Романа не читала, но скажу. Весь прошедший месяц прошел для меня в тени Дэна Брауна. Куда ни плюнь — везде был Браун. Проклятая книга преследовала меня по пятам. Я понимаю, что вы уже устали читать и слышать про Дэна Брауна — но что же делать?
В книжных магазинах, куда я заходила, на столиках в самом центре зала красовался «Код да Винчи». Здесь же стояли книги разоблачающие его феномен и критикующие его взгляды на религию (говорят, впрочем, в большинстве своем эти книги — часть маркетинговой стратегии по продвижению фильма). А также ряд «серьезных» исследований про жизнь Леонардо и всякого рода подражания, авторы которых подсуетились заработать денег на славе великого Дэна - вроде романа «Данте. Преступление света» (из аннотации: «Только Данте, великий поэт и проницательный приор Флоренции, может понять взаимосвязь зловещих событий и остановить преступного философа, оберегающего божественную тайну, убивая людей» — есть вопросы?).
На кафедре, где я преподаю, кто-то из весельчаков повесил прямо у входа плакат «Кот Да Винчи».
Моя подруга, живущая в Германии, разместила в своем жж ссылку на рецензию кинокритика Энтони Лэйна — как всегда смешную, но на этот раз показавшуюся довольно беззубой. Живой журнал вообще, как обычно, был полон громких и не всегда цензурных слов.
Даже наш министр культуры Соколов, уже прославившийся рядом глубокомысленных сентенций, счел необходимым высказаться и на сей раз: «Причину того, что вокруг него (фильма) создается такой ажиотаж, надо искать не в сфере культуры. Это скорее тонкий, продуманный пиар. (…) Дело в том, что сам по себе фильм не представляет из себя художественного произведения».
Отклики на фильм были разными — ироничными, смешными, циничиными — но в большинстве своем они, как мне показалось, обладали той же бесформенностью и вялостью, что и книга. Как будто все попросту смирились с тем, что им втюкивают явно второсортный товар: все равно в конце концов закодируют, так мы напоследок хотя бы как следует поиронизируем или поругаемся. Кульминацией интеллектуальной истерии стал поздний звонок одного хорошего и умного человека. «Вика, — сказал он с явным воодушевлением, — а давай сходим в кино, а?» Мое сердце растаяло: надо же, мы давно не виделись, вот человек, занятой, серьезный, вспомнил: «Давай. А на что?». Дальше я услышала странное. «На «Код Да Винчи», ладно?». «Слушай, — казала я ему в недоумении — ты же историк, ты же шипишь, даже если встречаешь одну фактическую ошибку в каком-нибудь тексте, а тут такое неуважение к факту, тут этих ошибок, как я где-то читала, не меньше шестисот?» «Понимаешь,- начал он сбивчиво, но все больше и больше воодушевляясь по ходу объяснения,- я вообще-то думаю, что фильм такой же идиотский, как и книга. Но я хочу продемонстрировать церкви, что я свободомыслящий человек и против их мракобесия». «Ну ладно, - сказала я,- где будешь демонстрировать? Например, чтобы далеко не ездить, у меня рядом с домом есть неплохой кинотеатр». «Нет, ну что ты? Я хочу в «Россию» пойти. Я хочу это сделать публично!»
До кинотеатра мы, правда, пока так и не дошли по причине занятости. Впрочем, я и книгу в свое время не осилила до конца. Поймите меня правильно: вовсе не «в пику» моде на Брауна и не в знак протеста. Во-первых, я пробовала вчитаться. Не пошло. Как-то, в общем и целом, совсем скучно. К тому же, действительно запредельно много ошибок. А во-вторых, всеобщая интеллектуальная истерия утомительна, а на культурные моды и антимоды у меня устойчивая аллергия с тех самых пор, как в начале перестройки все вокруг восхищались «Невозвращенцем» Кабакова (мне было тогда лет четырнадцать), а я тихонько отложила настойчиво вложенную мне в руки одним из моих учителей книгу в дальний ящик письменного стола, где она, кажется, так с тех пор и лежит.
Зато я за это время успела сходить на лекции одного из величайших философов истории современности Франклина Рудольфа Анкерсмита. Выступления в Москве автора работ «Нарративная логика», «История и тропология», «Возвышенный исторический опыт» стали для меня главным культурным событием мая. Вообще говоря, на наш город в марте-мае обрушился звездопад величайших умов современности, выступавших здесь с докладами и открытыми лекциями — от Фредерика Джеймисона до Александра Пятигорского. Что же касается Франка Анкерсмита, то несмотря на всё (что может быть общего у широко известного в узких интеллектуальных кругах кропотливого исследователя, ученого, мыслителя, с одной стороны, и у создателя попсы, не потрудившегося проверить даже простейшие факты, симулякра с дутой репутацией ранга Бритни Спирс- с другой?), это тот самый человек, которого, как мне казалось, вполне логично было бы упомянуть в одном ряду с Дэном Брауном, а то и назвать его духовным отцом. Это если вспомнить о репутации Анкерсмита как «ниспровергателя» традиционной истории, постмодерниста и проповедника релятивизма. Но на поверку оказалось иначе. Вместо релятивизма я обнаружила вполне четкую моральную, общественную и человеческую позицию, прямо противоположную той, которой следует Дэн Браун, впрочем, нисколько не навязываемую слушателям.
Дело, конечно, не в конкретных воззрениях Анкерсмита на историческую науку и не в тонкостях употребления им терминов «нарратив», «репрезентация». «присутствие», «возвышенное» и так далее и так далее — в это я даже не буду вдаваться. И я не могу сказать, что лично меня привлекает пантеон «говорящих имен» Анкерсмит: Кант, Ницше, Шопенгауэр. Дело совсем в другом — в мире, где степень твоего интеллектуального развития, как кажется, давно уже напрямую зависит от способности быть «свободным радикалом», как можно громче смеяться над чужими нравственными нормами, особенно не определяя свои собственные, Франк Анкерсмит не боится отстаивать позицию «золотой середины» и представление об активности и прямой ответственности интеллектуала в общественной жизни. В этом смысле его позиция — позиция не отрицания, но и не лавирования — кажется прямо-таки новаторской в своей мнимой архаичности. В описании прошлого он одинаково отрицает путь «философов истинности» (то есть тех, кто настаивает на том, что исторический текст должен быть истиной в последней инстанции) и «философов репрезентации» (то есть тех, кто подобно Хейдену Уайту, признает описания прошлого лишь игрой воображения- привет Дэну Брауну). Франк Анкерсмит делает главным критерием оценки исторического текста не способности историка изрекать истины или заигрывать с прошлым, полностью убивая факты. Главное — это его уважение к истории и к настоящему.
И самое главное: в отличие от большинства своих коллег, прийдя к каким-то теоретическим выводам, Анкерсмит тут же делает шаг в направлении реальной жизни, разбивая стену, воздвигнутую в нашем обществе между универистетом и действительностью. Он выводит гуманитария в мир, за пределы его башни из черного дерева, призывая его «быть отважным, но не безрассудным». Конечным шагом в рефлексии над историей для Анкерсмита становится приложение «интеллектуальных абстракций» (его собственное выражение) к окружающей действительности, выработка механизма превращения выводов гуманитарной науки в стратегии развития здорового и сильного общества. Так, анализируя в одной из лекций доклад Нидерландского военного института о роли голландских миротворцев в резне в Сребренице, Анкерсмит предельно категоричен в негативной оценке не только военных (которые просто «испугались»), но и историков. По его мнению (здесь он отчасти опирается на исследования своих коллег), семитысячностраничный доклад, который готовился 7 лет, «замотал» саму проблему, а комиссия в самой своей работе воспроизвела все те же ошибки, которые привели и к трагедии Сребреницы. Политика была подменена историей, а ясность этической оценки участия (а точнее, неучастия, самоустранения) голландских миротворческих сил- невнятностью переливания из пустого в порожнее, детской реакцией на травму, то есть не зрелой ее проработкой, но трусливым ее вытеснением из общественного сознания (такое явно бывает только в Голландии, не так ли?). Гибельность же такого пути состоит в том, что то в прошлом, что не было понято и отрефлексировано, не было осознано до конца, всегда имеет шанс повториться.
И тут снова стоит вспомнить о феномене Дэна Брауна. В сущности, что такого сделал Дэн Браун и те, кто его грамотно пропиарили? Они вовсе не старались хорошо овладеть исторической фактурой, учитывать чувства верующих или думать об общественной морали и нравственности- да ладно, этого давно уже нет в правилах игры. Ребята явно хотели просто подзаработать денег. Для этого Браун и его команда,в сущности, просто во всех подробностях изучили механизмы функционирования современной культуры, использовав в своих целях явный интерес современных людей к истории, стремление вступить в эмоциональную связь с тайнами прошлого и убежать в него от собственных бед. Они просто заняли ту самую нишу, которую так удобно освободил для них историк, не пожелавший установить связь между своим исследованием и людьми вокруг — анкерсмитов-то, к сожалению, раз-два и обчелся. В отличие от министра Соколова, я точно уверена: Дэн Браун — всего-навсего дитя нашей культуры и своего времени. В отличие же от Энтони Лэйна я не стала бы говорить о безобидности такого рода пустышек.
Вряд ли однако антигероев вроде Брауна можно победить запретами, стебом над его ошибками, смирением перед неизбежным или подростковым максимализмом. Цинизм, страх и радикальность никогда не были в числе сильных сторон интеллектуального сообщества. В конце концов, мы не сбитые с толку бабушки с иконами в руках и не оголтелые бритоголовые вьюноши без царя в голове. Спокойнее, дорогие граждане, не надо ажиотажа и революций — вы вовсе не жертвы, а Браун не козел отпущения и не борец за идею свободного общества. Не хочется читать Брауна — не читайте. Считаете воздействие, его или его противников, вредным — провоцируйте общественную дискуссию (только, пожалуйста, без мата), инспирируйте разработку законов, четко определяйте свою позицию, стройте лучшее общество. А не нравится «Код да Винчи» — напишите лучше.
