«Я учту, -- сказал я. -- Я справлюсь сам.
И уже на ходу у меня вдруг вырвалось непроизвольно:
“Шипучку побоку”».
Фолкнер «Непобежденные»
С каждым годом все больше отмечается юбилеев, дней рождения и смерти, основания и распада – и все надрывнее, затяжнее, истеричнее, с фейерверками, руганью в блогах и заказами на социальную рекламу. Обсессия дурно понятой историей превратилась – одновременно – в паранойю и шизофрению. В первую, так как все со всем связано – упавший самолет, к примеру, есть следствие убийства пленных военных и гражданских лиц за 70 лет до того, второе – так как наркотическое пристрастие к историческим датам сопровождается детской невинностью в отношении исторических познаний вообще.
Меж тем, никак не вспомнили действительно важное событие рубежа веков Маркса и Ленина (или, если угодно, Дюма и Кафки). Сегодня место ему – в скромной статье «Википедии», где рано или поздно упокоится все ушедшее, унесенное рекой времен; воистину, чем не Елисейские поля, причем, совсем не парижские. Впрочем, в нашей истории присутствует как раз Париж, где 110 лет назад с помпой разыгрывалась мистерия новейшего прогресса – технического, научного, гуманистического. 15 апреля 1900 года здесь открылась Всемирная Выставка; за 7 месяцев зеваки и истинные любители наук, ремесел и образованности лицезрели множеством новых вещей – от эскалаторов и первого дизельного двигателя до баночного супа Campbell. Что бы делал Энди Уорхол, не устрой эти странные люди в цилиндрах и с чудовищными бородами и бакенбардами странного праздника безбрежного оптимизма?
Столетие, кажущееся нам сейчас милым, уютным, немного чудаковатым, как диккенсовский джентльмен, на самом деле было иным: не следует поддаваться ретроспективной аберрации памяти. Мандельштам написал о девятнадцатом веке, пожалуй, самые точные слова: «Как огромный, циклопический глаз – познавательная способность девятнадцатого века обращена в прошлое и в будущее. Ничего, кроме зрения, пустого и хищного, с одинаковой жадностью пожирающего любой предмет, любую эпоху». Вот как раз триумфом этого «хищного и пустого зрения» девятнадцатого века были Всемирные Выставки – именно там европейцам пытались показать все, буквально все, что было тогда в вещественном мире. Взгляд посетителя, будто хищный прожектор, бродил равно и по эскимосским нарядам, и по картинам русских академистов, и по новейшим немецким машинам. Наконец, Всемирные Выставки стали поводом в очередной раз поговорить о грядущем счастье и прогрессе. На более низком, бытовом уровне они позволяли журналистам выклянчить у редакции денег и совершить вояж в имперский Лондон, индустриальный Берлин, легкомысленный Париж. 110 лет назад, из Парижа, со Всемирной выставки 1900 года русские журналисты, писатели, публицисты посылали свои корреспонденции в «Мир Божий», «Новое время», «Русские ведомости», «Вестник Европы».
Вообще же, это была первая выставка, где Россия присутствовала со всем своим русским размахом. Дмитрий Иванович Менделеев – вице-президент Международного жюри; рядом с Эйфелевой башней – прелестный Алкогольный павильон с хитроумной (по тем временам) установкой для ректификации спирта, тут же – торговля навынос той самой русской водкой, золотой, (платиновый, брильянтовый) ГОСТ которой наш вице-президент и установил навсегда. Через Сену переброшен новый мост, имени Александра Третьего, а другой мост – Красноярский – получает золотую медаль Выставки. В общем, триумф и ура.
В майском за 1900 год выпуске «Вестника Европы» было напечатано очередное «Письмо о всемирной выставке в Париже». Здесь забавно многое, например, чисто русский, «банкетный», «фуршетный» взгляд на особенности разного рода публичных мероприятий, вроде Всемирных Выставок. Итак, цитата: «Раннее открытие не вполне готовой выставки имеет и некоторые преимущества. Оно дает повод к целому ряду частных открытий разных отделов, может быть – поочередно в отделе каждого народа… Так, недавно, 3 апреля, открыли торжественно русский отдел. Приезжал на открытие президент республики; ему вручили знаменитую карту Франции из разноцветных камней. Затем, по отъезде президента, уже по чисто русскому обычаю, состоялся молебен со “словом” священника; освятили все покои, все залы. А потом, по тому же хорошему русскому обычаю, все – и всех – орошили шампанским, плотно закусили и кричали при этом так, что крики были на версту кругом. Потом… те, у кого желудки успели офранцузиться, прихворнули. Тем торжество пока кончилось». Эх, недаром Розанов язвил, мол, русскому литератору кажется, что он хочет конституции, а на самом деле мечтает либерал о севрюжине с хреном. И вот интересно: к кому отнес себя автор корреспонденции – к тем, у кого желудки не успели «офранцузиться», или к тем, кто «прихворнул» после «орошений» под «плотную закуску»?
Впрочем, не только благодушный тон плотно закусивших чеховских персонажей царил в русской прессе по поводу Парижской Выставки. Автора «Иностранного обзора» в том же майском номере «Вестника Европы» за 1900 год мучают мрачные предчувствия: «Общее политическое настроение в Европе мало соответствует тем хорошим официальным фразам, которые сказаны были президентом французской республики 14 апреля». Далее идет цитата из самого Эмиля Лубе: «Этот праздник гармонии, мира и прогресса, как бы ни была эфемерна его обстановка, не окажется напрасным. Мирная встреча правительств культурного мира не пройдет бесследно. Благодаря упорному подтверждению известных великодушных идей, которыми прославился этот истекающий век, двадцатое столетие увидит больше братства и меньше бедствий всякого рода». Беспощадный автор «Вестника Европы» замечает по этому поводу: «громкие слова о будущем царстве правды не произносились еще так некстати, как в настоящее время»; далее, упомянув об англо-бурской и испано-американской войнах, росте национализма во Франции и Германии, он завершает свой упрек болтуну Лабе так: «повсюду замечается в народных массах глухое недовольство настоящим и недоверие к будущему». Русский публицист прав: в двадцатом веке «недовольство» народных масс породило революции, а их «недоверие к будущему» – стремление воплотить в жизнь свои, тоталитарные проекты будущего.
Так что не зря Мандельштам писал о чудовищной познавательной способности XIX века. Этот хищный глаз действительно мог рассмотреть некоторые подробности будущего; но одно только зрение не способно предупредить. Одинокий голос анонимного русского публициста потонул в праздничном шуме Парижской Выставки. Что же до шампанского, которым орошали русский павильон 110 лет назад, то международную премию “Grand Prix de Champagne” в Париже выиграла шипучка из-под Одессы. Французы были посрамлены.
