Самым любимым местом Евгения Светланова на земле был Большой театр – на его сцену он впервые вышел в 3 года, в немой роли сына Чио-Чио-сан в опере Пуччини. А еще он очень любил дачу, рыбалку и советскую общепитовскую еду.
«Имя Евгения Светланова широко известно любителям музыки во всем мире», - именно эта или очень похожая фраза неизменно присутствовала в течение десятков лет а) на конвертах отечественных грампластинок, издававшихся миллионными тиражами; б) в программках филармонических концертов и оперных спектаклей; в) в разного рода справках, «объективках», заявках и прочей служебной документации на присвоение очередных артистических званий или организацию гастролей – список можно продолжать долго.
Что все это означало и означает на практике? В чем, собственно, состояла известность и в чем заключалось воздействие имени Светланова на публику, которая посещала или не посещала концерты и спектакли, приобретала или не приобретала пластинки, смотрела или не смотрела старый советский телевизор?
Должность, которая определенно и очень заметно «красит человека», Евгений Федорович получил в 1960-х годах, став сначала (но не очень надолго) главным дирижером Большого театра, а затем возглавив Госоркестр СССР.
Последнее кадровое решение явилось вовсе не «пряником» для энергичного и вполне сложившегося маэстро, а лишь попыткой исправить положение в коллективе, который к 1965 году, несмотря на громкое имя, важную вывеску и очень солидные казенные зарплаты, начал попросту хиреть и загибаться. Предыдущие два десятилетия главным дирижером Госоркестра работал весьма известный (правда, только в границах Союза) Константин Иванов: один из ярчайших образцов советского руководителя, умеющего и знающего все, кроме той работы, выполнением которой он руководит. Предшественник Светланова даже если и слышал, как постепенно расползается под его управлением оркестровый строй, ансамбль, баланс и все то, что вообще отличает профессиональный коллектив от самодеятельного (хотя вовсе не факт, что он сам это слышал), – то все равно абсолютно не знал, как с этим бороться, и только расплывчато призывал к дисциплине и бдительности. Записей того периода сохранилось немного, но они есть. И любая из них вполне объективно подтверждает зашедший довольно далеко развал.
Светланов взялся за дело спокойно, без эксцессов, не устраивал никаких чисток или истерик, но уже к концу 1960-х годов Госоркестр заиграл так, что его не стыдно было назвать лучшим оркестром страны: спорили с этим только убежденные сторонники Мравинского и возглавляемого им «заслуженного коллектива республики» в Ленинграде. Даже сейчас, когда ни Мравинского, ни Светланова уже нет в живых, этот спор не завершен и для кого-то весьма актуален – мы не будем в него вмешиваться. Однако такой вполне рутинный показатель, как количество и качество зарубежных гастролей, дает ясно понять, что Светланов официально считался лучшим, талантливейшим и надежнейшим дирижером, представлявшим отечественную музыку везде, где ее хотели слушать.
Еще будучи учеником Александра Гаука (и даже не решив для себя окончательно, станет он пианистом, композитором или дирижером в первую очередь), еще работая ассистентом у прославленного Николая Голованова, Светланов нашел ту «сверхценную идею», которая позволит и через сто, и через двести лет очень легко объяснить любому, кто даже не знает его имени, в чем главный смысл бренда «Evgeniy Svetlanov». Идея формулируется предельно просто: онтология русской симфонической музыки.
Можно сколько угодно разговаривать и рассуждать о величии и неповторимости русской композиторской школы, о ее традициях и обо всем прочем, но куда убедительнее просто предъявить полное собрание всех ее достижений в записанном виде, причем в одном исполнении и с учетом того, что это исполнение из первых рук - с оркестром, который съел целую дюжину собак именно на русской классике, не краснея за программы из Чайковского, Рахманинова, Скрябина, Римского-Корсакова или Балакириева во всех без исключения престижных залах мира. Конечно, государственные ресурсы - казенные средства, властные рычаги, пропаганда - существенно помогли в доведении этого проекта до блистательного завершения. Но результатом явились сто пять компакт-дисков (кто захочет, пусть сам пересчитает на минуты звучания грампластинки, деньги и рабочие смены в студиях звукозаписи). С полным собранием всей оркестровой музыки, написанной русскими авторами от Глинки до начала ХХ века.
Оставим в стороне восторги почвенников, удивительно последовательный и стойкий музыкальный консерватизм самого Светланова и выработанный примерно за 30 лет постоянной работы стиль игры Госоркестра, который действительно очень трудно с чем-либо спутать. Показательно другое: в 1992 году, когда крах империи стал очевидной реальностью, Светланов принял одно из тех приглашений, от которых он долгие годы отказывался: пост главного дирижера среднего по всем меркам "Резидентс-оркестра" Нидерландов в городе Гааге. Именно в тот момент музыканты Госоркестра стали называть свой коллектив оркестром «под дистанционным управлением Евгения Светланова»: кто-то из тогдашних бунтовщиков даже подсчитал, что деятельность маэстро в Гааге примерно в девять раз интенсивнее, чем в Москве, поскольку на 27 концертов с "Резидентс оркестром" пришлось всего три выступления с бывшим ГАСО СССР.
Дела развивались примерно в этом русле, пока в 2000-м году новая российская власть не начала в очередной раз наводить порядок в культурной отрасли. Именно тогда тихо и незаметно покинули свои посты так называемые "пожизненные" худруки известных учреждений культуры: со слезами на глазах, но без обид и упреков ушли Софья Николаевна Головкина из Московского Академического Хореографического училища, Валентин Николаевич Плучек из театра Сатиры, никуда не ушел Игорь Александрович Моисеев из танцевального ансамбля своего имени, и на очереди оказался переход в новое качество следующего героя Соцтруда – Светланова. Маэстро, хоть и очень охотно, интересно и подолгу разговаривал, бывало, с коллегами и поклонниками, весьма не любил посещать высокие кабинеты. На сей раз он тоже отказался принять приглашение министра культуры, сославшись на болезнь.
Министр – Михаил Швыдкой - вполне был готов подождать, но тут неожиданно выяснилось, что именно в день их несостоявшегося разговора Светланов дирижирует в Стокгольме «Колокола» Рахманинова. Итог известен – увольнение за прогулы с поста главного дирижера Госоркестра. Многие ликовали, хотя Швыдкой в их числе не был – он как раз прекрасно понимал, что за всем этим последует, и подписывал бумаги, как говорят сведущие люди, с болью в сердце. После этого Светланов, как ни в чем не бывало, продирижировал в Москве ораторию Листа «Христос» (правда, исполнителями были студенты Московской консерватории) и, не давая никаких комментариев, уехал работать за границу.
Последний его концерт в Москве состоялся в конце 2002 года, а в мае 2003-го, накануне отлета маэстро в Лондон, где был назначен большой пасхальный вечер под его управлением, Евгений Светланов умер.
Говорят, что Светланов никогда не знал даже сумм своих дирижерских гонораров – возможно, так оно и было. В понятие бренд невозможно включить то парадоксальное сочетание черт энтузиаста-бессребреника и порой весьма надменного русского барина, которое делало работу Евгения Светланова с любым оркестром мира не просто интересной, а незабываемой. Даже тогда, когда ни дирижер, ни приставленный к нему переводчик не говорили на репетициях практически ни слова. А вот руки Светланова – вальяжные, но предельно красноречивые - в понятие бренда включить следовало бы. А еще -- несколько отличных сочинений Светланова, его фортепьянные записи (и то, и другое сейчас огромная музыкальная редкость) и сам Госоркестр – как его главное детище. Но это, к сожалению, невозможно, поскольку того оркестра уже нет, а под именем Светланова играет совершенно другой коллектив, который делает совершенно другие вещи. Так что остается лишь названный именем Светланова большой зал Московского международного Дома музыки с его сомнительной акустикой и записи, к которым Светланов всегда относился очень придирчиво, но не забывал добавлять: «Я бы хотел, чтобы это осталось».