В Большом зале Kонсерватории спели «Золушку» Россини. Для тех, кто в курсе, этой информации довольно, чтобы в полной мере ощутить масштаб события: произошла российская инагурация бельканто, а через это – наше вхождение в мировой музыкальный рынок.
Если по порядку, то суть в следующем. «Золушка» Россини (1817) – образец бельканто (буквально – прекрасное пение) – вокального стиля, сочетающего бешеную виртуозность и полную естественность извлечения звуков. Бельканто – это как экстремальный вид спорта – красивый, рискованый, завораживающий, вроде горных лыж. Дух захватывает – у тех кто, потребляет это высококачественное и высокотехнологичное искусство. У тех, кто производит – напротив: дыхание должно быть так тренировано, что гроздья звуков на малую единицу времени должны восприниматься как нечто совершенное, упорядоченное и, главное, не доставляющее никаких проблем исполнителю. Но и отшлифованность тут не самоцель, она необходима для свободного выражения эмоций – когда ни один микрон ощущений не остался не проявленным. Т.е. речь идет об искусстве в высшей степени утонченном, изысканном, доставляющем высочайшее удовольствие. Бельканто означает не только особую эмоциональную, даже психофизическую тонкость, это целый материк со своим менталитетом, ставший также историческим стилем. Было время (первая треть 19-го века), когда производство такого типа музыки было нормой творчества, и ряд композиторов (Беллини, Россини, Доницетти) сочиняли оперы в промышленным количествах – рынок требовал.
После долгого забвения искусство утонченных ощущений снова поднялось в цене. Когда в опере произошло уже все, что могло произойти, а средства драматической выразительности доведены до предела, снова возникла тоска по хрупкой красоте вокальной эквилибристики. Появились исполнители, специализирующиеся на этом репертуаре, и сегодня бельканто – один из важных отсеков музыкального рынка с его взаимосвязанными институциями – исполнителями, репертуарной политикой, фестивалями, записями. Идеологическая база с ее культом примадонны, окруженной безумствующей толпой, исчезла. Прагматическая – осталась: бельканто – прекрасный способ эмоциональной релаксации, дорогостоящее удовольствие витания в облаках. Любой уважающий себя оперный дом держит в запасе такое искусство.
Кроме России. Для нас бельканто – потерянный материк. В лучшем случае – легенда о великих примадоннах прошлого, чье пение вызывало слезы. За исключением «Севильского цирюльника» Россини, все эти прекрасные сочинения итальянских гениев у нас не востребованы. Да и невозможны. Прежде всего, потому, что для полноценного существования этой отрасли оперы нет базы – школы, воспитывающей мастеров стиля.
И вот исполнили «Золушку» Россини – в концертном виде, всего один раз, зато по мировым правилам (оперный продюсерский центр Classica viva). Один этот проект не изменил российский оперный пейзаж, но подверг его стабильность сомнению – главные установки потеряли былую убедительность. Прежде всего, в том, что это никому не нужно – аншлаг и бешено горячий прием сигнализируют, что потребитель созрел. В том, что искусство никак может быть среднего уровня: оно должно быть качественным и дорогим, пускай лучше элитарным, чем доступным и убогим. В том, что такую музыку некому петь - отличный кастинг это опровергает. Певцы, которые собрались в Москве ради проекта под именем «Золушка», вовсе не звезды. Кроме меццо-сопрано Анны Бонитатибус, выступающей в статусных домах и ролях. Остальные участники ансамбля - грамотные, хорошо обученные музыканты, которые не испытывают технических и стилистических проблем, чувствуя себя в таком репертуаре, как дома. Их пение соответствует нормам цивилизованного музыкального мира, как, собственно, и должно быть - другое дело, что в России такое пение воспринимается исключением, а не нормой.
Позитивный статус проекта, определяющий его выгодные позиции на нашем музыкальном рынке очевиден: это активный шаг по внедрению в мировой контекст и убедительный аргумент, что на качестве глупо экономить – чем больше вложено, тем выше рейтинг продаж. Но самое перспективное достоинство концертного исполнения «Золушки» в том, что его российская часть соответствовала мировым правилам. Партнером итальянки Анны Бонитатибус выступил молодой российский певец Максим Миронов, который делает сейчас бешеную международную карьеру как россиниевский тенор. Что само по себе невероятно – раньше нашим певцам лидировать в таком репертуаре было не под силу. Миронов – из нового поколения российских певцов, которые обучены, как надо, у которых развит вкус и которые органично вошли в чужую ментальность. О российском своеобразии, означающем на самом деле национальную косность, можно забыть. Когда Максим Миронов пел партию Принца, отличающуюся сложностью высшего пилотажа, кульминацией ощущений была радость национального масштаба: вот, наконец, и российский певец по качеству пения не отличается от западных звезд. И обрел он, между прочим, это качество, не где-нибудь, а у нас, в России. И наверняка на банкете по случаю столь успешного мероприятия Максим Миронов поднял тост за своего вокального педагога Дмитрия Вдовина.
См. также:
Интервью с Вадимом Солодом - руководителем продюсерского центра «Classica Viva»
