куратор проектов, обращенных к эстетике и социополитическим вопросам в России постсоветского периода, преподаватель Московской школы фотографии им. Родченко и МГУ им. Ломоносова:
«Господа присяжные! Обвинение часто употребляло термины не юридические, а либо моральные (табу), либо церковные (сакральное, кощунство) – они были избраны, чтобы показать вам, что существует что-то абсолютное, чтобы запугать вас, но уголовный кодекс не говорит о таких вещах. Вас попросят решить, был ли у художников преступный умысел оскорбить слабых и бесправных, которых государство в вашем лице должно защитить. Вы должны сказать «нет» не только потому, что такого умысла не было, но и потому, что это неправильная постановка вопроса. Вы должны задуматься, было ли само «оскорбление чувств»: «чувства» - категория не юридическая, недоказуемая и довольно опасная. Когда молодые люди приходят к психологу рассказать о своей несчастной любви и унижениях, он им на это обычно говорит – «Успокойтесь, это - всего лишь чувства, давайте включим разум».
У всех верующих есть права, как и у всех нас. Вера – это то, что нас может разделять, этносы и расы - могут нас разделять. То, что нас объединяет – это гражданское чувство, мы все граждане и находимся в публичном пространстве. Почему пространство сакральное, о котором здесь столько говорилось, должно быть выше, чем пространство гражданское и публичное. Для меня, как куратора и журналиста, публичное пространство - свято, и в нем я готова защищать права униженных и оскорбленных. Но кто сегодня на самом деле слаб в нашей социальной системе? Кто, например, озабочен сегодня защитой прав рабочих-мигрантов – если художник будет смеяться над ними, что в массовой культуре вроде сериалов происходит постоянно, я встану на защиту этих бесправных, но заметьте, я не говорю об их праве мусульман отправлять свои религиозные обряды. До каких пор мы будем прямо соотносить людей с их этнической и религиозной принадлежностью? Вы гражданин России – но значит ли это, что вы обязательно этнический русский и православный? Вы еще и служащие, пенсионеры, отцы и матери, у вас есть политические взгляды – но кто захочет защиты ваших прав в этом качестве?
Почему вера в Бога создает какое-то привилегированное право? Если действительно простые верующие были оскорблены, то кому выгодно, чтобы они оставались простыми и темными, необразованными людьми, неспособными на цивилизованное высказывание своего мнения, разгром выставки, насильственное окропление святой водой и драку. Здесь обвинителями часто говорилось «так называемое современное искусство», я скажу тогда наконец «так называемая церковь» - она пытается нас убедить, что есть такая область, в которой высказывание своего мнения невозможно, как будто вся РПЦ – огромный алтарь, куда простые люди, особенно женщины – недопущены. Это неправда, что между искусством и церковью есть непреодолимые противоречия: верующие, выступавшие со стороны защиты, сказали, что выступление Pussy Riot – это настоящий промысел божий, провиденциальное событие, которое должно направить верующих к предназначенной цели, освобождению. Я, как искусствовед, могу объяснить, какое искусство мы считаем хорошим. Свидетели стороны обвинения говорили о своей реакции на произведения: «Я в шоке», «Я потрясен», я прошу вас задуматься о том, что искусство, которым человек потрясен – это потрясающее искусство, которое меняет мир. При этом оно может задеть, но оно совершает событие, после которого нет пути назад, и акция Pussy Riot – такая. Хорошим мы точно не считаем искусство, которое как сладкая конфета и никого не оскорбляет. Искусство должно оскорблять – но не простых людей, а тиранов, несправедливость, зло и лицемерие. И сегодня не кино, не музыка, но именно современное искусство берет на себя то, что составляло кодекс чести русской литературы 19-го века.
Участники «Осторожно, религия» отнеслись к выставке легкомысленно, дали свои работы, не подумав, но это не было преступным жестом. Акция Pussy Riot – ответственный поступок, за который авторы готовы пойти в тюрьму. Есть представление о том, что искусство всесильно, но это не так, оно может только найти болевую точку, но не может вершить правосудие, но это можете вы - здесь и сегодня: не допустить превращения нашей страны в клерикальное государство. Вчера я перечитала статью Добролюбова «Луч света в темном царстве» (Максим Шевченко подсказывает с места – «Это статья Писарева…»). Я не хочу, чтобы наша страна превратилась в такое темное средневековое царство с дремучей системой ценностей, где, как в пьесах Островского, считают, что за морем живут люди с песьими головами, где боятся заграницы и всего иностранного, где самое важное – власть отца. Мы находимся в ситуации опасности наступления православного фундаментализма, который не сулит ничего хорошего для нас и наших детей.
Отказ от европейского выбора нашей страны был бы губителен и сегодня здесь решается не только судьба искусства, но и судьба нас всех. Поэтому я призываю полностью оправдать искусство и художников».
Адвокат Анна Ставицкая и ведущий эксперт защиты на «Московских процессах» Екатерина Деготь
Юрист суда, Анита Соболева, доцент кафедры теории права и сравнительного правоведения НИУ ВШЭ, напутствовала присяжных перед тем, как они удалятся на совещание:
«Сегодня вам предстоит нелегкий выбор – решить самостоятельно, без давления извне, беспристрастно, основываясь только на доказательствах, которые были исследованы во время процесса. Если ваша точка зрения поменялась во время данного процесса, и вы приняли аргументы одной из сторон, выносите свой вердикт в соответствии с этим мнением. Должна предупредить вас, что все сомнения толкуются в пользу обвиняемых.
Я должна предупредить вас также, что сегодня вы судите людей, а не искусство, и судите их за деяние, а не за мировоззрение, которое вы, может быть, не разделяете. Вам предстоит ответить на два вопроса. Первый – совершили ли обвиняемые действия, направленные на унижение достоинства верующих и возбуждение по отношению к ним ненависти и вражды? Вопрос второй – если да, имели ли обвиняемые умысел на разжигание ненависти против верующих? Ответ «нет» хотя бы на один из этих вопросов будет означать невиновность обвиняемых, поскольку преступление, которое им вменяется, существует только с предумыслом».
Присяжные на «Московских процессах» - 2013
Присяжные в количестве семи человек по первому вопросу вынесли вердикт: трое – «совершили», трое - «не совершили», один – «воздержался». По второму вопросу: один – «имели умысел», пятеро – «не имели умысла», один – «воздержался». Таким образом, согласно известным для присяжных условиям подсудимые были оправданы.
Судья дала возможность каждому из присяжных прокомментировать итоги суда и свое решение в течение одной минуты каждому желающему. Присяжный, работающий мастером-облицовщиком, высказался очень точно: «В течение трех дней нам нужно было обсудить дела очень разные по своему значению и резонансу. Объединение всех дел в один вопрос не вполне корректно. Если бы вопрос, поставленный перед присяжными, был разделен на три случая, приговор был бы несколько иным». В рамках одной минуты присяжный не мог сказать больше, но верно подмечено, что за десять лет, в течение которых длятся в России суды над художниками, произошло изменение исторических обстоятельств и отношения к ним граждан. Первая выставка, как сказал Максим Шевченко, была сделана с «недомыслием», - но с гражданской интуицией. Художники понимали, что религия вновь занимает место в жизни страны, и кураторы хотели предупредить, «что с религией нужно обращаться бережно», как вспомнила художник Татьяна Антошина, участник выставки «Осторожно, религия».
Вторая выставка, «Запретное искусство», была сделана организаторами с целью мониторинга цензуры в музейной сфере: что было изъято за последний год из экспозиций руководством музеев, кураторами выставок под давлением «так называемого общественного мнения». Я так его называю потому, что на протяжении десяти лет жалуются и высказывают это мнение на судах и в СМИ одни и те же члены движения «Народный собор». Третий рассматриваемый случай вышел за пределы выставочных залов, куда «так называемые православные» приходили, чтобы навязать свои правила. Панк-молитва Pussy Riot состоялась в храме Христа Спасителя, и была задумана авторами как призыв к верующим, протест против того, что патриарх Кирилл публично призывал россиян к поддержке кандидатуры Владимира Путина на президентских выборах. Можно видеть, как за эти годы от надежды на церковь как опору нравственности церковь превратилась в поддержку сильных мира сего. И присяжный прав: есть большая разница между первым неловким высказыванием художников в первой половине 2000-х в защиту чистоты религии, надеждой на то, что она будет спутником и советчиком современного человека - и героизмом, который пришлось проявить художникам, чтобы сказать, что религия пошла по другому, «особенному русскому» пути.
