***
Странно ехать подшафе в грузовой машине.
Страшно ехать по шоссе в грозовую ночь.
По обочинам бегут случаи из жизни:
Ратца, Чагодица, Кихть, Воя, Вондожь, Вочь.
Ни таланта, ни ума, – Ёмба, Индоманка.
Пельшма, Андога, Мегра, – из последних сил!
Я убогий инвалид, житель интерната.
Я боюсь твоих молитв, преподобный Нил.
Где-то блещет в тростнике мелкий Мареотис.
Вон пещеры и скиты в скалах и песках.
Вкруг оазиса сидит скорченный народец –
тут в склерозе и в тоске дух его иссяк.
Лесопилка в лопухах, тёса серый штабель.
Чья-то банька заросла выше двери в сныть.
Удит рыбу на мостках житель-нестяжатель.
Ковжа, Колонга, Кулай, Шола, Юза, Сить.
Пала молния в скирду посредине луга.
Шумный ливень пал стеной, зарево залил.
Малохольные в скиту плачут от испуга.
Пожалей их, успокой, преподобный Нил.
Нил Сорский был настолько маргиналом, что приказал себя не хоронить – бросить в лесу на растерзание зверям, чтобы не осталось мощей. Так же до сих пор не существует и монастыря. Всем восстановили монастыри: Ферапонтов, Кирилло-Белозерский, Иосифо-Волоколамский… Впрочем, монастырь, конечно, был – до революции. Простенький, без стен, без башен. Сохранились кельи монахов, живших в Ниловой пустыни. Кельи образуют квадратный двор, во дворе, наверняка, раньше стояла церковь. Скитский устав: люди живут вроде и вместе, но каждый в отдельно стоящей келье – на расстоянии голоса.
Когда Николай писал это стихотворение, он задал мне вопрос: что означает прилагательное «малахольный». Оказалось, что в моём представлении, это значит «вялый, невыразительный, неволевой, стукнутый из-за угла пыльным мешком». Пожалуй, оно спуталось в моём сознании и со словом «малосольный», то есть, недоделанный. Николай сомневался, часто возвращался к этой теме. Вскоре он сообщил мне, что «малохольный» – это тот, кого мало холили. Вот оно что. Вроде того же малохольного Василия Радзевича (см книгу Н. Байтова «Прошлое в умозрениях и документах» рассказ «Журнал Радзевича»).
Алексей Сосна предложил Байтову ехать в Ферапонтов монастырь, а оттуда в Кириллов. Николай прикинул, что они будут проезжать и дорогу, по которой шёл зимой (30-е годы) в ссылку полубосой голодный Радзевич. Выехали на ночь глядя, доехали до Ярославля, ночевали в машине. Несколько часов покемарили, поехали дальше. Днём уже были в Вологде.
Это был год, в который умер художник Игорь Соловьёв, 2002. Он умер в ноябре, скоропостижно, от быстротекущего рака. А сейчас, в июле, Алексей и Николай заехали к нему в гости (уже на обратном пути): проехали Череповец, а оттуда 20 км до усадьбы, в которой находится музей Игоря Северянина. В этой усадьбе ежегодно устраивались выезды на пленэр для питерских и московских художников. Игорь Соловьёв работал здесь неоднократно вместе с группой «Солнечный квадрат». Они вместе и выставлялись. Я помню, что однажды просилась туда с ним, но Игорь сказал, что это как-то сложно устроить.
Путешественников встретили очень приветливо, всё показали, потчевали и чествовали. Сводил их Игорь и на старую лесопилку: «Очень живописная, мы там все рисуем!». Оттуда Алексей вывез на крыше автомобиля деревянный стол, подобранный среди руин. Он, кажется, до сих пор стоит во дворе Зверевского центра. Совсем простой стол. А в стихотворении Байтова появилась строка: «Лесопилка в лопухах, тёса серый штабель».
В тот же день Николай и Алексей доехали до Кубенского (озеро и селение). А Радзевичу пришлось зимой от Вологды добираться пешком до определённого ему места ссылки. У него были разваливающиеся лапти, которые он подвязывал верёвкой. По дороге Сосна подсадил женщину, которая работала в совхозе неподалёку. Видимо, это был тот самый совхоз, где подрабатывал Радзевич, откуда, впрочем, его скоро выгнали.
От Кубенского до Ферапонтова – близко. В тот год, когда Байтов и Сосна туда прибыли, монастырь ещё курировался музеем, поэтому службы разрешались только по воскресеньям. И не в том храме, где фрески Дионисия.
В Ферапонтово встретили художника Казарина. Оказалось, что он там живёт. И за свои деньги, в качестве благотворительности, построил деревянный мост через речку, на месте старого, сгнившего. Казарин был другом Анатолия Зверева и его подражателем. Жил безбедно, но страшно пил. Незадолго до этой встречи, весной, допился до того, что стал помирать. Ему сменили лимфу – за 25 тыс долларов. Теперь не пьёт, а жена попивает по-прежнему. Алексей и Николай с ней и выпивали. А Казарин так сидел. У них переночевали.
На следующий день поехали в Кирилло-Белозерский монастырь. Там уже жили монахи, но большая часть принадлежала музею. Здесь путешественники и узнали, что неподалёку находится Нилова пустынь, монахи указали и дорогу.
Переночевали на турбазе и с утра поехали в пустынь. Она находится в тупике. Дорога долго идёт по дамбе, окружённой болотцами и лесочками. А потом она упирается в озеро, и дальше дороги нет. На месте пустыни находится психлечебница. Каре из прямоугольных корпусов: окна и двери выходят внутрь двора. Внутри двора пусто. Там когда-то наверняка стояла церковь. В кельях монахов теперь держат умалишённых (малохольных).
Когда Н.Байтов и А.Сосна попытались пройти во двор, за ворота, на них набросились охранники: вам здесь нельзя, здесь больные люди, и вообще, убирайтесь отсюда!
Сосна пытался фотографировать, ходя вокруг наружных стен, но и это не разрешили, испугались, что они – журналисты, поднимут шум в прессе итд.
За пределами пустыни-больницы – площадь, вокруг несколько домиков, видимо, для обслуживающего персонала.
А потом Алексей и Николай оттуда уехали. Вот и всё.
А теперь перечитайте стихотворение:
………………………………………………..
Все перечисленные названия рек – реальны. Эти речушки пересекают территорию, окружающую Нилову пустынь.
Хорей (7). Строфы не разделены интервалом. Рифмовка абаб. Внутренняя рифма ведёт себя по-другому:
аабс
аабб
абба
абаб
абаб
Мы видим, что формально стихотворение написано в обычной манере Николая Байтова, хотя выглядит необычно для него. Каждая строка, кроме одной, начинается с заглавной буквы. Это очень не похоже на другие стихи. Николай никогда не начинает строку с заглавной буквы. Он начинает с заглавной буквы предложение. В том-то и дело, что здесь каждая строка является законченным предложением, кроме 3-4, где вторая строка тоже начинается с заглавной – названия реки, и 11-12, да и то, это тоже два отдельных предложения, разделённые запятой.
Очень странное впечатление производит эта единственная строка с маленькой буквы, несколько ниже середины. Словно сам умаляющий себя преподобный Нил (прямое обращение к которому стоит рефреном дважды – в середине и конце стихотворения). Далее мы находим ещё более странные вещи.
Возьмём наугад одну из строк:
«Вкруг оазиса сидит скорченный народец», разберём по буквам, из чего она состоит, что в ней звучит скрыто, зашифрованно. Ведь Байтов мастер анаграммы. Даже если в данном случае она непредумышленна, но результат всё равно поразителен. При перестановке букв строки получаем текст:
«Кавказа огненный террор (исчдос – оставшиеся буквы)» Кроме того, в строке анаграмматически присутствуют слова «суицид», «исчадие». О чём же это стихотворение?
В первых двух строках явно проговаривается слово «сумасшествие», в 14 строке слышится «слабость». И это – кроме множества осознанно употреблённых автором слов, нагнетающих духоту подташнивающего страха и убожества: странно, страшно, убогий инвалид, боюсь, скорченный, склероз, тоска, иссяк, серый, плачут от испуга. Да ещё – напоминающее идиотическое заборматывание перечисление названий рек, непривычных для современного языка.
И удивительно, что при этом ритм, тон стиха – светлый, почти радостный, жизнеутверждающий. Молитва?
Не могу удержаться, анатомирую ещё одну строку:
«Я боюсь твоих молитв, преподобный Нил».
Точная анаграмма: «От одной пилюли – смерть выпивох (бобня)». Поразительно!
В общем, кажется, что стихотворение довольно простое. Всё в нём, вроде бы, объяснимо. Сумасшедший дом на месте Ниловой пустыни. Малохольные его обитатели. Но такая кажущаяся ясность, может быть ох как обманчива. Поэтому я и использую тоже весьма сомнительное средство, как анаграмма. Как обычно, не доверяя своему «бытовому сознанию», торопливому и самоуверенному.
А если я не понимаю стихотворение, что мне остаётся делать?
август 2010
