Может ли поэт сейчас стать известным благодаря публикации в толстом журнале? Эта тема возникала в недавнем разговоре Леонида Костюкова с Аркадием Штыпелем и мной, но осталась недоговоренной. Попробую прояснить, что я об этом думаю.
Поэт мог стать известным благодаря одной-единственной публикации в толстом журнале вплоть до середины 90-х.
Причина понятна – литературное пространство было дискретным, публикация стихов в толстом журнале вводила автора в зону читательского внимания надежней даже, чем выход книги, которую еще пойди выуди из книжного моря. Разумеется, был самиздат, стихи ходили по рукам, в распечатках и все такое (магнитофонная культура бардовской песни - особый феномен, здесь я его не затрагиваю), но нужно было быть Бродским, чтобы таким образом стать известным всей стране, причем суд, ссылка и высылка этой известности немало поспособствовали. Журналы же, по крайней мере, с конца 80-х, худо-бедно охватывали все поэтическое пространство: сама я впервые прочла, скажем, Еременко, Парщикова и Д.А. Пригова в рубрике «Испытательный стенд» журнала «Юность». Хотя я тогда жила в Одессе, но все же ходила в хорошую литературную студию и, казалось бы, должна была узнать об этих поэтах гораздо раньше.
Современное же поэтическое пространство изотропно, любое стихотворение, выставленное на общедоступном ресурсе - от «Стихиры» до личного блога автора - становится литературным фактом, неважно, крупным или мелким, практически в самый момент такой публикации. (Об этом же шла, в частности, речь в продолжающей дискуссию с Дм. Кузьминым заметке Леонида Костюкова; и в этом контексте появляющиеся на «Политру» разборы одного-единственного стихотворения, например, этот , этот или этот – весьма показательны.)
Сегодня отдельное более или менее удачное стихотворение оказывается мгновенно «размазанным» по сети благодаря перепостам и сетевым ссылкам. И может беспрепятственно перекочевать из Живого Журнала в журнал «настоящий», хотя обычно любое издание настаивает на первопубликации.
То есть в наше время первая публикация в толстом журнале очень редко открывает читающей публике нового автора - скорее, легитимизирует его имя в глазах литературных критиков и обозревателей, для которых сетевая известность «не в счет». (Бывает и так, что публикация в толстом журнале легитимизирует сам этот журнал в глазах поклонников не признанного до поры автора). Попробуем посмотреть, как это происходит.
В 12 номере "Знамени" за 2010 год выходит подборка, подписанная лишь инициалами Ф.К. Пробить по ключевым словам текстов (например, «вуду, выдыхают полупрозрачные толпы») имя и фамилию автора (быть может, даже настоящую) не так уж трудно, однако мы не станем этого делать, уважая его право на анонимность. Хотя какая уж тут анонимность, когда были чтения, кажется, на «Винзаводе» со всеми онерами в сетевых анонсах. Приведу все же краткую «знаменскую» аннотацию, предваряющую подборку:
«Ф.К., предпочитающий скрыться за этими инициалами, лицо вполне реальное, родился 7 февраля 1980 года. Историк по образованию, читает на истфаке Тюменского государственного университета историческую географию и библиографию, работает в тамошней университетской библиотеке в отделе редкой книги. Стихи воображаемого подростка В. Мааса были написаны во второй половине нулевых годов. Некоторая часть их опубликована в сборнике “Тюменские ночи” (Тюмень: П.П.Ш., 2009). Живет в Тюмени».
Итак, у нас типичный для сети, хотя и имеющий давнюю литературную традицию, случай – литературная маска (стихи подростка В. Мааса) дополнительно защищена еще и псевдонимом-инициалами (Ф.К.). Для ЖЖ ситуация привычная, поэтических масок тут хватает (некоторые, впрочем, вполне прозрачны - как «мальчик Теодор» Бахыта Кенжеева). Стихи Ф.К. отдаленно напоминающие по мелодическому строю стихи Андрея Родионова, но более лиричные, более медитативные с отчетливым привкусом ностальгии, и впрямь хороши:
…Как свежего ветра свист, осин облетевших шорох,
И вот уже тебе ни Явлинского, ни Гайдара
За две тысячи километров в доме без шторок,
Когда изображение пропадало,
Предпринимался магический ритуал телевизионного вуду —
Шевелишь отвёрткой пыльную электронную колбу,
И где-то в Москве медленно загораются вечерние башни МГУ и МИДа.
Трогается остановившийся в тоннеле поезд, с облегчением выдыхают
полупрозрачные толпы.
Литературная и окололитературная среда вообще любит «открытия», и Ф.К. можно назвать одним из самых интересных открытий минувшего года. Объяснить, почему те или иные стихи плохи, достаточно просто, однако лично я затрудняюсь объяснить, почему те или иные стихи - для меня - хороши. Не буду здесь подвергать их дотошному разбору, просто скажу: да, хорошие, поскольку Ф.К. умудряется неким волшебным образом вызвать у меня, читающей эти строки, странное мерцающее ощущение узнавания/неузнавания. Ф.К. обладает замечательным умением балансировать на грани между реальным и ирреальным, вещественным и бесплотным, явью и сном... Немаловажно и то, что его стихи (по крайней мере, в этой подборке) обращены в прошлое: ностальгический вектор сейчас один из самых мощных.
Эта «знаменская» публикация, однако, не начало, а некоторый итог.
Вот как разворачивались события.
Лично я узнала о существовании цитированного выше стихотворения 2 сентября 2010 года из двух блогов: Юрия Буйды здесь (у поста есть число, но не проставлено время) и Бориса Кузьминского здесь (время проставлено, 08.22 утра по Москве). Оба ссылаются на блог автора, выложившего стихи здесь в тот же день, вернее, ночью. По местному времени тогда было 2 сентября 2010 года, 03. 19. Авторская выкладка стихотворения собрала 46 комментариев. Первый из них – 1 сентября 2010 года в 21. 44 по московскому времени. Последний – 29 января 2011 года в 10.33 утра - тоже по Москве. Но важно не это.
Одним из первых комментаторов оказалась зав. отдела поэзии журнала «Знамя» Ольга Юрьевна Ермолаева. Ее отклик датирован тем же числом, 04. 33 утра по московскому времени. Судя по всему, она узнала о существовании этого текста не из «моих» источников, появившихся позже, а из каких-то других, но тоже ЖЖ-шных. Догадались, какой вопрос она задала автору?
Добавлю, что, судя по завязавшейся переписке (не подзамочной, а потому доступной просмотру и комментированию), об этом авторе она ранее ничего не знала.
С момента выкладки стихотворения, если учесть разницу между московским и местным временем, прошло 7 часов.
Мне лично остается только снять свою любимую, винтажную фетровую шляпу перед Ольгой Юрьевной: такой оперативностью, чутьем и преданностью делу мало кто может похвастать. Откуда, по какой ссылке вышла на этот текст она сама, не знаю (реконструируя ситуацию, думаю, что все-таки вышла по чьей-то ссылке, а не состояла в друзьях поэта изначально). Могу, однако, только гадать. Интересней другое.
У автора около 500 друзей - посетителей блога. У одного из наиболее оперативно откликнувшихся блоггеров их 200. У другого – тоже около 500. Френд-ленту большинство ЖЖ-шников просматривают ежедневно. Иными словами это значит, что о стихах про печальную ночевку в столице (Сколько раз ни ночевал я в Москве, всегда это были/ Убитые напрочь жилища, студенческие халупы,/ За стёклами, рыжими от двадцатилетней пыли,/ Будто бы перевёрнутого старинного телеприёмника огромные/ многочисленные тусклые лампы…) в первый же день только от известных мне блогеров узнало чуть меньше полутора тысяч читателей.
Публикация стихов в «Знамени» вызвала вторую волну интереса (последний комментарий к стихотворению в авторском блоге и появился после публикации в «Знамени» и многочисленных перекрестных ссылок). Это, конечно, добавило автору популярности, но об открытии в полном смысле, наверное, говорить уже нельзя.
Или все-таки можно?
Вернусь к тому, с чего начинала. Изменилась – и радикально – сама система выхода поэта (писателя) «в свет». Те издатели (редакторы, читатели, критики), кто это понял, оказываются не только в курсе «текущего литературного процесса» (не люблю этого канцелярита), но и могут влиять на его ход. Журнальная публикация (да и книга) теперь не столько открытие, сколько помещение автора в определенную систему координат, ну и, конечно же, новостной повод. А еще, в какой-то мере, - подтверждение профессиональной компетентности самого издателя или редактора. Выигрывают, по-моему, все – и авторы, и издатели-редакторы, перед которыми не унылый самотек, а весь широкий спектр живой литературы – выбирай, чего душе угодно. А вот чего угодно душе, это уже другой разговор.
