О феминизме и правах. Опасно говорить о проблеме равенства полов, когда самое близкое к этой теме понятие “феминизм” привычно понимается как истерика женщины, которая желает мужчину больше остальных, но боится в этом признаться. Гендерное равенство – то немногое, что либеральная идеология никогда не донесет до отечественной почвы, не расплескав по дороге. Феминистки проиграли войну, так и не начав ее – во всяком случае, в постсоветской России. То ли сказалось революционное прошлое, после которого долгое время говорили не о праве на работу, а о праве на домохозяйство; то ли победил страх быть обличенными в истерии сексуального происхождения на фоне малой эффективности разговоров на эту тему. Мне самой, признаться, становится неловко, когда упоминают феминизм: хочется сказать, что этой женской болезнью надо болеть вовремя, лучше всего – в пубертатной юности. Однако есть такие сюжеты, которые предлагают жесткий выбор: ползти домой зализывать раны или обращаться в милицию, где оскорбят и обвинят в провокации. Сегодня я выбрала второе - в День Конституции самое время задуматься о правах. Точнее, не о правах вообще, а о конкретной проблеме - сексуальном домогательстве на работе. Вот где до сих пор наводят порядок борцы за женскую “неприкосновенность”, и где они ничего существенного не достигли.
О женском. Бывают “женские журналы”, “женские праздники”, “женские консультации”, “женская логика” и, наконец, “женские права”. Все они относятся к единому смысловому полю: “женское” - как интимно-скабрезное. В таком поле ни один уважающий себя интеллектуал писать не сядет. Но мне кажется, что сакраментальные вопросы национальных особенностей, души и традиций, на которые неизменно выводят любые разговоры о мужчинах и женщинах, прямо указывают на решение: “всю систему менять”.
Об определениях. Вкратце проблема такова: человек, занимающий высокое положение, позволяет себе различные формы сексуальной агрессии, к которым эксперты относят не только прямые действия (скажем, попытка изнасилования), но и любые слова, которые могут быть оценены как сексуально направленное поведение – “скабрезные шутки, анекдоты, намеки”, а также “неприличные прикосновения” по отношению к человеку, занимающему подчиненное положение. Вот две наиболее важных характеристики, по которым действия коллег можно расценить как sexual harassment: наличие ущерба (психологического, физического), наносимого одной из сторон, и невозможность прекращения действий без явных потерь (здоровья, работы и т.д.) со стороны жертвы. Соответственно, сексуальным домогательством не может называться то половое “взаимодействие”, которое предполагает управляемость и взаимность (флирт, служебный роман – это все-таки из другой оперы). Обычно субъект домогательства – мужчина, а объект – женщина. Подозреваю, бывает и по-другому, но я про это ничего не знаю. Физиологическими последствиями сексуального домогательства являются “головные боли, нарушения сна и кошмары”; психологическими – “стыд, понижение самооценки, ощущение бессилия, чувство незащищенности, неуверенность в себе”.
О политике. Честное слово, сексуальное домогательство больше связано с политикой и идеологией, чем с сексопатологией. По данным социологов и антропологов, к нему более всего склонны мужчины, чей образовательный и социальный статус выше среднего или весьма высокий. Выходит, проблема коренится в “авангарде” - сторонники равенств возможностей фанатеют от демократии древнегреческого разлива, где у всех людей есть права, а если кто не человек – “я не виноват”. Именно в этой среде порождается определение феминистки как дамы, у которой не все в порядке. И доказательства, и опровержения этого высказывания невозможны, но полемического задора ради хочется заметить, что у обвинителей тоже не всегда все хорошо: патологии, характерные для людей с высоким уровнем образования, всегда самые запущенные – с интеллектуальных высот хуже всего видать границы допустимого.
О провокациях. Уличная реклама, гламурные журналы, эстрадные дивы и прочая постоянно демонстрируют доступность как главное женское достоинство и одновременно как главный источник женского удовольствия. Об этом только ленивый не пишет. Виноваты ли мужчины в том, что каждый день вынуждены видеть рядом с собой ослепительных, не в меру свободных от патриархальных установок красавиц? И легко ли им существовать в условиях сплошной информационной агрессии? А еще бывают женские провокации – осознанные (скажем, короткая блестящая юбка, хотя есть средства явно изящнее) и неосознанные (“он предложил,… а я не поняла,… а потом пришлось искать новую работу” - такими историями забиты сетевые чаты).
О традиции. Гениальный выход нашла исламская культура. Женщина становится объектом нападения, только если нарушает жесткую норму, определяемую традицией (она и есть закон). И в соблюдении традиционных правил поведения нет проблемы унижения женщин – она появляется только там, где нормы не определены. Кстати, женщины работают там реже и в гораздо более регламентированных условиях, так что им приходится меньше выяснять свои отношения с коллегами.
О законе. У нас тоже есть традиция на этот счет (как раз в патриархальности, “Домострое” и других “нехороших” вещах коренятся архетипические “бабы” и “мужики”, со своими глубинными ролями и функциями). Эта традиция антизападна и антилиберальна. А потому в процессе болезненного перехода с “традиционного” типа общества на “цивилизованный” (“модернистский”, “вестернизированный” - как угодно) она разваливается на куски: если в некоторых российских городах женщине все еще неприлично курить на улице, то в Москве и Петербурге ей вроде бы прилично делать все. Однако окончательной модернизации так и не случилось. Мы имеем Конституцию и Уголовный Кодекс, изо всех сил имитирующие либеральные нормы: у нас “мужчина и женщина имеют равные права и свободы и равные возможности для их реализации” (Конституция РФ, статья 19, п. 3), а “понуждение лица к половому сношению… путем шантажа, угрозы уничтожением, повреждением или изъятием имущества либо с использованием материальной или иной зависимости потерпевшего (потерпевшей) – наказывается…” (Уголовный Кодекс РФ, статья 133).
В тех далеких странах, которые обычно называются “цивилизованными”, помимо устойчивого общественного мнения и развитого законодательства существует разветвленная система поддержки жертв – консультационные, психологические и психотерапевтические службы, анонимные телефоны доверия и т.п. Однако какой здравый российский человек обратится в суд по поводу “понуждения к половому сношению”? Не зная статистики, бьюсь об заклад, что таких единицы. Достаточно представить процесс сбора доказательств и ожидания решения, не говоря уже об угрозе потери важной (доходной, интересной) работы и ломке карьеры, чтобы отказаться от этой идеи навсегда: в реальной ситуации решающую роль играет не закон, а традиция – те ее наиболее фундаментальные остатки, которые руководят поведением где-то в области спинного мозга.
Иначе говоря, формально мы на Западе, а глубинно – на Востоке. Для того, чтобы перестать сидеть на двух стульях, надо (всего-то!) сформировать ясное представление о том, какая модель нам роднее и ближе. И я не уверена, что это будет именно цивилизация.
