Николай Котрелев рассказывает о советских подпольных художниках Яковлеве и Звереве, выставка которых проходит сейчас в Галерее Нащокина.
Расскажите, пожалуйста, о том, кто придумал эту выставку.
Замысел выставки принадлежит Сергею Альбертовичу Александрову. Он прекрасный коллекционер - с умом! Он не только умеет найти произведение, у него прекрасный вкус. Но он еще и заботится о существовании художников в их посмертном бытии. Сергей Александров много занимается проблемой подлинности, это больше похоже на музейную или искусствоведческую деятельность. Он старается, чтобы все вещи были очень высокого класса и заведомо подлинные, поскольку этому периоду, как и многим другим, было свойственно беззастенчивое копирование и подделывание.
Кроме того, Сергей Александр стал продюсером документального фильма. Один из двух режиссеров – это я, и, по-моему, получилось неплохо. Мы работали над фильмом два месяца вместе с Владимиром Ошеровым. Он еще на вернисаже отлавливал знакомых Яковлева и снимал интервью с ними. А вообще к этому фильму было записано много интервью с друзьями и современниками Яковлева – больше пяти часов в общей сложности. Этот документальный пласт самоценен. Фильм был задуман как свидетельство друзей и людей, которые знали Яковлева, это не о биографии художника, и не о достоинствах его живописи, это фильм мемуарный, фильм-воспоминание. Его показывают на выставке.
Как картины Зверева и Яковлева сочетаются в пространстве одной выставки?
Очень хорошо. Они были хорошо знакомы друг с другом. Доверять прямым высказываниям Яковлева не приходится: он был очень ироничный и игровой в поведении человек, мог сегодня сказать одно, а завтра другое. Вроде бы он не так высоко ставил Зверева. А Зверев высоко ставил Яковлева и, видимо, ощущал в нем удаленного конкурента. Их роднит независимое положение в художественном мире, они были независимы и от официального МОСХА, и от, так сказать, мэйн-стрима «подполья». Они были свободны. Конечно, свободны были и МОСХовцы, их никто не принуждал работать так, как они работали. Более того: весь скандал с Хрущевым в Манеже был устроен по инициативе МОСХовских художников, которые защищали свое право работать свободно, сообразно и с их собственными представлениями о настоящем искусстве, и с заказом государства, который они монополизировали, прежде создав вкусовую и идеологическую доминанту этого заказа. «Официальное» искусство для Яковлева и Зверева было неприемлемо. Но и на московской полуподвальной арене у них было особое положение, они не захотели и не могли вписываться в то, что создало из московской жизни идеологически заостренное направление в 60-х годах. Воспроизвести официальную идеологию просто со знаком минус означало остаться у нее в рабстве, жить ее сиамским близнецом с единой системой кровообращения. Зверев и Яковлев жили в свободном пространстве, и это их роднит, таких художников было немного, тем опыт их драгоценнее.
Выставка сочетает картины из разных коллекций?
Да. Картин было много: и тот, и другой работали очень много. Они были необычайно продуктивны, и у Зверева, и у Яковлева жизнь состояла из создания картин и из некоторых аранжировок к этому занятию. Яковлев работал, спал, ел, работал. С середины 60-х годов у него сильно пошатнулось здоровье, и дальше было все хуже и хуже. Психиатрическая больница - и работа, и в больнице тоже работа. Зверев же был очень силен физически, поэтому много пил, но работать он мог, и выпивши, и перепивши, но при этом был очень мобилен, подвижен, и даже когда с друзьями разговаривал, тоже рисовал, чем угодно и где угодно, но почти всегда эффектно, часто – очень хорошо. Он был необычайно способен к созданию пластических образов. Было понятно, что он видел всю мировую живопись и из этого выстраивает свое искусство. Он много иллюстрировал мировую литературу, но не для издательств, а для себя. Видимо, ему не хватало живописных сюжетов, он находил опору в литературе. Только что тот же Александров издал серию его иллюстраций к «Мцыри» Лермонтова. Притом что «историческая картина», сюжетная уже ушла в прошлое, оставались пейзаж и портрет. Но в любом произведении главной задачей Зверева было создание образа живописи, в котором не обязательно прочитываются мировоззренческие темы, как у большинства других художников. Главный герой Зверева – виртуозный глаз и рука художника, которой он творит ослепительный шедевр.
Как к вам попали картины, которые сейчас участвуют в выставке?
Я не коллекционер, я хранитель. Несколько раз люди приходили и говорили: «У тебя это уцелеет, возьми». Я году в 63 году хотел стать коллекционером, покупал картины. Но у меня не хватало выдумки, где взять деньги, и другие области собирательства исторических фактов оказывались более интересными. И филология победила коллекционирование живописи. Зверева у меня мало, совсем случайные листы. Яковлева я знал достаточно долго и близко, в лучшую пору его жизни и творчества, на рубеже 50-60-х годов. Ему тридцати не было, мне едва исполнилось двадцать. Мы часто встречались и принадлежали к одному кружку. Люди даже в громадном мире живут маленькими кучками. Для человека свойственно жить в деревне, а не в городе. Даже делали такие опыты: крыс сажали в коробки, а коробки клали одну на другую в несколько ярусов, и крысы в нижней коробке погибали. Так и человек, он должен жить в мире одноэтажном, с растянутыми коммуникациями. Так вот, вокруг Яковлева тоже был кружок, где ему и нам было хорошо. В середине 60-х годов я вышел из московской художественной богемы. Какие-то связи поддерживались, и с Яковлевым я видался – но редко и уже не так, как прежде. О его позднем времени я знаю мало. Знаю только, что вокруг него всегда был признательный круг друзей и почитателей, готовых помочь.
А можете ли вы выделить отдельные картины, представленные на выставке?
Они все без названия, это трудно. Зверев много писал с натуры, а Яковлев писал портреты воображаемые, это портреты лиц, существующих только в нетленном мире его фантазии, но с проекцией на человеческую жизнь. На жизнь человека вообще. На выставке три портрета из моей коллекции. Еще там замечательные цветы. Во всей мировой живописи, после того как историческая картина умерла, осталось не так много тем. Некоторые художники, как Моранди, одни бутылки рисовали или пейзажи. Так и Яковлев. Кроме чистых абстракций, он рисовал портреты,, затем кошек – их множество, может быть, сотни. Яковлев четко указывал, что они происходят от кошки Пикассо. Но это кошки Яковлева, а не Пикассо, и многие из них замечательные, может быть, и лучше, чем у Пикассо. Есть еще у Яковлева рыбы, которых на выставке нет, есть могилы, пейзажи.
Рисунок Анатолия Зверева
А достаточно ли выставок Яковлева и Зверева проходит сейчас?
Художник – это не Алла Пугачева, чтобы каждый день показывать по телевизору. Художника по пять раз в год показывать бессмысленно, а раз в год-два хорошая яковлевская и зверевская выставка проходит. Они присутствуют на рынке и в музейной практике. Безусловно, будучи оба-два художниками самого высокого разбора, они, в силу специфики их дарования и поведения в своем времени, сегодня недооценены историей искусства этого времени и критикой. История искусства строится на том нелепом основании, что у них главным была борьба с советской властью. Но они с ней не боролись, они под ней жили, она их, может быть, тяготила, но у них не было императива «Долой советскую власть!» Повторюсь: думать, что главным достоинством подпольной живописи, неформального искусства, было сопротивление советской власти, означает сохранять в своем мозгу все гнусные предпосылки советской власти. Да нет, смысл искусства совсем не в том, чтобы с ней бороться. К сожалению, такое яркое явление как соцарт занимает в книжках больше места, чем Зверев или Яковлев, и главное – это название произносится с большим придыханием. Я вполне ответственно заявляю, что я друг Алика Меламида, но не могу сказать, что главное достижение русской живописи 70-х годов – это соцарт Меламида и Комара. Это замечательная веселая интермедия, но рядом были многие другие, замечательные, насыщенные жизнью явления. Тогда и Яковлев очень сильный был.
А какие периоды можно выделить в его творчестве?
У него было два периода, на мой взгляд. До семидесятых и потом. Я говорю не как искусствовед, а как свидетель самого себя. Поздний Яковлев - тоже хорошо, но более острый и лично мне близкий – Яковлев ранний, конца 50-х-70-х годов. Позже он становится красивым, интерьерным, салонным художником. Это тоже хорошо. Салон может быть очень красив, да и вообще лучшие художники – это которые на Арбате.
Вы иронизируете.
Отчасти, но всего лишь отчасти. Арбатские художники предлагают материал для украшения дома и развлечения, это то, ради чего существует пластика. Валентино или Карден лепит на конвейерах штаны и рубашки для массы, значит, и украшения для стен нужно дать всем, каждой семье, каждой комнате. Раз Валентино хорошо, то и художники с Арбата хороши.
Следите ли вы за современным искусством?
Я зритель, а не художественный критик. Я хожу на выставки только тогда, когда хочется, не по долгу. Я человек свободный. Была хорошая выставка у Церетели трех врачей-коллекционеров. Там как раз и Зверев был очень хороший. Я совсем не знаю наших новых художников, я больше современников вижу в Европе. В целом мне не нравится современное искусство, особенно то, которое претендует на обладание абсолютной истиной. Гораздо интереснее увидеть не менее современного Левитана. Я поумнел. Оказалось, что искусство имеет две стороны, одна - где ничего не меняется. Ископаемые фигурки не менее современны, чем Рафаэль, Врубель, Малевич или Яковлев. А с другой стороны, есть некая логика развития, ее интересно наблюдать. Но это уже не искусство, а человеческая история. А так, Донателло ничуть не хуже Мура, и столь же жив, они существуют в одном пространстве.
А как вы относитесь к представителям радикального искусства, таким как Марина Абрамович?
Про нее не слышал, но многие современные художники создают искусственное пространство, в котором только и могут жить. А искусство должно жить в общечеловеческом пространстве. Это профсоюзные художники, тебе надо вступить в профсоюз, чтобы тебя сочли художником, тогда ты получаешь права и представляться художником. А если ты будешь делать то же самое, но без профсоюзного билета, ты окажешься хулиганом, идиотом. Я о том, что сейчас у художника должна быть выставочная история: первая выставка тогда-то, персональная - в Брюсселе, и так далее, у него есть свой галерейщик (теперь и в кино продюсер главней режиссера!), художник продается, 20000 евро за холст, за каждый перформанс ему заплачено. И дело сделано, раз есть кредитная история, тогда значит, перед нами художник. Мне это неинтересно. Более того, о том, что я буду делать перформанс, я должен упредить всех. Это искусство, которое требует для своего потребления организации специальных каналов, музеефикации, галереизации. Структурно это не отличается ни на йоту от МОСХА, борьба только за господство своих в закупочной комиссии.
А чтобы нарисовать хороший пейзаж, все это необязательно. Нужно купить немножко краски и холст.
Но тогда могут не купить картину за 20000 евро.
И не надо.
Расскажите напоследок, где можно почитать ваши воспоминания о Яковлеве.
Мои воспоминания о Яковлеве вышли в двух изданиях книги «Другое искусство», в первом издании полный текст, а во втором издании текст порезали, зато там расширен справочный аппарат. Книгу, вероятно, можно найти в библиотеке по искусству на Дмитровке, может, даже и в «Ленинке», не к ночи будь помянут этот персонаж.
