В июле нынешнего года на афишах Московского академического Музыкального театра им. К.С. Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко появилась новая строка: "Художественный руководитель балета – народный артист СССР, лауреат Ленинской и Государственной премий СССР Михаил Лавровский". Легендарный танцовщик Большого театра возглавил труппу третьего по величине театра страны.
В начале августа заканчивается первый месяц Лавровского в новой должности. Накануне этого маленького юбилея Михаил Лавровский ответил на вопросы Александра Дмитриева.
Вы пришли в театр в апреле. Сначала смотрели спектакли, теперь, официально став художественным руководителем балета, начали вести класс.
Я не забирал класс ни у кого из педагогов. Просто начал заниматься, и несколько человек изъявили желание позаниматься вместе со мной. Так легче узнать труппу – я ведь всю жизнь работал в другом театре. Некоторых солистов я знаю по сцене, а кого-то ни разу не видел. Когда приходят десять-двенадцать человек, мне легче понять, на что они способны.
Что будет ставить театр в ближайшем сезоне?
Часть планов была намечена еще до моего прихода. Олег Виноградов поставит «Золушку». С Джоном Ноймайером труппа будет работать над «Чайкой». Я предложил пригласить Юрия Григоровича. Достигнута договоренность о том, что он поставит «Корсара». Вот это основные вещи, которыми мы будем заняты в ближайшие полтора года.
Кроме того, мы будем работать над возобновлением шедших ранее спектаклей. На гастролях в Петербурге мы покажем «Ромео и Джульетту» в постановке Владимира Васильева. Попробуем восстановить последний балет Дмитрия Брянцева, над которым он работал перед уходом.
С кем Вы были знакомы в театре раньше?
Я был очень хорошо знаком с педагогами: Вадимом Тедеевым, Аркадием Николаевым, Маргаритой Дроздовой, Галиной Крапивиной. Мы ведь все заканчивали одно училище. Здесь познакомился с Людмилой Шипулиной. Видел на сцене Наталию Ледовскую, Татьяну Чернобровкину, Виктора Дика, других ведущих солистов.
Вы заканчивали Московское хореографическое училище. Сейчас много говорят о том, что теряется качество преподавания классического танца. Так ли это? И в чем причина?
Теряется. Это вообще тенденция. Я не могу говорить, есть ли это в отношении спорта, науки. Но в искусстве это действительно так. Когда в училище приходит человек, сам являвшийся блистательным танцовщиком, есть хороший шанс, что он станет хорошим педагогом. Мне понятна логика, почему его приглашают. Бывают, конечно, люди, совершенно не способные к преподаванию, но это все же исключение. Но в общем тем, кто прожил жизнь в искусстве, легче объяснить ученику, что надо делать – не только в смысле техники движения, но и в манере исполнения, в понимании танца.
Но когда люди приходят со стороны и преподают по книгам, сами не являясь танцовщиками и балеринами, – чему они могут научить? Это пагубно влияет на продукцию училища, если так можно сказать. Если я знаю, как варить сталь, я могу научить этому других. А если я бухгалтер, то, скорее всего, меня не возьмут готовить сталеваров. Потому что плохая сталь – это опасно. Сломается поезд, машина. Там все боятся, а у нас долгие годы ничего не боялись.
Что же делать? Театру ведь требуется постоянный приток сил.
В план реконструкции театра было включено строительство помещений для собственной балетной школы. Мне кажется, это очень правильная идея. И как только реконструкция закончится, я обязательно снова подниму этот вопрос. Мне кажется, при крупнейших театрах – таких, как Большой, Мариинский, Станиславского и Немировича-Дачненко – должна существовать собственная школа. Такая школа раньше была при Большом театре, и ничего, кроме хорошего, я от нее не видел. Она не мешает пробиваться в театр талантам со стороны. Если человек гений, то его принимали в Большой театр и помимо школы. Так было с Тихоновым, который учился в Ленинграде. При этом школа воспитывает в традициях театра. Дети знают репертуар, входят во все идущие спектакли. Они впитывают аромат театра, его дух.
Это не громкие слова, это действительно так. Как говорил Гамлет: «Порвалась связь времен». Если есть школа, связь времен не рвется. Проникнув в традиции, люди делают что-то новое. Смотрите, как много нового сделали Фадеечев, Васильев, Владимиров, Лиепа, Бессмертнова, Максимова, Плисецкая, Семеняка. Они творили по-новому, но на прочном фундаменте.
Сейчас много говорят о кризисе хореографии. Есть ли шанс, что помощь придет со стороны – из современного танца, например?
Большой театр, театр Станиславского – это академические театры. Здесь должна идти классика. Это не значит, что ничего не должно меняться. Новое должно быть всегда, иначе образуется болото. Но если мы проследим историю хореографии за последнее столетие, то самые яркие явления рождались на классической основе. Михаил Фокин, реформировавший балет в начале XX века, творил на академической основе. Леонид Лавровский, Ростислав Захаров, Василий Вайнонен, создавшие так называемый драмбалет, – все они работали на основе классики. То же самое можно сказать о Юрии Григоровиче, давшего блестящие образцы философского мышления на сцене. Это было абсолютно новым, но рождалось на академической основе.
Хореограф мыслит танцем, потому что иначе не умеет. И если мы восстановим связь поколений, у нас появится новое поколение хореографов. Хорошо сказал Булгаков в «Собачьем сердце» – разруха у нас в головах. Искусство было отпущено на волю волн, внимание общества направлено на легко доступное, понятное. Я не имею ничего против легких жанров. Есть талантливые эстрадные артисты, но очень много шушеры. Певцы, которые появляются на телеэкранах при поддержке бизнесменов.
На эстраде сейчас часто пишут «балет» – а это просто ансамбль подтанцовки. Не нужно смешивать понятия. Мне шоу иногда бывает смотреть интереснее, чем оперу или балет. Но я заранее знаю, что иду на шоу и соответственно настраиваюсь. Когда вы подходите к Большому театру, видите его ампирный портик, зрительный зал, сцену, вы настраиваетесь на другое. Если кому-то не нравится – ради Бога! Я смотрю боевики, вы смотрите Феллини, тот японские фильмы. Это нормально. Но правительство, люди, от которых зависит существование культуры, должны помнить, что набивание кармана – не единственная цель существования человека. Человек безумно духовен, это его основное отличие от животного. И нужно всячески поддерживать искусство, удовлетворяющее духовные запросы, отвечающее на вопросы времени.
Получается, что вы против рынка в культуре?
Ни в коем случае. Любое искусство должно быть понято зрителем. Только тогда оно имеет просветительское значение. А когда два человека сидят в зале и упиваются плодами своей деятельности, на них работают сотни артистов, а публика идет в совсем другую сторону – это не искусство. Рынок, если мы говорим о хореографии, выбирает классику. И правильно делает.
