В последнее время я думаю, что «правило правой руки» – не девичье-ресторанное, а универсальное. Люди всегда выбирают то, что им вкусно, не обращая внимания на цену (или демонстративно не глядя на правую колонку с ее у.е. и двойными нулями). Причем это применимо как к сфере съедобных удовольствий вроде кафе и французских кулинарий, так и к сфере совсем несъедобных и даже не удовольствий. Например, к сфере образования и академической науки.
В этой сфере есть свои академические звезды – или, пользуясь ресторанной терминологией, трюфели, про которые все знают, что это вкусно, хотя никто никогда их не пробовал. «Трюфелей» особенно много в гуманитарных дисциплинах, потому что на лекциях академика А. Д. Александрова надо было хоть что-то понимать в пространственной геометрии, а вот М. Л. Гаспаров, например, про стихи рассказывал, а кто ж в стихах-то не понимает. Так что на лекции академических знаменитостей-гуманитариев уровня Гаспарова ходят не столько за информацией по определенному вопросу, сколько посмотреть на «трюфель».
Каждое слово, которое произносит академическая знаменитость, по умолчанию считается умным и интересным. При этом мы зачастую не обращаем внимания на то, чему, собственно, посвящен доклад, с которым знаменитость к нам приехала. В результате теряется суть исследовательской деятельности, которая и сделала человека знаменитым, а остается звездность и «трюфелеобразность» его имени. Гаспаров – «трюфель», Умберто Эко – «трюфель», какой-нибудь Гарольд Пинтер с его политическими заявлениями – «трюфель». А Ленин, как известно - вообще гриб.
Неудивительно, что со стороны это выглядит вкусно. Это как выпускник кулинарного техникума мечтает стать шеф-поваром ресторана «Vаниль» и приходить на работу несколько раз в неделю в белоснежной рубашке, а время от времени давать интервью «Афише» и «Vogue», - забывая при этом, что ведь придется что-то готовить.
Притягательность академической сферы вопреки законам физики совершенно несопоставима с ее весом – в том числе и финансовым. Огромное большинство людей, добившихся публичной успешности, стремятся залакировать ее академической известностью или хотя бы профессорским статусом. Государственная Дума полна докторами и кандидатами разнообразных наук; Алена Долецкая (глав.ред. «Vogue»-Россия) с удовольствием вспоминает о том, как преподавала английский в МГУ; Антон Носик читает курс для журналистов на журфаке; и даже Виктор Янукович – «проффессор».
Ученая степень – знак социального статуса, такой же, как, например, годовая подписка на тот же «Vogue». Знак того, что ты можешь позволить себе потратить кучу времени, сил и средств не то чтобы на ерунду, но на вещь сомнительной функциональности: на написание диссертации и последующее получение ученой степени. Ибо очень часто эта самая ученая степень ничего не говорит нам о мозгах ее обладателя.
Мы как-то забываем о том, что диссертация – это не только признак ума и сообразительности, но и результат напряженной работы, научное исследование, умножающее знания и печали в цивилизованном мире. В некоторых областях – например, в политике – научная степень для нас является всего лишь легитимацией того, что говорит (а вернее, несет) ее обладатель. Публичный политик у нас непременно должен быть кандидатом или доктором, потому что академический статус – патина, скрывающая щербинки, трещины и просто дыры в убеждениях и знаниях его носителя. Грызлов – кандидат, Жириновский – доктор, Зюганов – доктор, а люди, предлагающие запретить слова «доллар» и «евро» - вовсе академики. А что на самом деле написано в их диссертациях и научных работах, знает, пожалуй, только отдел газеты «Washington Post», занимающийся компроматом.
Во многом это результат той «статусности» советского и российского образования, которой мы так привыкли гордиться. В обществе, где статус образования соответствует его реальной ценности, люди планируют учебу так, чтобы потом работать по выбранной специальности. У нас, в самой читающей стране с самым качественным высшим образованием, роль играет только факт наличия этого самого высшего образования, а где его получать – не так уж важно. Мы не стремимся получить МВА в определенной области в определенном университете; мы просто стремимся получить какой-нибудь МВА. Мы не стремимся получить знания в той области, в которой собираемся сделать что-то новое и прогрессивное; мы стремимся сдать экзамены и стать дипломированными специалистами чего-нибудь.
Потому и гибкости университетских учебных программ и специальных курсов – а заодно и открытости и готовности к ним – у нас не наблюдается. Все эти древнекитайские языки и визуальные штудии, конечно, хороши и интересны, но нам тут еще историю партии (пардон, философии) сдавать, потому что без нее не дадут диплом. А кому нужна эта самая история партии и что с ней делать после ВУЗа – не наш вопрос, потому что образование как иерархическая система статусных оценок у нас существует в отрыве от производства. Что уж там будет, на этом таинственном производстве – бог его знает, а мы пока лучше выберем себе что-нибудь, чтобы нам было вкусно. Вот, говорят, трюфель очень даже ничего.
