Единственная (да и то - довольно условная) неожиданность прошедших думских выборов – сокрушительное поражение демократических партий. До сих пор правые в политической жизни страны худо-бедно, но все-таки присутствовали; мы как-то уже привыкли относиться к ним со снисходительной нежностью – как к серьезному, упорному и безнадежному троечнику – хороший институт ему не светит, но и ПТУ не грозит. И вот троечник с треском вылетел-таки из школы… Падение тем более унизительное, что когда-то он был вундеркиндом, будущее сияло ему всеми красками и обещало всяческое процветание. Психология вундеркинда правых подвела: сами по себе успехи приходить перестали, легкий победоносный драйв быстро исчез, а трудолюбия хватило ненадолго. Нынешняя их предвыборная компания отличалась удивительной коматозностью и походила на какое-то посмертное судорожное шевеление конечностями. Телодвижения совершались как будто по инерции, по обязанности; батарейки с животворной энергией, накопленной еще в перестроечные годы, похоже, окончательно разрядились.
Но особенно очевидна посмертность нынешней жизни правых стала непосредственно перед выборами и после краха на них. Отдельные революционные высказывания более напоминают кратковременные вспышки истерики: то Хакамада намекает на возможность кровавых уличных боев (чтобы немедленно взять свои слова назад), то речь заходит о грядущем и вполне безнадежном бойкоте всего и вся. Нет ни внятного осмысления катастрофы, ни признания ошибок (не вообще – это есть, а вполне конкретных), ни попыток найти хоть какой-то ведущий из болота путь. Кататония, похоже, побеждает жизнь вполне известным науке способом. Безнадежно пометавшись, правые даже президента решили из своей среды не выдвигать. Оно и понятно – спать хочется. Не шебуршиться. Не двигаться. Просто спать.
Всем – в том числе, разумеется, и самим правым – понятно, что уличных баррикад не будет, а бойкот успешно провалится: главная отличительная черта характера нынешнего электората – удивительная социальная пассивность. Уверенное (и вовсе не обязательно сочиненное "административным ресурсом") голосование за изначально назначенных победителей; безразлично-одобрительное отношение к результатам выборов; рекордно низкая явка – все складывается одно к одному. Весьма показательный социальный феномен - молодежь зачастую отправляется на избирательные участки исключительно ради того, чтобы порадовать родителей, до сих пор обуреваемых шестидесятническим пафосом переустройства общества. Выборы нового ректора РГГУ – явно грозящие устранением студенческих и преподавательских свобод – вызывают внутри университета, бывшей цитадели бурной перестроечной и постперестроечной демократии, лишь вялое, не воплощающееся ни в каких действиях недовольство. А чего, собственно, беспокоиться? Всем и так все ясно – как в том старом советском весьма концептуалистском анекдоте про листовки без текста.
Вялое пред- и послевыборное трепыхание правых – лишь очередной, пусть и весьма характерный показатель нынешнего состояния российского общества. Партия, позиционирующая себя как рупор молодой и наиболее энергичной его части, действует с темпераментом засохшей на зиму мухи. Неудивительно – ведь и вся страна застыла, замерла мертвой кристаллической структурой. Страну заморозили.
Похоже, это было вполне целенаправленное действие нынешней власти. Снежная королева уже четыре года успешно создает в России управляемую демократию, вживляя в тело общества кусочки льда. Усыпленное способом гибернации общество не тревожится – ему хорошо и спокойно. Да, чуть-чуть лишили свободы слова – во всех телепередачах в части политики говорят более или менее одно и тоже, зато есть многих других частей – там-то можно отыграться. Да, Басманный суд не отличается независимостью, зато кое-где уже есть суды присяжных, кого-нибудь невиноватого они вполне могут оправдать. Да, ходить голосовать бессмысленно, зато можно, в принципе, и не ходить, а запросто съездить отдохнуть в Турцию, причем - безо всякого разрешения парткома.
В принципе, двадцать лет назад, при советской власти, большая часть населения именно об этом и мечтала – о независимости частной жизни, о возможности оформлять личное пространство отдельно от государства. Социальный протест, на который опирались немногочисленные перестроечные революционеры, основывался на массовом индивидуализме. Сейчас активные элементы оказались отсечены, причем операция прошла безболезненно – недаром же перманентно вводится сильнодействующий наркоз. В результате общество явственно распадается на отдельные составляющие – на спящие, обезболенные массы, властных хирургов-анестезиологов и отсекаемые ими члены. Жизнь проходит молча – отдельным частям общества сказать друг другу нечего, звуки гаснут в безвоздушном пространстве, слова замерзают, как у Мюнхгаузена. Общественная коммуникация нарушилась – электорат и власть существуют в разных нишах, реальное общение между ними становится все менее реальным и осмысленным. Собственно, это и было главной отличительной чертой советского государства. Судя по всему, путинская демократия – это советская власть плюс возможность читать "Плейбой" и смотреть голливудские блокбастеры. И не ходить на выборы. И спать сладким, холодным и мертвым сном.
