O my America! my new-found land
John Donne
В первой половине марта по обе стороны Английского канала (или Ла-Манша – это откуда посмотреть) произошли события, вряд ли, на первый взгляд, связанные между собой. Между тем, связь существует – слабая, непрочная, тонкая; однако стоит обратить на нее внимание, отрефлексировать ее, оценить. Если бы не полная инфляция слов, доставшихся нам в наследство от классического модернизма, то можно было назвать эту связь "символической". Если же по-новому, неуклюже спаривать старые слова, то она – "смыслонамекающая".
15 марта в Британском музее открылась выставка рисунков и акварелей Джона Уайта. Не стоит рыться в памяти, перебирая имена художников первого, второго и даже третьего разряда. Не найдете. Хотя его работы привлекали внимание коронованной особы, политиков и поэтов, Джона Уайта сейчас не помнят. Между тем, это был человек многих способностей и даже талантов. Родившийся в сороковые годы шестнадцатого века, он несколько раз пересек Атлантику, участвовал в освоении Нового Света, а в 1585 году был отправлен с экспедицией сэра Ричарда Гленвилла основывать колонию в Северной из Америк.
Инициатором предприятия был знаменитый сэр Уолтер Рэли, колонию следовало назвать "Вирджинией" – в честь Елизаветы Первой, "королевы-девственницы". Уайт хорошо рисовал, потому его и послали к берегам самого нового тогда света – запечатлеть тамошнюю флору, фауну, облик и одежды аборигенов. К нему был приставлен известный литератор и ученый Томас Хэрриот. Художник запечатлевал, специалист по словам – описывал новый мир для королевы и ее приближенных. «Краткое и истинное донесение о вновь открытой земле Вирджинии» Хэрриота было сразу переведено на латынь, французский и немецкий. Открытая только что в Британском музее выставка Уайта называется проще и лучше: "Новый мир".
Мир это действительно не только "новый", он еще и "дивный" (имея в виду, все-таки, Шекспира, а не Олдоса Хаксли). Или, говоря языком оригинала, brave. Уайт - когда откладывал в сторону бумагу и краски - был бравым воякой и неутомимым авантюристом. Его даже сделали губернатором поселения на острове Роанок. Уайт принял этот пост и через некоторое время отправился на корабле искать продовольствие для голодающих колонистов. В колонии он оставил жену и только что родившуюся дочь. Перипетии войны с испанцами задержали Уайта почти на два года. Вернувшись в 1590 году в Роанок, он не нашел там никого. Никого и ничего - трупов там тоже не было.
Но все это случилось потом. А в 1585 году Уайт рисовал: рыб, птиц, крабов, черепах, мух (снабдив рисунок трогательным замечанием "A flye which in the night semeth a flame of fyer"), людей. Рэли отправил его за доказательствами красот Нового Света, за экзотизмами, с тем, чтобы представить королеве-девственнице все выгоды основания колонии, носящей имя ее непорочности. Они вместе листали этот альбом, который постранично выставлен сейчас в Британском музее: Елизавета и фаворит. До размолвки оставалось еще несколько лет; пока же тщательно вырисованные чудеса служили еще одним залогом интимной дружбы. С похожими чувствами влюбленные сейчас рассматривают рекламные проспекты турфирм.
До изобретения фотографии почти единственной возможностью доказать, что далекий мир действительно существует, было нарисовать его. Изображение верифицировало. Вирджиния существовала для Елизаветы только в виде (последовательно, по мере уменьшения доказательности) вонючего табака, моду на который ввел Рэли, рисунков Уайта и книги Хэрриота. Золота в новой колонии не водилось.
Спустя двести лет Наполеон Бонапарт возьмет с собой в египетскую экспедицию не только несколько десятков тысяч солдат, но и 167 ученых, 4 архитекторов, 8 рисовальщиков, 22 гравера, которые скрупулезно фиксировали любую завалящую в мамлюкской земле фараонскую древность. После капитуляции французов англичане отобрали у них все предметы, но рисунки разрешили привезти домой. 20 лет 400 граверов корпели над грандиозным "Описанием Египта". Розеттский камень до Парижа не довезли – его перехватили коварные британцы и сейчас он стоит по соседству с выставкой американских чудес Уайта, но Шампольону хватило рисунка. Недавно "Ташен" переиздал "Описание Египта". Картинки там невероятны и потому альбом вряд ли служит доказательством того, что Древний Египет был, зато он доказывает, что была наполеоновская Франция.
Второе событие произошло как раз во Франции. За девять дней до открытия "Нового мира" в Британском музее в Париже умер Жан Бодрийяр. Мало кто из западных некрологистов отказал себе в удовольствии высказаться в смысле "а был ли мальчик-то?" и "не симулякр ли он?". Впрочем, все они остались в рамках приличия. Некоторые русскоязычные наблюдатели, однако, выказали удивительный энтузиазм по поводу смерти автора, которого они не удосужились прочесть; но это столь же неудивительно, как и сдержанность их коллег по ту сторону Брест-Литовска.
Сам французский философ, быть может, и обрадовался бы таким проявлениям чувств, указав на иллюзорность (или, напротив, гиперреальность) своего образа как "постмодерниста", "французского шарлатана" или "оригинального мыслителя". Но не это интересно. Интересно то, что в газетных, журнальных и электронных некрологах в качестве наиболее известных работ покойного указывались два небольших (по сравнению с другими трудами Бодрийяра) эссе – о том, что Войны в Заливе не было, и о том, что 11 сентября было "основным событием, матерью всех событий". Как известно, в первом из них Бодрийяр выдвинул вполне борхесианское предположение, что танки, вздымая пыль, несутся по пустыне только на телеэкране, а вот идет ли война в Кувейте на самом деле – сказать невозможно. Визуальный образ как главный инструмент медийной симуляции – вот какая идея особенно запомнилась представителям медиа. Картинка не верифицирует реальность, как во времена Елизаветы Первой и Наполеона, она – симулирует ее.
Если так, то что же доказывают выставленные в Британском музее экспонаты? Понятное дело, совсем не то, что Северная Америка – существует. И не то, что существовали Елизавета Английская, сэр Уолтер Рэли или даже Джон Уайт. Об этом мы знаем из других источников. И даже не то, что в конце XVI века рисунок служил доказательством существования нарисованного объекта или субъекта – мало ли что в эпоху позднего Ренессанса и маньеризма рисовали. Рисунки и акварели Джона Уайта, выставленные в Британском музее, доказывают лишь существование культурной институции, пытающейся доказать наличие и познаваемость некоего прошлого. И нас, согласных участвовать в этом необязательном ритуале верификации.
