Тимур Кибиров — дебютант в прозе, но его «Лада» мало похожа на то, что принято называть прозой поэта. Стихотворцу, излагающему что-то не в столбик, а в строчку, положено говорить путано и интересоваться больше стройностью созвучий, чем логикой сюжета. Не то у Кибирова. Его книга не то чтобы проста — она простовата. Именно потому, что говорит о вещах, слишком серьезных даже для прозы, — о жалости, смерти и любви.
О сюжете в привычном смысле здесь речь не идет. Кибирову вообще важно не то, чем сегодня отличается от вчера, а то, что перетекает из XIX века в XXI, от бестолковых родителей к суетливым детям. Мир «Лады» держится на фольклорных подпорках: есть лето, осень, зима и весна, остальные события явно менее существенны. В человеческом мире то же равновесие: хамоватой продавщицы, ангельской старушки, беспутного алкаша и умельца-гастарбайтера вполне достаточно для космического миропорядка. Тем более для истории о приблудной дворняжке Ладе.
В эту историю у Кибирова вплетается чуть ли не весь русский XIX век, главным образом поэтический. От Державина к Пушкину, от Пушкина к Баратынскому, от Баратынского к Фету — для русской жизни это такие же константы, как от осени к зиме и от 1 мая к Троице. Но еще больше, чем литературные генералы, сочинителя «Лады» заботят фигуры второго ряда, те, кому вот-вот грозит забвение. Отсюда эпиграфы к главам из Дельвига, Алексея Толстого, Мея, Полежаева, Гнедича. Этих наивных и мудрых виршей совсем скоро может не быть, как старушек, собачек и гастарбайтеров. И именно потому их, как всех старушек и продавщиц, стоит пожалеть.
Произведя в герои своего романа русскую литературу, Кибиров сделал ее не монструозной и победительной, а по-человечески уютной и простодушной. И во времена Пушкина-Баратынского, и при Кантемире-Сумарокове она все так же поставляла нашему коллективному бессознательному старые-престарые песни о главном, так что нет никакой натяжки в том, чтобы перекинуться от Фета и Майкова к «меланхолие, дульче мелодие» или «айсбергу в акиане». Революции с вождями прошли и ушли, а человек остался все тем же — он по-прежнему встречает весну и поет о своем, человеческом. О влюбчивости, страхах, тоске.
Как блестяще умеет Кибиров плести эти вереницы цитат — мы давно знаем из его поэзии. В «Ладе» важно увидеть другое: как меняется интонация, как тотальная ирония знаменитых стихотворных посланий (послание «Л.С. Рубинштейну» обязательно стоит перечитать, прежде чем браться за собачью хронику) уступает место нестыдной сентиментальности. Тимур Кибиров вряд ли написал бы такую «Ладу» без своего стихотворного сборника прошлого года — по большому счету роман стоило бы печатать под одной обложкой с «Греко-кафолическими песенками и потешками». Есть подозрение, что и саму романную форму, да еще такую старомодную, с ретардациями и перебивками в духе Лоренса Стерна и чуть ли не «Дон Кихота», он выбрал как раз потому, что и роман давно стоит пожалеть. Особенно русский роман.
