Те из вас, кто интуитивно распознали злую иронию в заголовке, молодцы. Если она уже пугает и/или задевает, дальше лучше не читать.
Кощунственная зарисовка номер один. Восемьдесят четвертый. Мне пять лет. Я смотрю с дедушкой советский фильм «про войну». Дед, Царство ему Небесное, герой – два ордена, десятки медалей, контузия и т.д. В фильме на привале солдаты слушают «Валенки» в исполнении Руслановой и приплясывают. До этой минуты всё происходившее на экране мне нравилось: танки, атаки с криком «За Родину!». Я испытывал генетическую радость, видя, как «фрицы» гибнут или сдаются в плен. И вот – «Валенки»: «Дедушка, не могу! Не могу! Выключи!» …Сегодня понимаю, что старик был умница. Он выполнил просьбу, с интересом посмотрел на меня и сказал: «Правильно. И я это никогда терпеть не мог». Жаль, что я так никогда близко его и не узнал. Через несколько месяцев дед умер.
Кощунственная зарисовка номер два. Тогда же, в детстве, из квартир соседей, отгороженных от нашей хлипкими панельными перекрытиями, то и дело несся хриплый рёв под несколько аккордов, с какой-то мастурбационной навязчивостью повторяемых на расстроенной акустической гитаре. Слов почти невозможно было разобрать. Да и какие, на фиг, слова, если МУЗЫКИ НЕТ?! А если в музыке нет музыки – нет НИЧЕГО; никакие слова не могут оправдать насилие над слухом. Такая мысль совершенно точно присутствовала в моей голове, хотя и не столь компактно ословленная. Лишь лет в пятнадцать на глаза попался томик стихов – и стало интересно: оказалось, что у Высоцкого есть, над чем подумать…
Кощунственная зарисовка номер три. Сын своего отца, я слушал джаз, блюз. Но, одновременно, стараясь проявить самость, искал чего-то еще. «Вроде симпатичная песня», – сказал я однажды в кухне, когда из радиоприемника донеслось: «В добрый пу-уть, друзья, в добрый путь»… «Х…ня это, сынок», – ответил отец (матери не было рядом, и он мог позволить себе воспитательный пассаж с грубым словом). После чего прошел в большую комнату, открыл фортепиано и наиграл что-то очень похожее, но с английским словами. (Через несколько лет, учась в Америке, я узнал, что это You Can’t Hide Your Lying Eyes группы the Eagles…)
Когда в школе начали заслушиваться Цоем (внимание: четвертое кощунство), помощь старших, чтобы разобраться, мне не требовалась: я открыто называл его песни дерьмом и потешался над сверстниками, покупавшими плакаты «Кино» и изображавшими на лицах сплин очередного потерянного поколения. Только глаза их были пусты и бесплодны. «Перемен требуют наши сердца»… Каких перемен? И главное: почему требуют и от кого?.. Фальшиво, фальшиво! Делано! Не верю!! Глупо… И самое главное: пел бы хоть «тра-ля-ля», но была бы там настоящая музыка, святая музыка!..
Став взрослым, ваш покорный слуга перестал обращать на эту кухню внимание, только посмеивается: всё у них не просто вторично, а «десятерично»; в известном хите БГ самому БГ принадлежит только предлог «под», уничтожающий смысл всего стихотворения и красоту старинной ирландской баллады; и так далее.
К чему я всё это? А вот к чему. Народу (в плохом смысле слова) нужно звуковое сопровождение под водку, местами с претензией на «интеллектуёвость», эпатажем и берущими за душу размышлениями «за жисть». И чтоб самому можно было в кухне «сбрынчать». И подпеть. И похлопать на первую долю. Вот он - русский рок.
А теперь поправка: в России рок есть! Нормальный, западный. Играют его хорошие (чаще профессиональные) музыканты, но почти никому он не нужен. Ведь русско-советской душой его редко чувствуют. Такие музыканты находятся в американо-британском русле развития и никогда суперзвездами в России не станут: для этого они недостаточно серы и одомашнены.
А «герои» тем временем получают награды из рук В.В. Путина («не стоит прогибаться под изменчивый мир», gospels 30-х годов, чуть ли не Mahalia Jackson) или выкрикивают забавный беззубый «протест» (ни против чего, «протест как таковой») матом.
И вот какая-нибудь менеджерша Катенька, двадцати семи лет отроду, с мужем своим Виктором, благодаря кумовству удачно получившим синекуру в Газпроме, идёт в пятницу вечером в клуб «Икра», где они вместе бухают и самозабвенно орут со всем залом «Всё за.бало, п…ц, на х…, б…дь!». В пятницу вечером им необходимо выпустить накопившийся за неделю пар, сбросив при этом маски (впрочем, не все – остается маска эстетики молодого московского upper-middle class), с одной из сторон оголив себя до корней: «Эх, валенки-валенки!» – «Идёт охота на волков» – «Он играет на похоронах и танцах» – «Меня зовут Шнур!»…
«Это и есть русский рок!»
