В воскресный день 12 мая 1476 года в присутствии Великого князя Московского Ивана III Васильевича, недавно вернувшегося из очередного карательного похода на Новгород, в Кремле прошла торжественная церемония закладки Успенского собора – главной церкви Московской митрополии, или, говоря иначе, главного архитектурного сооружения Русского государства.
Стоит, наверное, напомнить, что главный храм древнерусского города (государства), стоявший обычно в центре соответствующего кремля, воспринимался жителями не только как основная местная монументальная святыня или место службы архиерея, не только как геометрический центр, точка отсчета в локальном пространстве – но и как фактический синоним наименования своей родины. Именно поэтому новгородцы шли в бой "за Святую Софию", а псковичи, допустим, заключали с ливонцами договор в интересах "Святой Троицы" и ею же клялись.
Главным храмом Владимирского Великого княжества был великолепный Успенский собор во Владимире, возведенный при Андрее Боголюбском в середине XII века. В рамках концепции наследования статуса Владимира идеологи Московского государства стремились "похитить" этот символ – первую каменную Успенскую церковь в Московском Кремле построили еще в конце XIII века, при князе Данииле Александровиче. Однако уже в 1326 году Иван Калита ее разрушает и строит на этом же месте новый собор – белокаменный, с черепичной крышей. В нем помещается и главная московская святыня – гробница митрополита Петра, перенесшего из Владимира в Москву свою кафедру, а следовательно и центр русского православия. Именно это, просевшее, перекосившееся и покрытое трещинами здание, простояв почти полтора века, было разобрано при строительстве нынешнего Успенского собора.
Собственно, слово "закладка" в наименовании той церемонии носило формальный вполне характер; в реальности 12 мая началось возведение стен здания – кладка первых кирпичных рядов на уже подготовленный фундамент. От окончания работ этот день отделяло ровно три года и три месяца – 12 августа 1479 года готовый собор был освящен митрополитом Геронтием. Впрочем, и это был не конец: еще несколько лет ушло на создание основного массива внутренних росписей – здесь спешить было нельзя, надо было дождаться стабилизации процессов усадки здания и убедиться во всесезонной надежности штукатурки.
Три с половиной года для строительства подобного сооружения в тех условиях могло бы считаться неплохим результатом для Москвы XV века – сегодня похожее здание при нормальном финансировании, скорее всего, возвели бы года за два. Могло бы – если бы не два обстоятельства. Первое из них заключается в отсутствии надлежащего объекта для сравнения – замысел был вполне беспрецедентным, ничего подобного на Руси не строили уже несколько веков, фактически с домонгольских времен. Второе же состояло в следующем: проект строительства нового собора Успения Богородицы Московского Кремля стартовал задолго до закладки того фундамента, на который 12 мая 1476 года уложили первые ряды кирпича.
Дело было так. Еще в 1471 году тогдашний митрополит Филипп призвал московских мастеров "Ивашку Кривцова да Мышкина" и поручил им построить на месте старой Успенской церкви новую – сходную с владимирским собором, но большую по размерам. Мастера согласились и работы начались. Здесь надо отметить, что, за исключением Пскова и Новгорода, каменное строительство на Московской Руси тогда практически не велось. Общее количество возведенных после начала монгольского ига, т.е. за 230 лет, каменных сооружений, включая даже фортификационные, измерялось десятками. Причем – крайне немногими десятками. Несмотря на регулярные, как приход весны, опустошительные пожары, русские люди упорно предпочитали строить из дерева. Жить же в каменных домах вообще считалось тогда едва ли не противоестественным – даже Великий князь и Московский митрополит обитали в деревянных дворцах, и строительство после одного из пожаров каменных митрополичьих палат стало своего рода вызовом для тогдашней ментальности. Тем не менее в деревянных дворцах русские цари живали и много позже – во временном деревянном дворце продолжительное время пребывала Елизавета Петровна, деревянным был и знаменитый дворец в Коломенском, разобранный уже при Екатерине. (Из его древесины гениальный Баженов выполнил сохранившуюся поныне модель своего неосуществленного Большого Кремлевского Дворца – фантастический мегапроект, в жертву которому должны были принести добрую половину сегодняшних кремлевских памятников. К счастью, Кремль тогда спасла нехватка казенных финансов – царица предпочла столь радикальному строительству очередную войну с турками.)
Храмы, однако, из камня строили. Но это были довольно простые по архитектуре и небольшие по размерам храмы. Никакого сравнения с новгородской Софией или тем же владимирским Успением. Тем более – с Нотр-Дам де Пари.
Из сказанного следует, что для московских мастеров и подрядчиков проект был чрезвычайно рискованным. Дополнительные сложности создавали специфические требования заказчика, связанные с обеспечением непрерывности богослужений во время строительства и особым режимом переноса гробниц похороненных в соборе иерархов – митрополитов Петра, Феогноста и Ионы.
В общем, стоит ли удивляться, что затея обернулась фиаско. 20 мая 1474 года собор, в котором уже подводились своды под барабаны куполов, рухнул. Не выдержала северная стена, в которой нерасчетливо устроили ход на хоры. За ней повалилась западная и все своды разом.
"Не разумеша силы в том деле известь жидко растворяху с песком, ино неклеевито, а внутрь того же камения малаго сбираху, да внутрь стены сыплюще да известию поливаху, якоже раствором тестенным, потому же не крепко дело: яко же тягина того камения потягнет в место, и правило стены извихляется." К счастью, обошлось без жертв.
Но это случилось уже при новом митрополите, Геронтии, – инициатор и основной инвестор строительства владыка Филипп скончался годом раньше, в апреле 1473.
Здесь надо упомянуть еще одно забавное обстоятельство. Дело в том, что Москва Ивана III – властителя весьма жесткого, предельно циничного, энергичного и скорого на расправу – отнюдь не была в политическом смысле монолитом. Не допускавший разномыслия во внешнеполитических делах, создатель русского централизованного государства по целому ряду первостепенных вопросов внутриполитической жизни имел организованную и сильную оппозицию, заставлявшую с собой считаться и вести диалог. И наиболее значительной из таких оппозиций была как раз церковная иерархия во главе с митрополитами – последовательно Феодосием, Филиппом, Геронтием. Лишь в 1490 году Ивану III удалось добиться интронизации своего единомышленника – Зосимы, однако уже в 1494 году противники Государя Всея Руси заставили его сместить Зосиму: более полугода затем митрополия оставалась безглавой, пока Иван III искал возможность вновь протолкнуть на этот пост своего человека – таковым стал игумен Троице-Сергиевого монастыря Симон.
Понятно, что, как и в наши дни, успешная реализация проекта общенационального значения "добавляет очки" той группировке, которая его контролирует, и убавляет у конкурентов. Митрополит Филипп однозначно имел это в виду, затевая строительство. Понимал это и Иван Великий, когда, воспользовавшись фиаско прежней затеи, а также тем, что бывший Коломенский архиепископ Геронтий еще не вполне освоился на новом посту, взял проект в свои тяжелые руки (и на свой бюджет).
Вот как он принялся действовать. Во-первых, были призваны сторонние эксперты. Поскольку строить из камня умели лишь в Новгороде и Пскове, таковых пригласили оттуда – точнее, из Пскова, поелику Новгород пребывал в перманентной опале. Эксперты выдали вполне компетентное заключение и предложили передать подряд им. В этом им отказали, однако в накладе не оставили: псковичам поручили построить в Кремле Благовещенскую и Ризоположенскую церкви, а также еще несколько сооружений в Москве и Троице-Сергиевом монастыре. А кроме того, при новом строительстве постановили воспользоваться трудом исключительно псковских каменщиков.
Генеральный подрядчик "подхода-2", как ни странно, остался тем же – из могущественного клана Ховриных. Видать, лоббизм и подрядная коррупция в той Москве процветали не стесненней, чем в Москве лужковской.
А вот архитектора, конечно же, сменили – и здесь начинаются форменные чудеса, в некотором смысле, однако, характерные для русского искусства и русской культуры в целом. 24 июля 1474 года в Венецию был отправлен московский посол Семен Толбузин, каковому, помимо прочего, поручалось нанять "во фряжской земле" архитектора. Стоит оценить чудесную смелость этого решения Ивана Васильевича, чье сознание, как и положено в русском XV веке, в полной мере опиралось на традицию и прецедент: со времен того же Андрея Боголюбского ни один иностранец на Руси ничего не строил. Да и побывало здесь этих иностранцев – считанные единицы.
Толбузин выполнил возложенное поручение, наняв на 5 лет с фантастически щедрой оплатой в 10 рублей/месяц итальянца – уроженца Болоньи Аристотеля Фиорованти. Он был первым – за ним потянулись другие, именно они возвели большую часть нынешних кремлевских сооружений: дворцы и храмы, стены и башни. С легкой руки того же Аристотеля они несколько веков затем лили пушки, чеканили деньги, лечили и выплавляли металл на Руси, лишенной собственной системы подготовки образованных кадров.
Следующим чудом был сам результат работы итальянца: Успенский собор Московского Кремля – безусловный шедевр мировой архитектуры – имеет, однако, очень мало общего как с традиционной русской архитектурой, так и с архитектурой итальянского Ренессанса. Ни в коей мере не являясь прописанной в "исходном техзадании" увеличенной копией владимирского Успения, он, однако, вполне удовлетворил и своего главного заказчика, и тогдашнее общественное мнение. И сегодня всякому очевидно, что предложенное Фиорованти решение исключительно органично вписывается и в условия застройки Боровицкого холма, и в идеологическую концепцию конца русского XV века (подобно тому, как греческие строители создали некогда для Ярослава Мудрого киевскую Софию – храм, в архитектурном смысле абсолютно невозможный на их собственной родине).
Третье чудо лежит в промежутке между двумя предыдущими. Дело в том, что выбор посла Толбузина был, мягко говоря, не очевиден. Для нас навсегда останется тайной, как не избалованный общением с иностранцами и не искушенный в инженерии москвич выполнял беспрецедентное для его соотечественников поручение. Мы знаем лишь итог – он нанял Аристотеля, пятидесятичетырехлетнего человека, который… у себя на родине, похоже, не построил ни одного здания. Он, впрочем, был опытным и, судя по всему, востребованным инженером: рыл каналы, выравнивал крепостные стены, передвигал (с переменным успехом) башни. Случалось ему служить и строительным чиновником. Приходилось и иметь проблемы с законом – кажется, Аристотеля обвиняли в подделке дензнаков.
Можно предположить, что все эти навыки были нужны Ивану Великому – за годы жизни на Руси Фиорованти пришлось потом и пушки лить и, кажется, нумизматикой баловаться. Но вот какое отношение все это рутинное "портфолио" имело к созданию архитектурного шедевра – не понятно.
Возможно, сам воздух Москвы сыграл здесь свою роль – воздух молодого государства, способного впитывать все новое, переваривая и адаптируя для своей специфической пользы.
P. S. В 1479 году, когда итальянский архитектор в Москве завершал строительство Успенского собора, в соседней Дании основали Копенгагенский университет. Впрочем, он был уже вторым в этой маленькой стране: университет на родине Х. К. Андерсена, в Оденсе, был основан еще раньше. Старейший в Швеции Упсальский университет основан в 1477 г. Краковский университет в Польше работал с 1364 года, Карлов университет в Праге – с 1348. До открытия первого университета в России оставалось 276 лет.
