Фестиваль NET был придуман в 1998 году группой молодых театральных критиков и первые два года так и делался – наивным и самопальным способом, буквально «на коленке». Не было ни штата сотрудников, ни зарплат, ни умений, и молодые люди с ужасом потом рассказывали о своем опыте «растаможки» декораций перед самым началом спектакля и о безнадежной борьбе с чиновничьим равнодушием и мздоимством. Так прошло два года, на третий – 2000-й – провести фестиваль и вовсе не удалось. В 2001-м NET попал под крыло Центра имени Мейерхольда и начал новую жизнь. В этом году фестиваль уже стал полностью самостоятельным, хоть ЦиМ и значится третьим учредителем NETа вместе с его арт-директорами - Мариной Давыдовой, театральным обозревателем «Известий», и Романом Должанским, обозревателем «Коммерсанта».
Дина Годер встретилась с Мариной, Романом и исполнительным директором фестиваля Евгенией Шерменевой и выяснила, чего стоило энтузиастам сделать первый частный театральный фестиваль в нашей стране.
Роман Должанский: Вот тебе для начала история о состоянии нравов нашего театрального сообщества. Государственный театр Содружество Актеров Таганки сдает помещение фестивалю на два дня, подписывает все документы, а за неделю до спектакля выясняется, что в первый из этих двух дней на его сцене пройдет концерт юмориста Задорнова с телесъемками. А на вопрос, как же это можно, отвечают: «Ой, ну, вам это надо? Может, вы вообще отмените, мы вам денег вернем? Или в другой день сыграйте». Видимо, им гораздо больше денег предложили. А речь, между прочим, идет о спектакле Могучего, который открывал программу.
А сколько вообще стоит аренда театра в день?
Евгения Шерменева: Дело даже не в реально прописанных суммах за аренду. Театр «Содружество актеров Таганки» вроде бы стоит в три раза дешевле МХТ имени Чехова, но обошелся нам в ту же сумму. Там не было вообще никакого оборудования, пришлось все нанимать и заново начинять пустую коробку светом и звуком. А в МХТ помимо того, что достаточно современное оборудование, еще и профессиональные службы, конечно. Вообще надо иметь в виду, что когда сдается площадка, то ее оценка идет по аншлаговой стоимости самого дорогого спектакля, идущего на этой сцене.
Р.Д.: У нас делать какой-либо фестиваль, не имея недвижимости, невозможно, потому что аренда съедает все. Рассказываю еще одну историю: в городе Тампере, в Финляндии, проходит весьма известный театральный фестиваль. И я поинтересовался у его руководителей, сколько они денег тратят на аренду площадок. (А фестиваль этот потрясающий – 50 тысяч жителей и огромное количество театров, больших и маленьких, в подвалах, ангарах, с ярусами…) Они говорят: «Чего?». Я говорю: «Ну, ваш фестиваль же играет в разных театрах, сколько вы им платите?» Они опять: «Чего?». Я думаю: может, я как-то по-английски плохо изъясняюсь. Оказывается, нет. «Да что вы, это такая честь принимать фестиваль! Театры нам сами заранее звонят и спрашивают: а кто у нас на этот раз будет играть?».
Я слышала, что единственный, кто в этом году пустил вас к себе без денег, - это театральная библиотека, где играли «Странника».
Е.Ш.: Да, там директор (В.П.Нечаев - ред.) чуть ли не сам с актерами столы и стулья для зрителей ставил.
Самые нищие - самые бескорыстные. И все же чем ваша ситуация отличается по способу функционирования от Чеховского фестиваля, к примеру? Я понимаю, что ваш – частный, а тот – проводится общественной организацией. Но у него тоже нет своего театра.
Р.Д.: У них есть гарантированная государственная поддержка. А у нас нет. То есть нам государство помогает, но никогда нельзя быть заранее в этом уверенным. Да и сумма поддержки может за три месяца до начала вдруг стать вдвое меньше.
Е.Ш.: К тому же у них есть помещение - целый дом в центре, штат сотрудников и техническая база.
Марина Давыдова: Они сдают в субаренду первый этаж банку. На эти деньги весь персонал мог бы безбедно существовать. И, по большому счету, если бы главный продюсер Шадрин не был таким энтузиастом, мог бы сказать: да ну на фиг этот фестиваль, привозить для виду три спектакля и все.
Р.Д.: Они получают порядка 5 миллионов долларов, а мы – миллион рублей. Да и вообще, важно, где делать фестиваль. Вот в этом году у нас первый раз есть отдельная комната в СТД. Не проходная, как было в ЦиМе, не дома на коленке, как сначала.
Е.Ш.: Нам дали ее благородно, без всяких денег, так что теперь есть место, где поставить компьютер и телефон.
М.Д.: Но это добрая воля СТД, послезавтра комнату могут отобрать, и мне будет нечего возразить, поскольку с какой стати они должны нас у себя держать?
Е.Ш.: А какие были проблемы, пока мы своего счета не сделали! Без этого, например, все деньги, которые поступали за билеты, аккумулировались на счету той организации, которая их проводит. Мы работали с ЦиМом – все деньги автоматически шли на его счет. Частично они шли на фестиваль, но все остатки оставались им, и бороться с этим было невозможно.
Р.Д.: Даже, если удавалось сэкономить деньги во время фестиваля для того, чтобы пустить их на развитие, оплатить какие-то дальнейшие поездки, то получить их с партнера уже было невозможно. А еще бывали у нас спонсоры, которые делили свой вклад на 3 части и говорили, что третью часть денег переведут по окончании фестиваля. И не было такого спонсора, который бы эту часть заплатил.
Почему?
Р.Д.: Потому что у нас люди не дорожат своей репутацией. Одни, например, сказали, что им спектакль не понравился. Это же вообще непредсказуемо.
Так частный фестиваль имеет какие-то плюсы или нет?
М.Д.: Я не вижу этих плюсов, если иметь в виду организационный аспект. Конечно, это дает ощущение независимости, но оно обманчивое, поскольку независимость в первую очередь связана с количеством денег. Любой фестиваль есть компромисс между твоими возможностями и желаниями. Можно составить идеальную программу, сидеть и облизываться, но когда подсчитаешь деньги, по ходу дела из этой идеальной программы ты вычеркиваешь больше половины или даже двух третей и заполняешь его теми спектаклями, которые ты можешь привести, поскольку у тебя хватает на это денег и организационных ресурсов.
Так значит дело просто в том, что никакая институция не захотела поддержать вашу идею?
М.Д.: Конечно, если бы ФАКК сказал, что будет нас крышевать и опекать – я бы не стала отказываться. Это же другие деньги.
Оно же вам и так денег дает?
М.Д.: Копейки. Большое спасибо, конечно, что мы в этом году мы получили 1 млн рублей на фестиваль и 200 тысяч на проведение мероприятий в Клубе на Брестской. Но сопоставьте: в прошлом году один привоз театра Шаубюне со спектаклями Остермайера стоил 200 тысяч евро. В этом году мы хотели привезти польский «Дибук» Варликовского и выяснилось, что это стоит 50 тысяч евро. На те деньги, что нам дал ФАКК вообще никакого фестиваля провести нельзя – разве что привезти один скромный спектакль.
Помню, что в 2001 году вы проводили фестиваль с Бояковым – тогда в организаторах появилась слово «Практика», которым он теперь назвал театр.
Р.Д.: Да, слово «Практика» придумано мной и эта организация, - некоммерческое партнерство, - организовали я и Бояков, чтобы проводить фестиваль, ну и еще для каких-то проектов. Именно тогда, в 2001 году, мы получили первый бюджет министерства культуры. Я вообще считаю, что фестиваля до 2001 года не было. В доисторические времена 98-99 года у нас не было ни организации, ни бюджета, ничего.
Но он же проводился?
Р.Д.: На гранты фонда Сороса. Просто сумма перечислялась мне на счет. Практически в карман. Мы их снимали – и все делали. Это сейчас фестиваль в целом стоит полмиллиона, а в 98-м году – 15 тысяч долларов.
А как вы отчитывались за эти деньги? Известно же, как у нас все приходится все проводить: с черным налом, взятками и др.
Р.Д.: За западные гранты отчитываются проведенным фестивалем.
Е.Ш.: У них результативная бухгалтерия, а у нас – налоговая. Государству, по большому счету, результат безразличен. У нас главное - отчитаться по каждой позиции.
Из чего сегодня состоит ваш бюджет?
Е.Ш.: Из нескольких частей. Во-первых, из поддержки государства. Во-вторых, спонсоров, а для них это имиджевая реклама. В третьих – льготы, которые мы получаем от наших партнеров, того же Академсервиса (это гостиницы). А четвертая – самая большая – то, что вкладываем мы своими переговорами с посольствами, культурными центрами, какими-то зарубежными фондами, которые берут на себя серьезную часть расходов по привозу зарубежных групп.
Р.Д.: Есть еще одна строка – расходы на подготовку фестиваля в течение года. Мы за нее не получаем зарплаты – то есть, это наш спонсорский вклад.
Как известно, самые успешные дела начинаются бесплатно.
Р.Д.: Знаешь, кто главный спонсор фестиваля? Немецкие налогоплательщики. Потому что самый дорогой спектакль фестиваля привозит за свой счет Гете-институт, который финансируется из госбюджета Германии. То есть немецкие налогоплательщики оплачивают нашу возможность увидеть их спектакль.
Е.Ш.: И приезд, и гонорар оплачивают они.
Вы платите гонорары? Я думала – у вас безгонорарный фестиваль.
Р.Д.: Без гонорара никто никуда не поедет. А те, кто поедут, лучше бы сидели дома.
А какие у вас перспективы?
М.Д.: С течением времени появляются… Первые фестивали мы проводили на какие-то совсем жалкие деньги. Я вообще не понимаю, как – на эти деньги нельзя провести ничего. Но потом сам бренд начинает работать. Теперь наш капитал – в самом имени, в каком-то смысле – в наших именах. Мы приходим, к примеру, в Гете-институт и говорим: здравствуйте, друзья, нам бы хотелось на следующий NET привезти что-нибудь хорошее из Германии. Нам отвечают: вашему фестивалю, вот вам лично – мы, безусловно, будем помогать. Вклад в фестиваль со стороны культурных институций и посольств разных стран неизмеримо превышает вклад и со стороны нашего государства и спонсоров. На те деньги, что мы получаем внутри страны, провести фестиваль нельзя.
А сколько стоит в этом году привоз спектакля "Эмилия Галотти" Тальхаймера, которым закрывается фестиваль?
М.Д.: Больше ста тысяч евро. Теоретически Гете-институт может привести «Эмилию Галотти» сам, и будут просто гастроли Дойчес театра в Москве. Но ему важно его привезти в рамках фестиваля НЕТ, поскольку у нас уже есть определенная аудитория, есть реноме, это будет адресный привоз и на спектакль придут неслучайные люди. То же с французским культурным центром. Лакаскада можно привести отдельно, ведь наш финансовый вклад в этот приезд минимален. Но им важны не наши деньги, а наше имя, наш бренд. И это, на самом деле, основной наш капитал. Может быть, наступит такое прекрасное время, когда не только для зарубежных культурных институций, которые на территории России находятся, но и для банков, к примеру, наше имя тоже будет что-то значить. И если они будут готовы давать деньги для того, чтобы было сказано, что НЕТ проходит при поддержке, например, Альфа-банка, то, может быть что-то изменится. Уже какие-то минимальные изменения в эту сторону есть.
То есть ваши преспективы состоят в укреплении бренда?
М.Д.: Наша капитализация в этом состоит. До недавнего времени мы и нанять-то никого не могли – втроем делали фестиваль. У нас не было денег, чтобы провести фуршет, я садилась в машину и ехала на рынок, по дешевке закупали продукты, пока зрители смотрели спектакль, быстренько резали все на столе, устраивали в театре скромный банкетик – потом все уходили, и мы убирали со столов. Сейчас прогресс – мы смогли уже провести пресс-конференцию в клубе на Брестской. Хотя бы продукты не надо было резать. А еще проявились люди – студенты в основном, которые за очень небольшие деньги работают у нас. Просто им интересно во время фестиваля познакомиться с театрами, режиссерами лично. Фестиваль в значительной степени делается и на их энтузиазме тоже.
Все, наверное, думают, что вы совсем сумасшедшие?
Р.Д.: Да, наверное, так и есть. Вот в прошлом году рассчитали бюджет и поняли, что остается 8 тысяч долларов. Думаем: давайте оставим деньги на развитие, оплатим поездки, заплатим себе зарплату. А потом спрашиваем друг друга: сколько стоит привезти «Чайку» Арпада Шиллинга? Такой хороший спектакль. Оказалось, как раз 8 тысяч. Вот мы на эти деньги его и привезли.
М.Д.: Мы не жалеем, что привезли - это было здорово. Поэтому мы так обижаемся, когда говорят, что можно было бы этого не привозить, а привезти что-то другое. На те деньги, что у нас остались, мы привезли лучшее из того, что бывает. Обошли весь рынок и нашли этот помидор. Можно конечно говорить: мы, мол, видели гораздо лучше помидор, - так он и стоил в 10 раз дороже. Конечно, хочется привести Персеваля, Плателя… Но когда начинаешь думать про все это, понимаешь, что это не для нас удовольствие. Я точно знаю, что на те деньги, что у нас есть, наше КПД максимальное, правда!
