Каждый помогает ближнему как может – по крайней мере, те, кто действительно хочет помочь. Филантроп прямо тратит миллионы на бедных и больных, обыватель покупает товары, на которых гордо указано, что при их изготовлении не использовался подневольный труд, поп-звезда соглашается бесплатно явить поклонникам свое не подлежащее тлену искусство – а выручку отдать в фонд спасения населения очередной страдающей африканской страны. Кстати говоря, дьявольская ирония заключается в том, что уже в зрелом возрасте мы учим не «географию детства», школьных уроков, приключенческих книг и фильмов (Эльдорадо, Карибское море, Патагония), а «географию страдания», географию голода, геноцида, эпидемий (Руанда, Эфиопия, Дарфур и далее по бесконечному списку). Лучше уж быть в этом смысле фонвизинским недорослем, ей-Богу.
Итак, помочь ближнему всем, чем это только возможно. Пожертвовать самым родным, самым близким, самым интимным. Саймон Хэттенстоун, спортивный обозреватель «Гардиан», потребовал от знаменитостей – нет, не спеть, не плясать и даже не дать автограф на клочке бумаги; нет, он попросил их – в целях благотворительности – снять трусы. Пусть будет стыдно тому, кто плохо об этом подумал – Хэттенстоун вовсе не хотел сделать очередной календарь с голыми селебритиз и продать его во славу борьбы с бездомностью в Восточном Лондоне. Нет, его запрос касался не звездного тела, а того, что его прикрывает. Журналист попросил знаменитостей прислать ему их трусы с автографами; после этого он выставил добычу на аукционе eBay, а выручка ушла несчастным, которые просят убежища в Великобритании. И смачно, и душевно – вот он образ благотворительности сегодняшнего секулярного мира.
Свои приключения Хэттенстоун остроумно описал в статье, которую напечатал в той же самой «Гардиан» (интересно, а гонорар он тоже отдал в фонд помощи беженцам?). В ней читатель может обнаружить несколько уморительных деталей, в частности, недоуменную реакцию большинства людей, которым поступили письма от малознакомого (или незнакомого) человека, просившего отослать ему самую интимную деталь одежды, да еще и с автографом (либо другим «знаком рукописности»). Архиепископ Дезмонд Туту посредством своего секретаря предложил вместо подписанных трусов надписанную книгу. Том Джонс устами своего сына и менеджера Марка намекнул, что уже тридцать лет как скептически относится к самой идее носить нижнее белье (лукавит старый крунер! Вспомним незабвенный клип Sex Bomb – чем бы он был без девиц, бодро сверкающих исподним?). Известный издатель таблоидов и детских газет Пирс Морган признался, что пришлет все, что угодно, только не трусы. Впрочем, Хэттенстоуну есть чем похвастаться. Хелен Миррен нарисовала на своем подарке цветочки. Другая замечательная актриса, Эмма Томпсон, начертала на черных панталонах «Эти трусы эквивалентны Форту Нокс», явно намекая на то, какое сокровище хранится в них. Трусы певицы Ферджи из Black Eyed Peas горят самоварным золотом, исподнее Ника Кейва украшает малопристойный рисунок, долговязый Джарвис Кокер надписал свой вклад в свойственной ему элегантной манере, наконец, бывший басист постпанковской группы PiL Джа Уоббл прислал нечто потрясающее, выполненное в виде слоненка с хоботом. Если нажать на него, зверь начинает реветь. Хэттенстоуну слоненок понравился больше всего: «Благодаря этим трусам я стал ближе к Уобблу. Даже слишком».
Вся эта история – сколь бы двусмысленной и просто смешной она ни была – еще раз намекает нам на то, в котором состоянии находится так называемое «западное общество». О нет, я далек от моральных сентенций, проповедей и праведного гнева. Если золотые трусы Ферджи помогли хотя бы одному беженцу – превосходно. В сущности, какая разница, из чего сделаны деньги филантропа – чем, в конце концов, спекулянт или нефтяной магнат лучше несравненной Хелен Миррен или Ника Кейва? Ничем. Дело в другом – в трансформации идеи благотворительности за последнюю тысячу лет. В средние века помочь убогому, больному, слабому была не просто обязанностью доброго католика, но и отличным средством выглядеть несколько убедительнее на Страшном Суде. Богатство, особенно нажитое торговлей или (уж совсем худо) ростовщичеством, было, мягко говоря, подозрительным, и, чтобы протиснуться все-таки в игольное ушко, приходилось совершать чудеса благочестия и сострадания. Потом произошла Реформация. Протестантизм в его лютеранском варианте реабилитировал богатство, а кальвинизм ушел еще дальше, унизив бедность и бедных. Невозможно представить себе знаменитое восклицание католика Честертона «Бедные, алмазы божьи!» в устах какого-нибудь ковенантиста. Идея помощи стала сопровождаться утилитарной идеей социальной пользы от этой самой помощи. Бедняка можно накормить, но следует потребовать от него, чтобы он вел себя пристойно -- а лучше вообще чтобы он работал и не рыпался. Он и работал – в страшных работных домах, описанных Диккенсом. Или же бедняк годами маялся от безделья в тюрьме, куда его бросали за долги и бродяжничество. Это тоже Диккенс. Благотворительность и дисциплина шли в протестантском мире рука об руку: в оруэлловском Down and Out in Paris and London английских бродяг загоняют в ночлежки, где царит армейский порядок. Он и сейчас царит – только уже не столько в ночлежках, сколько в лагерях для несчастных обладателей неправильных паспортов, которые просят убежища у тех, чьи паспорта гораздо лучше. В этих местах беженцев держат годами, а чтобы как-то скрасить их прозябание, к ним приезжают ученики дорогих частных школ и устраивают маленькие праздники. И еще для них собирают ненужные одежду книжки и еду. И вот теперь ради них Ник Кейв расстался с чудными белыми трусами. Так сказать, последнюю рубашку с себя снял.
