Полит.ру продолжает исследовательский проект «Условия труда творческих работников». Второе интервью – с художником Ростаном Тавасиевым.
Евгения Абрамова, Полит.ру: Давайте обратимся к опыту повседневности. И первый вопрос - о предметах, которые Вы делаете. Вы их делаете сами или используете чью-то помощь?
Ростан Тавасиев: Мне очень помогают моя мама, сестра, любимая девушка, друзья. Уверен, что без их помощи и поддержки я бы не справился. Объекты, картины, инсталляции которые я делаю, как и очень многие предметы в этом мире невозможно сделать самому. Бумага, на которой я рисую эскиз, акварель, карандаш, тушь, перо или роллер - все это изготовлено не мной. Не говоря уже об искусственном мехе, холсте, акриле или масленых красках.
Е.А. Вам приходилось ходить в офис, чтобы зарабатывать деньги для реализации своих творческих проектов?
Р.Т. Я пробовал эту порочную практику, когда еще был студентом Строгановки - пошел работать в модное дизайн-бюро. В результат я убедился, что служить двум господам, как сказано в Писании, совершенно невозможно. Я работал там четыре месяца, там кормили вкусным обедом, вокруг трудились талантливые и очень милые люди, там был свободный график, и платили зарплату. Зарплаты хватало на жизнь, мне даже выдали мой первый мобильный телефон, но сил и времени на самое главное - искусство - у меня совсем не оставалось, правда, я еще и в институте учился. Я вспомнил, что жизнь у меня одна, и что откладывать творчество на потом - очень большая глупость. И уволился с работы, и с тех пор не работаю.
Е.А. То есть Ваша деятельность как художника позволяет Вам жить в Москве?
Р.Т. Жить мне позволяет, видимо, Бог, уж не знаю, как Он меня терпит, а если Вы имеете в виду деньги, то мое искусство кормит меня, вернее сказать — питает.
Е.А. Снимать квартиру в Москве?
Р.Т. Нет, не снимать. У нас с сестрой есть квартира в Москве. Есть дом под Москвой, в Абрамцево, где я могу жить и работать.
Е.А. То есть, Вы зарабатываете как художник себе на еду, одежду, свободное время, реализацию своих проектов?
Р.Т. Я не зарабатываю. Работа - это яму копать. Трудно и не интересно. Я занимаюсь творчеством. Это очень интересно и приятно. Радость которую я испытываю от процесса, уже сама по себе награда! Каким образом моя творческая деятельность превращается в материальные ценности, для меня самого загадка. Мистическая загадка. Я одет, обут, но объяснить этого не могу. Единственное, что могу сказать, что я очень стараюсь делать хорошо, то, что я делаю. Может, это как то связано…
Е.А. Вы работаете с «Айдан галереей» , и у вас существуют договорные отношения?
Р.Т. У нас устный договор и любовь, полное доверие и взаимопонимание.
Е.А. То есть, у вас нет официального договора?
Р.Т. Нет. Если люди порядочные, доверяют друг другу, то и живут они душа в душу. А если непорядочные, то никакой контракт не спасет.
Е.А. Вы учились в Строгановке. Почему Вы выбрали именно этот ВУЗ?
Р.Т. Потому что он самый лучший. Ни в какой другой поступать я не видел смысла. Поступал я туда три года, два из которых работал лаборантом на кафедре графического дизайна. Учился до пятого курса, на пятом курсе меня выгнали.
Е.А. Вы учились на бюджетном отделении?
Р.Т. Да, я с третьего раза поступил на бюджетное отделение. И после того, как меня выгнали, не стал учиться за деньги. Вообще история изгнания моего из института - история о том, как вредно работать. У нас профессором был Анатолий Юрьевич Гусев. Он был главным дизайнером в "Коммерсанте", а может и во всей стране. Он очень щепетильно относился к своему многолетними трудами заработанному авторитету, влиянию, своему честному имени. Так вот. Двое моих шустрых одногрупников, тайком ото всех, пошли устраиваться на работу в модное дизайн-бюро. Пришли они, значит, показывают свои тоненькие портфолио, со студенческими работами, но чувствуют, что ничего тут им не светит. И давай, как последний аргумент, рассказывать, что у них Гусев преподает, и, стало быть, они круче всех на свете, потому как к такому животворящему источнику силы и знаний очень близко находятся, и два раза в неделю с ним беседуют. На работу их не взяли, и они скрыли от других студентов свой неудачный и роковой для меня поход.
Вышло так, что вечером хозяйка этого злополучного бюро в "Петровиче" с Анатолием Юрьевичем встретившись, рассказала, какие прыткие его студенты и как, используя его имя как волшебное заклинание, трудоустроиться пытались.
А на следующий день я, ничего не подозревая, прихожу в это же модное дизайн бюро, и то ли пораженные моими дарованиями, то ли от того, что взять на вакантную должность кого-нибудь все-таки надо, меня и приняли. И заходит в аудиторию на следующем занятии Гусев и спрашивает - кто тут из вас в "Локомотиве" работает. Я с радостью сознался, искренне считая это достижением, и думая наставника моего порадовать. Но оказалось, что он расстроился, и показательно исключил меня, что бы другим неповадно было именем его злоупотреблять, так мне в приватной беседе и объявил. Я очень удивился.
И только спустя два года все подробности похода моих засранцев одногрупников Коли Антипова и Стаса (что-то я даже фамилию его уже забыл) стали мне известны и я понял, что произошло. А Анатолий Юрьевич Гусев до сих пор не подозревает, что совершенно невинного человека так сурово покарал! Но благодаря его беспощадной непреклонности я не стал дизайнером, чему очень рад.
Е.А. У Вас есть диплом?
Р.Т. Не знаю. Я не стал заходить за ним. Пока его у меня никто не спрашивал. Вы первая поинтересовались. Вообще может и есть, четыре года-то я отучился...
Е.А. Вы госэкзамены сдавали?
Р.Т. Насколько помню, не сдавал. Эта вся история с исключением из таким трудом взятого ВУЗа - очень большая травма для меня. И, возможно, сознание вытесняет, как-то блокирует воспоминания... Но должен сказать, что образование принесло мне огромную пользу. Те знания, которые я получил на первых трех курсах - они совершенно бесценны, и я ими все время стараюсь пользоваться.
Е.А. После того, как Вы оставили дизайн-бюро и перед тем, как познакомились с Айдан и у Вас появились средства к существованию - чем Вы занимались, как зарабатывали?
Р.Т. Никак не зарабатывал.
Е.А. На что Вы жили?
Р.Т. Как придется. Даже не знаю, на что мы жили. Мы жили с сестрой, наши родители уехали жить за город и решили в Москву больше не возвращаться. Когда нам исполнилось 16 лет, они перестали нам давать деньги. Работала сестра, кормила меня, и я иногда рисовал всякие иллюстрации для журналов, кормил ее.
И я не понимаю, как мы жили, когда я поступал в Строгановку. Зарплата лаборанта ниже, чем стипендия. Кроме карточки на метро ничего у меня и не было, и я совершенно не понимаю, каким образом мы жили, это для меня совершенная загадка. У нас были все время самые замечательные и интересные гости, каждые выходные мы ходили в клуб, мы жили очень, очень весело. Я думаю, многие, имеющие самые большие деньги, наши сверстники могли бы нам только позавидовать.
Е.А. Было ли связано Ваше решение пойти в Строгановское училище с тем, что Ваш дедушка был скульптором?
Р.Т. Дедушку своего я никогда не видел, он умер за два года до моего рождения. Но повлиял он на меня очень сильно. Рядом всегда были его величественные работы, невероятно монументальные даже в маленьких эскизах. Дедушка, кстати говоря, тоже несколько раз исключался из Академии художеств, за рукоприкладство и горячий осетинский нрав.
Мои родители не хотели, чтобы я был художником. Они очень хорошо знали, насколько не просто быть в этой профессии, и хотели для меня более спокойной и устойчивой позиции в жизни. Папа окончил художественно-графический факультет Ленинского педагогического института с красным дипломом.
На него очень сильно повлияла служба в советской армии. До армии он был хулиган. Насколько я знаю, за то, что он танцевал рок-н-ролл, его из института выгнали, борясь со стилягами. А в армии его исправили, настолько, что после того, как он, вернувшись из армии, в институте блистательно отучился, его уговорили оставаться в аспирантуру и потом преподавать. Потом он преподавал в Абрамцевском училище, а потом, как мы с сестрой появились, пошел работать в Комбинат Прикладного Искусства, занимался прикладным искусством.
Что я хочу быть художником - это было всегда мне очевидно, с самого раннего детства, а потом, в половозрелом возрасте я необычайно ясно осознал, что я вот уже и есть художник. Это было как озарение, я помню даже мельчайшие детали, того, как это ощущение накрыло меня. Но убедить в этом родителей было очень непросто. До самых своих последних дней Папа с недоверием относился к моей деятельности. Он всегда хотел, чтобы я стал работником самого, что ни на есть материального труда.
После с трудом отбытой, отсиженной, вытерпленной средней школы меня отдали учиться в ювелирное ПТУ имени Карла Фаберже, которое я, уныло скрипя сердцем, окончил. У меня диплом ювелира широкого профиля. И получив диплом, я понял, что для главного дела жизни - искусства, мне недостает знаний и навыков. Я не могу реализовать свой высоко парящий замысел своими руками, мне не хватает класса, нужно развиваться, и я понял, что Строгановка и есть самое лучшее, и только там меня вылечат, и пошел туда. Мне было важно попасть в самое лучшее, самое настоящее учебное заведение, где действительно учат. Странно получается, в школе и ПТУ мне учиться совсем не хотелось, хотелось гулять, но меня заставляли, и учили, учили, учили, а когда запылала во мне священная жажда знания, и я пробился с огромным трудом, в Строгановку искренне и глубоко стремясь познать самую суть премудрости, тут-то меня и выгнали прочь...
Е.А. Все ли Ваши друзья из художественной среды или есть, например, кто-то, с кем Вы поддерживаете отношения, одноклассники, например, и как последние относятся к тому, что Вы делаете?
Р.Т. Я стараюсь общаться с приятными и интересными мне людьми. Некоторым одноклассникам, наверное, нравится то, что я делаю. Но большинство моих одноклассников, да и просто людей на этой планете, совершенно не подозревают, ни только о том, что я делаю, но и о том, что я вообще существую. Разве это справедливо? Как мне с этим жить? А я живу! Согревает израненную душу только сознание того, что очень скоро, пусть я сам до этого уже и не доживу, они все узнают и все поймут...
Е.А. Какие художественные издания представляют для Вас интерес: Openspace, Художественный журнал, Art Forum? Покупаете ли Вы Афишу, Time Out?
Р.Т. Журналы я стараюсь не покупать, они сейчас дорогие, а в интернете все о себе самих в основном и пишут, сами потом и читают. Как вы сказали - Openspace? Это, наверно, такой интернет сайт? Интернет очень - опасная ловушка, я себя чувствую таким мотыльком, который может оказаться в поле притяжения монитора, и позабыть о том, что его настоящая функция - опылять цветы, становиться гусеничкой, допустим, и заниматься некоторым, пусть не материальным, но трудом. Легкая слава, поклонницы, ласкающие волны информационного поля вокруг себя, это все очень заманчиво. И так просто устроить все это в интернете. Но мне этого мало.
Е.А. Для Вас важна критическая оценка? Есть какие-то критики в Москве, мнение которых для Вас особенно важно? Их, правда, и так не много.
Р.Т. Вообще для меня самое важное мнение - это мнение моей мамы, моей сестры и моей любимой девушки, моих друзей. И не обязательно, что именно в такой последовательности. Мнения других малознакомых людей для меня также очень важны. Но глубоко я их стараюсь не воспринимать. Вне зависимости от того ругает ли малознакомый человек или хвалит. Бесценно уже то, что другой человек вообще заметил, то, что ты делаешь, потратил время посмотреть, осмыслил, пусть и поверхностно и предвзято, да еще если потрудился сообщить тебе свое мнение - то тут уж пусть и отругает, имеет полное право. Это, что касается простого, любопытствующего зрителя. А среди профессиональных критиков Мария Кравцова - мой любимый критик, и пусть другие не обижаются... только признаться ей в этом чувстве у меня вряд ли хватит смелости.
Е.А. Занимаетесь ли Вы хозяйственными делами? Знаете ли Вы, сколько стоят коммунальные услуги, ходите ли Вы в сберкассу все это оплачивать?
Р.Т. Я завтра собирался пойти. Честное слово, пойду! Стоит моя квартира 3340 рублей в месяц.
Е.А. То есть Вы знаете, как устроена эта система?
Р.Т. Тут самое главное - придти в сберкассу в такое время, чтобы не было очереди. Сберегательный банк известен своими очередями, хорошо осознавая свое уникальное положение среди других банков, Сбербанк хранит, свято хранит эту советскую традицию. Ну вот, а как окажешься у окошка с надписью коммунальные платежи, нужно сунуть туда бумажки и деньги. Я плохо понимаю, как платить за электричество, вот это для меня загадка, там не просто бумажка, а бланк, который надо заполнять. Вот на это меня не хватает.
Е.А. У Вас есть пенсионное свидетельство?
Р.Т. Карточка такая, зелененькая? Есть.
Е.А. Знаете ли Вы, что часть Ваших доходов должно отчисляться на Ваше пенсионное обеспечение?
Р.Т. Но у меня как-то нет доходов. Но расходы точно есть... Какой уж тут пенсионный фонд...
Е.А. Вас это беспокоит или нет?
Р.Т. Пока не очень, но, может быть, я надеюсь, если я доживу до старости, подорожают мои работы. Я на это только уповаю, потому что, какие бы доходы не поступали на мою пенсионную карточку, глядя на пенсионеров сейчас, я вижу нищету, унижение и отчаяние. И единственное, что я могу сделать, чтобы избежать такого ужасного положения, это работать сейчас, и создавать произведения искусства, и делать все для того, чтобы они были хорошими и ценились. Мой собственный пенсионный фонд - это я сам. Потому что надеяться на государственный пенсионный фонд я не могу. И, конечно, может быть, не обманут, и действительно заплатят, но мы все видим, как живут честные пенсионеры, честно трудившиеся всю жизнь, а работали они гораздо больше нашего.
Е.А. Как часто Вы посещаете врачей? Ходите ли Вы в поликлинику рядом с Вашим домом, к которой Вы "прикреплены", или Вы ходите в платные поликлиники к платным врачам?
Р.Т. Вообще по-разному, смотря, что болит. В поликлинике рядом с домом, слава Богу, давно не был. Хороший зубной доктор есть в Абрамцево, в хотьковской областной психиатрической больнице №5, но он сейчас реже стал принимать, он уже не молодеет, как и все мы. Работает он сейчас меньше и сложнее к нему попасть. Его услуги обходились гораздо дешевле, чем в Москве и ничем не хуже и по технологии, и по качеству работы, он лечил меня уже лет десять и все мои зубы знает наизусть.
Стараюсь лечится по каким-то знакомым по возможности. Вообще у врача я не был уже достаточно давно, может, уже и пора, конечно.
Платные врачи мне тоже не очень нравятся. Последний раз, когда я ходил к платному, понял, что мне прописывают какие-то очень дорогие препараты, от которых потом получают проценты. То есть это такая коррупция медицинская. Пациент, заболев и заразив кого-нибудь редкой и дорогой в лечении болезнью, тоже должен получать процент от фармацевтических компаний. А пока в платной медицине такие однобокие недоработки, доверять ей тоже не приходится. То есть получается, что надеюсь я только на благоприятное стечение обстоятельств и на вечную молодость.
Е.А. Как часто Вы участвуете в зарубежных выставках, и кто оплачивает Ваши расходы?
Р.Т. Как когда. Всегда зависит от конкретной ситуации. Последний раз у меня была выставка в Италии, ее организовывал и оплачивал частный фонд. Гостеприимные итальянцы оплатили проживание, старались кормить - давали очень занятные талончики на еду. Это чековая книжка, один талончик равен пяти евро, и ими можно расплачиваться в ресторанах.
Е.А. Является ли для Вас аргументом оплата Ваших расходов: допустим, принимающая сторона оплачивает их не полностью, и у Вас оказывается недостаточно средств, чтобы принять участие в выставке? Как Вы поступаете?
Р.Т. Это очень существенный фактор! Это говорит о серьезности намерений и порядочности принимающей стороны. Если люди зовут тебя в гости, далеко в другую страну и говорят, что предоставить при этом ночлега и пропитания не собираются - как можно иметь дело с такими людьми. Они или бедные авантюристы или жадные проходимцы. Ни тот, ни другой вариант мне как то не нравится. Как потом, после выставки работы у них забирать? Они их и не отдать могут, продадут и скажут, что потеряли, а тебе еще и счет выставят за хранение. Лучше я откажусь участвовать в их выставке. Мотивация любой ценой вырваться за границу не всегда правильна.
Е.А. У Вас были идеи уехать из Москвы в Европу, жить некоторое время там или эмигрировать. Вы об этом размышляли, или Вас здесь все устраивает?
Р.Т. Меня здесь не то, чтобы ничего не устраивает, дело не в этом вообще. Не важно, где жить. Просто у меня есть совершенный наркотик - мое творчество, и я в нем, в опьянении своим совершенным наркотиком и пребываю. А под этим наркотиком даже тут прожить можно. Конечно, прекрасно жить в Париже, и прекрасно жить где-нибудь на лазурном побережье, но для меня это не является главной задачей. Мне, в общем-то, все равно где жить.
Насчет того, устраивает ли меня здесь что-то или нет - французов в Париже также многое не устраивает. В общем, честному человеку везде нелегко живется. И так жизнь довольно коротка, и мне нравится ее наполнять творчеством.
Получается такой идиотический образ художника-маньяка, но наверно, так и есть. Я жил и живу в совершенно разных ситуациях и условиях, и никакой стабильности ни в чем. Но я научился в этой обстановке жить, мне нравится сам процесс. Жизнь довольно приятна сама по себе. И конечно можно искать более благоприятные места, чтобы она была длиннее или чтобы она была слаще как-то, но мне и так хорошо. Может быть, я ленивый для этого слишком, но действительно, может быть мне просто неохота тратить свои силы на движение в эту сторону. Ну, то есть, как-то так тут пришлось, я тут так и живу. А потом тут моя семья, мама, собака, сестра-таксист.
***
Ростан Тавасиев родился в 1976 году в Москве. В 1998 году закончил Лицей декоративно-прикладного искусства №332 им. Карла Фаберже по специальности «ювелир широкого профиля». Учился в Университете им. Строганова на кафедре графического дизайна. Сотрудничает с «Айдан галереей». Сайт художника.
Проект «Условия труда творческих работников»
Публикуемые в рамках проекта интервью – результат редакционной обработки расшифрованной беседы, в которую вносит изменения тот, кто задает вопросы, и тот, кто на них отвечает. В результате интервью – это каждый раз компромисс, включающий и исключающий, - но одновременно интервью работает и как опубликованный документ, который открыт любым последующим интерпретациям.
