Зальцбургский фестиваль давно стал частью театрального мифа. Выставка «Большая мировая история», проходящая сразу в нескольких музеях города, рассказывает о победах, скандалах и будущем знаменитого фестиваля. Созданный в начале 20-х годов усилиями режиссера Макса Рейнхардта и поэта и драматурга Гуго фон Гофмансталя, он знал разные времена. Будучи поначалу символом всего нового и прогрессивного, Зальцбург не избежал и сумрачных периодов. Само рождение его определялось разнонаправленными векторами: одним из организаторов фестиваля был Хайнрих Дамиш, известный не только любовью к прекрасному, но и антисемитскими статьями в нацистской прессе. Он долгое время терпел Рейнхардта и Гофмансталя, определявших фестивальную политику первые годы. Облегчение для Дамиша и других меломанов-антисемитов наступило после аншлюса Австрии: Рейнхардт был изгнан из города, принадлежавший ему замок Леопольдскрон реквизирован, а фирменный спектакль фестиваля «Имярек» Гуго фон Гофмансталя изъят из репертуара.
Installation Jedermann 2 © checkpointmedia AG/Fotograf: o.
Гофмансталь (1874 - 1929), важнейший идеолог Зальцбурга, в пьесе 1911 года стремился подвести итоги собственной жизни, обозначить возможности спасения отдельно взятой человеческой души. Эти религиозные поиски далеко не всеми воспринимались с пониманием. Изначально «Имярека» не клевал только ленивый. Турбулентность в оценках публики и критики вообще сопровождает всю историю фестиваля. Самыми спокойными в этом отношении были, пожалуй, лишь военный годы, когда количество и качество постановок свелось к минимуму, публики из-за рубежа почти не было, а дотации от государства получали лишь представления для солдат и работников оборонных предприятий.
После войны Зальцбург попытался полеветь. После того как Брехт получил в 1951 году австрийское гражданство (что не мешало ему, как и автору гимна ГДР Хансу Эйслеру), оставаться жителем Восточного Берлина), композитор Готфрид фон Айнем попытался привлечь его к руководству фестивалем. Айнем, автор знаменитой оперы «Смерть Дантона» по пьесе Георга Бюхнера, входил в правление фестиваля. Но он не учел консервативных традиций города. Сопротивление его желанию привлечь к работе Брехта было столь агрессивным, что в итоге привело к увольнению композитора из дирекции. Такое трудно себе представить даже сегодня, в условиях избирательного толкования законов. Человека изгоняют лишь за предложение, которое он тщательно аргументирует и пытается отстаивать.
Наступившая в 1957 году эра Герберта фон Караяна тоже не выглядела простодушной. Даже Гофмансталь не предполагал того доминирующего значения музыки вообще и оперы в частности, которое проявилось в эпоху директорства Караяна - он нацеливался все же на театрально-музыкальный фестиваль, на смешение ярко театрального и духовного репертуара. Идеальным спектаклем такого репертуара и мыслился "Имеряк". Но после войны тот шел в унылых постановках эпигонов Рейнхардта, повторявших, как правило, давние находки учителя: какой спектакль тут не мумифицируется?!
Installation_Boris_Godunow © checkpointmedia AG/Fotograf: SF/Steinmetz; SF/Ellinger
Караян был воинствующим меломаном, качество звука было для него важнее всего остального. Да, он привлек в Зальцбург аристократическую и финансовую элиту Европы, превратил посещение фестиваля обязательным пунктом светской жизни. Он избирательно помогал молодым талантам, но он же диктатурой консерватизма вверг фестиваль в глубокий кризис. Драматическая программа ушла на второй план, из великих режиссеров оперы ставил только Джорджо Стрелер, музыкальные звезды жестко лимитировались: сцена не выдерживала двоих, там оставалось место лишь для Караяна.
Installation_Wozzeck © checkpointmedia AG/Fotograf: SF/Ellinger
Сам он терпеть не мог аналитической режиссуры (исключения, вроде Стрелера, можно пересчитать по пальцам одной руки) и плохо относился к возможным конкурентам у дирижерского пульта. Потому Караян много ставил сам, но ни одна из его работ как постановщика не заслуживает сегодня упоминания. Дела в драме при нем не просто шли со скрипом - иногда скрип был довольно громким. Так, в 1972 году на премьере пьесы «Невежда и безумец» Томаса Бернхарда в последней сцене полностью не выключили свет в зале. Лампочки запасных выходов продолжали гореть, хотя драматург в тексте настаивал на абсолютной темноте финала. В результате Бернхард запретил дальнейшие показы, поскольку такая трактовка нарушала его авторские права. «Страна, которая не может пережить двух минут затмения, не нуждается в моей пьесе», - сказал тогда драматург. Но Зальцбург не смог отказаться от бернхардовских пьес – слишком велик был масштаб авторского дарования, чтобы продолжать бессмысленный конфликт.
На протяжении двух с лишним десятилетий Караян царствовал на зальцбургской сцене. Где и когда столь долгое правление не оборачивается тиранией? Пришлось ждать появления нового интенданта Жерара Мортье, чтобы количество талантов, приглашаемых в Зальцбург, увеличилось в разы. Позиция Мортье - «Зальцбург это место прорыва и конфронтаций», - привела к обновления фестивальной эстетики. Из места сборища богачей и аристократов он превратился в лабораторию нового искусства. Первая же постановка, «Святой Франциск Ассизский» Мессиана в режиссуре Питера Селларса, вызвала настоящий скандал. Бурный характер десятилетнего интендантства Мортье совершил невозможное: публика осталась прежней, но она изменилась эстетически. Судя по тому, что доходы фестиваля за это время только росли, новое искусство оказалась вовсе не таким страшным, как его изображали консерваторы. Выяснилось, что заказчики музыки внимательно ее слушают. Новые мелодии поначалу вызывают отторжение, но потом заменяют наркотики: без них уже невозможно обойтись. В свой последний сезон Мортье специально попросил поставить один из спектаклей в прежней эстетике a la Караян, то есть безо всякой концепции и интерпретации. Публика была в гневе. Выяснилось, что думать об искусстве интереснее, чем просто им наслаждаться. И что возможность заказывать музыку (а Зальцбург наполовину финансируется за счет продаж билетов, это очень много для театрального мира) еще не означает глухоты к новому. Заказчик изменяется под воздействием заказанного, и нет естественной силы, способной воспрепятствовать этому движению. Лишь внешнее принуждение способно деформировать постоянный процесс либерализации. В искусстве этот процесс часто сопровождается скандалами, которые выступают в роли ферментов, гармонизирующих процесс и делающих излишними судебное преследование художника.
Installation La Traviata © checkpointmedia AG/ Fotograf: SF/Lefebvre
После всякой революции, каковой была и эпоха Мортье, неизбежно наступает реставрация. В Зальцбурге она проходит мягко: исполнители сегодня первоклассны, но постановки далеко не всегда резервируют себе место в истории. Хотя «Травиата» с участием Анны Нетербко и Роландо Виллазона или спектакли Мартина Кушея наверняка попадут в анналы.
То, как рассказывает об этом зальцбургская выставка, достойно подражания. Не только макеты декораций, оригинальные костюмы и огромное число фотографий и видеозаписей составляют ее содержание. Пояснительные тексты и комментарии – вот что самое интересное в таких случаях. Когда в них обозначены реальные проблемы, не ретушируются острые углы и не замалчиваются неприятные вопросы, выставка выглядит равноправным собеседником, а не загадочной мумией.
Правда, не очень понятно, применительно к какому событию в театральной жизни России можно было бы применить такой опыт.
Фестиваль продлится до 26 октября.
