С 1 сентября начинает свою работу Московская международная книжная выставка-ярмарка. На вопросы Псоя Короленко ответил член её оргкомитета Александр Гаврилов — главный редактор газеты «Книжное обозрение», ведущий программ на радио «Россия» и радио «Маяк-24», член экспертного совета ярмарки «Нон-Фикшн», председатель экспертной комиссии Фестиваля еврейской книги в Москве.
П.К. Что сейчас представляет собой Ярмарка, кто и что стоит за ней организационно и «идеологически» — в широком русском смысле этого слова?
А.Г. Ярмарка, как и прежде, принадлежит государству. Ее организует государственное унитарное предприятие «Генеральная дирекция книжных выставок-ярмарок». Соответственно, государство, в лице Федерального Агентства (бывшего Министерства) по делам печати и массовых коммуникаций создает стратегию и идеологию ярмарки.
П.К. Финансируется ярмарка тоже государством?
А.Г. Она находится на самообеспечении, и является бешено прибыльным мероприятием. Эта ярмарка — центральная в России и, будем надеяться, в ближайшем будущем — в Восточной Европе. Такой она была и в СССР. Тогда её статус был очень высоким. СССР был чрезвычайно привлекательным книжным рынком. Книги стоили чуть дешевле, чем в Европе и Америке, но тиражи были несусветные. При удачном идеологическом попадании за первый год можно было собрать 300-400 тысяч экземпляров. С гибелью СССР и трехкратным коллапсом рынка ярмарка стала гораздо менее привлекательной. А поскольку «свято место пусто не бывает», все переключились на Франкфурт, Лондон, Болонью (детские книжки). И Россия, Москва потихоньку сдали позиции. Но четыре года назад было создано Министерство печати, и одной из основных задач оно поставило «реанимировать» ярмарку.
Сейчас ярмарка стала привлекательнее для посетителей и гораздо более международной. То, о чем говорят киношники — что еще совсем чуть-чуть, и уже звезды будут приезжать к нам на релиз своего фильма, — в области книг уже происходит. Приехал Коэльо — земля стонала. Приехала Стелла Даффи… Потребитель вполне благосклонно реагирует на такого рода мероприятия.
Чем привлекательнее книжный рынок в целом, тем привлекательнее ярмарка для иностранных участников. За последние годы в России резко увеличилось число читателей. Это видно и по тиражам, и по количеству названий. Вот и ярмарка меняет свое лицо. Если совсем недавно это был огромный сарай, забитый дешевыми книжками, которые прибегали поискать самые малоимущие члены общества, то теперь год от года все больше молодежи, обеспеченных людей. А ужас в том, что старые павильоны ВДНХ не могут переварить такое количество народа. Сейчас задействованы два павильона — 57-й и 20-й. Чтобы ввести третий павильон, нужна большая организационная работа. В этом году решили ограничиться более широким использованием межпавильонного пространства. Есть большая открытая сцена, большая литературная палатка. Доступ в это пространство бесплатный. Соответственно, павильоны становятся все более внутренним пространством, отчасти «эзотерическим», а вся, так сказать, «профанная» часть программы выносится на улицу. Похоже, что это и есть реальная перспектива.
П.К. В чем состоит культурное своеобразие, «особый отпечаток» Московской ярмарки по сравнению, скажем, с Франкфуртской и другими?
А.Г. Сам этот вопрос отражает тот романтизм, который Россия ещё переживает по поводу книжек, готовность относиться к книге как к элементу культуры, а не только рынка. Книжная ярмарка — это мероприятие отраслевое в первую очередь. Никто же не ожидает «культурного своеобразия», скажем, от текстильной ярмарки. Строго говоря, Московская ярмарка отличается от аналогичных европейских лишь в том смысле, в каком магазин «МЕХХ» или «Бенеттон» в Москве отличаются от своего тёзки в Лондоне или Франкфурте. Но если уж говорить о каком-то «особом отпечатке»- то это именно то, что при катастрофической перекормленности Москвы культурными мероприятиями разного рода, всё ещё присутствует некоторая «недокормленность» книгой. Когда приезжают во Франкфурт, про книжки всем все известно, все приехали просто заниматься делом, подписывать договоры. Идеология «культурного центра», «обмена культурными месседжами» осталась только на тех ярмарках, которые «еще привлекают» к себе внимание, а не «уже привлекли». Так, Лейпцигская ярмарка сопровождается одним из лучших в Европе книжных фестивалей. И моя мечта — организовать подобный фестиваль в Москве.
П.К. «Для кого» выставка? Скорее для читателя или для издателя, книгопродавца? Чего и кто от нее ожидает?
А.Г. Основная задача любой книжной ярмарки — заключение контрактов. Но в то же время это одно из немногих мест, где книга «оживает» в человеческом измерении. Здесь встречаются все четверо — автор, издатель, книготорговец и читатель. Для издателя — это демонстрация новинок, для книгопродавца — выверка ассортиментного мышления, своего рода «сверка часов».
П.К. Всему ли значимому в нашем книгоиздании, книжном деле, журнальном деле, найдётся место на ярмарке? Чего вам лично на ней не хватает?
А.Г. Россия сегодня, наравне с Германией, — самая переводящая страна. И при этом так мало привозят новых, неизвестных иностранных авторов — это просто недоразумение. Из испанских авторов мы знаем полтора человека — ну, Артуро Переса-Реверте и, может, кого-то ещё. Не хватает иностранного культурного присутствия. Я бы даже сказал, культурной агрессии. Но будут большая еврейская, очень энергичная украинская программы. Большой польский стенд — отчасти ответный визит вежливости после того, как Россия гостила на Варшавской книжной ярмарке. Большой французский стенд — предуведомление того, что Россия станет гостем Парижского книжного салона в следующем году. Это правильная политика: если к нам пока не ездят сами по себе, то надо это инициировать с помощью таких мероприятий.
П.К. Как и в какой форме представлены крупные литературные журналы?
А.Г. Ярмарка налагает жесткие форматные ограничения. На ней надо, грубо говоря, ходить с медведем. Представлены все литературные журналы, но при всей моей к ним благодарности и уважении, они не умеют именно ходить по ярмарке с медведем, быть привлекательными для очень широкой публики. Уже не первый год есть их совокупный стенд — это было тоже такое приказное решение.
В конечном счете, концепция, политика очень важна. Все надеялись, что «рынок сам все отрегулирует», а, вот, оказывается, что такого рода мероприятие как ярмарка, без внятной идеологии не работает.
П.К. В чем же именно состоит идеология?
А.Г. Ну, например, это идеология сознательного привлечения и возвращения международного внимания к книгоизданию современной России.
П.К. Есть ли на выставке какие-то идеологические и политические ограничения? Например, для литературы, выражающей идеологию ультраправых и национал-социалистов? Будут ли представлены издания, преследуемые Наркоконтролем (например, серия Ильи Кормильцева)?
А.Г. Никаких идеологических ограничений нет. В прошлом году «Ультракультура» вместо стенда в павильоне использовала для представления книг самолёт, стоящий вместе с ракетой на площади в ВДНХ. В самолете сидел Лимонов как воплощение «великой эпохи». По слухам, Илья Кормильцев даст пресс-конференцию по поводу антипремии «Абзац», полученной им за перевод книги Брета Истона Элиса «Гламорама». Кстати, пресс-конференция пройдёт на стенде знаменитых «борцов за правое дело» — компании «Кирилл и Мефодий».
П.К. Какие ещё «экстремальные» издания будут представлены на выставке? «Арктогея», Гейдар Джемаль, например?
А.Г. «Арктогея» туда не ходит, у них денег не хватит. Джемаля не будет тоже. Лимонов будет представлять радикалов — и «левых», и «правых».
П.К. Какие фестивали запланированы в рамках ММКВЯ? Можно ли говорить об их едином контексте и о «фестивализации» книжной ярмарки как о некоторой тенденции?
А.Г. Так оно и есть. Но фестивалей как таковых будет не очень много. Меня очень привлекает украинская программа. Будет презентация мусульманской литературы — конкурс переводов из Корана… Вообще, ярмарка — это в первую очередь прекрасная кунсткамера. Двухголовых телят будет предостаточно.
П.К. Как вышло, что именно вы отвечаете за Фестиваль Еврейской Книги?
А.Г. В сущности, это была моя собственная инициатива — я заинтересовался этим больше других. Для меня это, в частности, некоторая репетиция большого книжного фестиваля в Москве, который я рано или поздно хочу провести.
П.К. А когда примерно это может произойти?
А.Г. Сейчас сказать трудно. Самое интересное, что будет в ближайшее время, — это фестиваль Российской книги во Львове. Он пройдёт с 16 по 20 сентября.
П.К. Насколько я понимаю, Фестиваль станет первой масштабной выставкой еврейской литературы, проводимой в Москве. Какова его концепция?
А.Г. Отчасти она наследует израильским стендам на советских книжных ярмарках, хотя наши задачи сильно отличаются. Тогда было важно донести весть о существовании государства Израиль. Наша сегодняшняя цель — ревизия образа еврейской культуры во всей её полноте, от российской идишистской литературы ХIХ века до творчества современных еврейских авторов по всему миру. Когда мы говорим о литературе, мы имеем в виду не только fiction. По счастью, еврейская культура сохранила в очень хорошей форме изначальное слияние религиозной, философской и художественной мысли. Достаточно сказать, что одним из гостей Фестиваля будет блистательный переводчик и комментатор Талмуда, писатель и мыслитель, рав Адин Штайнзальц.
Если же говорить о художественной литературе, то для меня лично событием Фестиваля стал выход нескольких книг современных израильских авторов в серьезных российских издательствах. «Фантом-пресс» выпустил прекрасную подростковую книжку Давида Гроссмана «С кем бы побегать», «Амфора» — Амоса Оза, «Эксмо» — книгу Этгара Керета, самого яркого из сорокалетних авторов Израиля. Все эти книги, конечно, будут представлены. И для меня важно, что в издательствах они были выпущены не именно как еврейская литература, а просто потому, что хорошая.
П.К. Расскажите о возникновении идеи фестиваля. Кто был её инициатором и кто непосредственно осуществляет подготовку этого мероприятия.
А.Г. Родителей у Фестиваля довольно много, но более всего я хотел бы выделить Михаила Львовича Гринберга, главу издательства «Гешарим» и фонда «Мосты культуры». Миша — неутомимый труженик на ниве пропаганды еврейской культуры в нееврейских массах. Он не только породил саму идею Фестиваля, но и собрал вместе все силы, которые смогли эту идею реализовать. И то, что это не фестиваль книг издательства «Гешарим», а открытая площадка, на которой могут работать все, — очередное доказательство его мудрости и благородства. Фестиваль не состоялся бы и без международного фонда «Ави Хай» .Его московский представитель раввин Давид Розенсон стал для Фестиваля настоящим заботливым отцом. Это такой еврейский папа, который работает с раннего утра до поздней ночи, приносит в дом деньги и при этом все чувствуют исходящие от него тепло и заботу, даже когда он ругается.
П.К. Какие отечественные и иностранные издательства будут представлены, в чем состоял принцип отбора участников?
А.Г. Издательства как таковые не представлены. Иностранные книги будут в основном научные (например, издания Иерусалимского университета), а российские — беллетристика. Подразумевается, что на иностранных языках будет читать тот, кто ориентирован на глубинную проработку, а по-русски — тот, кто интересуется культурой в её более простых проявлениях.
П.К. Один из круглых столов Фестиваля озаглавлен так: «Русский — международный язык еврейской литературы». Но не рискуем ли мы впасть в произвол, отказываясь от строго филологического определения национального характера литературы по её языку и обращаясь к таким более чем условным критериям, как «тематика» или «культурная идентификации автора»? Вот классический пример — Пауль Целан, чья еврейская «идентификация» как будто не вызывает сомнений. На выставке будет представлена книга о нем. Однако определение себя как «еврейского поэта», он считал антисемитским. А, ведь, в этом тоже проявилась его «культурная идентификация». Что, если в «расширенном» понимании национальной литературы есть не только методологический, но и этический риск?
А.Г. Мы, безусловно, рискуем впасть в произвол — как и в любой сознательной культурной работе. Когда мы с коллегами строили «Ex Libris НГ», мы довольно много думали о том, что такое стилевой посыл, культурная воля. В любых культурных проектах ты либо изобретаешь свою собственную систему координат, либо задыхаешься в чужой, — tertium non datur, к сожалению. Изобретение языка непосредственно предшествует говорению — этому нас девяностые научили, и от этого урока я лично не вижу причин отказываться.
Можно было бы говорить о том, что национальные литературы замкнуты в языках, если бы существовали хотя бы языковые границы, не говоря уже о культурных границах или национальных. Нет смысла, наверное, говорить ещё раз о том, что атомизированный гражданин глобального мира имеет бесконечное число культурных валентностей и стремится реализовать их все. Национальное существует изначально как культурный проект — вспомним, с чего всё это начиналось. С немецких романтиков, изобретавших немецкое, Шевченко, изобретавшего украинское и Украину вообще, — у Оксаны Забужко была прекрасная книга на эту тему. В конце концов, совсем недавно создатели Израиля изобретали и еврейскую государственность и ивритскую культуру — и ничего, стоит вроде, не шатается.
П.К. Что вы лично вкладываете в понятие «еврейская литература», какие тексты могут быть им охвачены?
А.Г. Я бы сказал, что это не только литература, написанная на еврейских языках, но и вся литература, касающаяся еврейской тематики не снаружи, а изнутри соответствующей традиции. В этом смысле для меня, например, книги Бабеля — еврейская литература.
П.К. Может ли писатель, или текст, принадлежать, по разным признакам, к двум или нескольким литературам? Например, Олег Юрьев. По языку он русский писатель, по территориально-политическому признаку — немецко-израильский, по условной «культурной идентификации» — видимо, русско-еврейский?
А.Г. Конечно, писателю не обязательно быть привязанным к одной книжной полке — о строгих границах национальных литератур имело бы смысл говорить, если бы разные национальности жили, по крайней мере, на разных планетах. Но поскольку процесс перекрестного опыления культур происходит постоянно, то они обогащают друг друга. Это происходит и в случае перевода. Ну, ведь, стали же Павич и Мураками настоящими русскими писателями. Но есть некоторые вещи на уровне мифического «зова крови». Меня ничуть не пугает этот термин — если конечно, за ним не следуют какие-нибудь военизированные выступления.
П.К. Представим себе, например, анонимное произведение на русском языке, стилистически и композиционно полностью воспроизводящее Агаду и Мидраши. Как мы сможем определить «национальность» этой книги? Вдруг автор не «идентифицируется» с еврейской культурой, а «ведет с ней диалог»? Значит, не зная национальности автора, мы не ответим на этот вопрос? А зная?
Идентифицируется ли с еврейской культурой Мандельштам? А Борхес? Павич? Густав Майринк в романе «Голем»? Можно ведь прийти к парадоксам.
А.Г. В случае анонимного произведения, да и во всех остальных случаях, важно, станет ли это фактом еврейской культуры, станет ли предметом обсуждения в еврейской культуре, получит ли еврейский контекст? И, вот, по реакции, по контексту, который сформируется, мы решим, к чему это относится.
П.К. Еврейская литература, в том числе современная — огромный корпус текстов
на нескольких языках. Всё это разнообразие заведомо невозможно было охватить в рамках Ярмарки. И всё-таки на Фестивале будут представлены книги на русском, английском, иврите, но ни одной книги на идише. Между тем. в последние годы выходили прекрасные академически изданные сборники фольклорных текстов. Это случайно или концептуально значимо?
А.Г. Случайно — и при этом, не совсем точно. Идиш будет присутствовать на фестивале, в обширной музыкальной части. Кроме еврейской народной инструментальной музыки, в большом количестве прозвучат песни на стихи выдающихся еврейских поэтов, которые писали на идише.
П.К. Фестиваль задуман как синкретическое шоу: кроме книжных презентаций, в программу входят несколько концертов клезмерской музыки, мастер-класс по еврейской кухне, выставка фотографий, показ кинофильмов. Что для вас означает этот синкретизм, как он должен повлиять на посетителей выставки и чего вы лично ждёте от такой стратегии?
А.Г. Построение синкретической, разносредной программы было сознательным решением. Сила книги — её долгожительство — оборачивается и проблемой: в книгу очень долгий вход. Как сказал мой друг, когда-то литературный критик, впоследствии известный кинокритик, а теперь уже и писатель, опубликовавший недавно книгу совместно с Линор Горалик: «Я перестал писать о книгах и стал писать о кино, потому что за полтора часа можно посмотреть фильм, но нельзя прочитать книгу». Мы даем потребителю возможность «войти» в культуру не только через книгу, но через музыку, визуальное искусство, кулинарию. Всё это легче и быстрее «переваривается», но не в меньшей степени отражает традицию. Простые кулинарные рецепты, которые покажет на фестивале главный шеф-повар ресторана «Маген Давид» Ицхак Полани, — на самом деле представляют важный культурный код и являются частью традиции.
П.К. Какие книги, авторы и презентации кажутся Вам лично особенно актуальными и призваны, по-вашему, стать «гвоздями» Фестиваля?
А.Г. Я обратил внимание на книжку Этгара Керета в новом переводе Линор Горалик. Тот удивительный взгляд на мир, который Керет выдумал в современной ивритской литературе и который сделал его столь популярным, не получил должного отражения в предшествующих переводах. Может быть, поэтому две предыдущие книжки не получили никакого серьезного отклика. Если говорить о людях, то я дико рад, что нам удалось привезти Авраама Б. Иегошуа. Это серьезный писатель уровня Аксенова или Битова, и активный публицист, по-настоящему знающий, что сказать своему народу.
Замечательный человек Моше Идель. Еврейская мистика, которая все больше становится модной новинкой в России, до сих пор была представлена в основном не прямо, а через посредство тех или иных культурных мифов. Подобно тому, как суши пришли к нам не из Японии, а из Англии. Моше Идель представляет традицию Гершома Шолема — одного из самых выдающихся исследователей Каббалы, друга Борхеса, учителя многих философов нашего века. Я очень рад присутствию Адина Штайнзальца, которого я считаю образцом религиозного учителя сегодняшнего дня. Он совмещает удивительную личную адекватность со столь же удивительной религиозной и моральной несгибаемостью. Мне всегда симпатичны религиозные лидеры, демонстрирующие себя как нормальных людей, ни на волос не отклоняясь при этом от религиозной истины. К огромному моему сожалению, я, православный, такого учителя не могу найти среди представителей нашей Церкви.
П.К. Владыка Антоний Сурожский?
А.Г. Да, но из тех, кто есть в живых… Штейнзальц — удивительный лектор, преподаватель, переводчик Талмуда, он практически пересоздал Талмуд. пересказал его современным языком, не сделав его при этом бессмысленным. Человек, который очень много учит. Он много сделал для того, чтобы в России не только евреи, но и другие научились подлинно воспринимать эту традицию.
Кроме того, ожидается обширнейшая музыкальная программа. Из Израиля к нам едет замечательный коллектив «Хабрейра Хативит» (что в переводе означает «Естественный Отбор»). Они играют в «средиземноморском» стиле («мизрахи»), но очень энергично. Лидер их, Шломо Бар, — уже 15 лет звезда. «Ашкеназская» традиция будет представлена клезмерской программой с участием лучших исполнителей еврейской народной музыки из стран СНГ.
