Антитеррористическая стратегия США, основной упор в которой делается на силовые методы, уже не раз подвергалась критике (см., например: Забытый внутренний фронт, Партнерство для Центральной Азии). После теракта 2002 года на острове Бали Юго-Восточная Азия стала одним из регионов, попавших в зону внимания Штатов. Однако вплоть до настоящего времени успехи антитеррористической кампании в странах этого региона остаются довольно скромны. «Полит.ру» публикует статью Сергея Веселовского «Борьба с терроризмом в странах Юго-Восточной Азии», в которой автор акцентирует внимание на первопричинах террористической проблемы, включающей в себя как социально-экономический, так и идеологический и религиозный аспект. Именно нежелание США учитывать и анализировать эти первопричины, по мнению автора, и обусловливает неудачи в борьбе с терроризмом в регионах Центральной и Юго-Восточной Азии. Статья вышла в новом номере журнала "Космополис" (2005. № 2 (12)).
События 2002–2003 гг. показали, что в области регионального сотрудничества стран Юго-Восточной Азии в деле борьбы с терроризмом не все обстоит благополучно. Одни эксперты утверждают, что под демонстрацией дружеских отношений между странами-членами Ассоциации государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН) скрывается «тревожная картина отсутствия сотрудничества между спецслужбами» этих стран [Martin, Smith 2002: 36]. Другие задаются вопросом, насколько оправданы надежды США на то, что АСЕАН внесет свой вклад в антитеррористическую борьбу, особенно учитывая тот факт, что «почти ни в одной стране в Юго-Восточной Азии, за исключением разве что Сингапура, двухстороннее сотрудничество по вопросам антитеррористической борьбы не сталкивается с проблемами» [Wright-Neville 2003: 5]. В той же тональности выдержана и критика, высказываемая некоторыми западными державами в адрес руководителей стран Юго-Восточной Азии (ЮВА), о недостаточности их усилий по борьбе с терроризмом. Несмотря на то что после террористических актов на острове Бали 12 октября 2002 г. разведывательные службы и министерства внутренних дел государств-членов АСЕАН подтвердили общую приверженность борьбе с терроризмом, представители австралийской и американской разведслужб обвинили правительства стран региона в том, что они все еще «уделяют недостаточное внимание противодействию экстремистским группам» [Kammerer 2003].
Тем не менее, государства-члены АСЕАН уже внесли заметный вклад в дело борьбы с терроризмом в ЮВА — как в рамках внутрирегионального сотрудничества, так и в партнерстве с западными державами. Задержание ведущих членов подпольной радикальной исламистской группы «Джемаа Исламия» («Исламское сообщество»), которые могли быть причастны к многочисленным терактам в регионе, — хороший индикатор того, что межгосударственное сотрудничество приносит конкретные положительные результаты. В связи с этим выделим три взаимосвязанных момента:
Действительно, подобный подход Вашингтона к антитеррористической борьбе может оказаться несостоятельным в вопросе устранения террористической угрозы в ЮВА и даже привести к прямо противоположным результатам. Для подавления очагов радикального исламского терроризма нужен всеобъемлющий подход, позволяющий дать адекватный ответ на социальные, экономические, политические и, в самом благоприятном случае, идеологические вызовы обществу [Ramakrishna 2002a; см. также: Ramakrishna, See Seng Tan 2002].
Многие исследования, в которых подвергаются критике антитеррористические усилия стран-членов АСЕАН, сами не лишены недостатков. Применяя макроаналитический подход к изучению региональной борьбы с терроризмом, некоторые авторы пытаются использовать некую универсальную парадигму, не учитывая при этом географические и культурные особенности региона. Зачастую они идеализируют или, наоборот, игнорируют сложный и разносторонний контекст, в котором государства ЮВА проводят мероприятия по борьбе с терроризмом. Очевидно, что данный регион требует выработки такой стратегии антитеррористических действий, которая учитывала бы контекстуальные нюансы и предлагала более обширную и гибкую политику, чем та, что заложена в Национальной стратегии США по борьбе с терроризмом. В основе такого подхода должны лежать рекомендации преимущественно региональных экспертов, понимающих специфику и традиции ЮВА. Иными словами, здесь сложно применить какую-то отдельную единую стратегию или парадигму, в которой нашли бы отражение все хитросплетения сложившейся в регионе ситуации. В этом плане изменение ограниченного и одномерного по своей сути американского подхода принесет большую отдачу от мероприятий по борьбе с основами радикального исламского терроризма как для государств ЮВА, так и для стран Запада.
Как известно, отношения между государствами-членами АСЕАН характеризуются постоянной напряженностью и относительно низким уровнем взаимного доверия [см.: Tan 2000]. Как показало исследование 2002 г., члены АСЕАН рассматривали обнаружение угрозы радикального исламского терроризма в ЮВА во многом «лишь как возможность дистанцироваться от ответственности за возрастающее ощущение кризиса в регионе», высказывая обвинения в адрес других стран и осуждая недоработки своих партнеров [Martin, Smith 2002: 46]. В том же исследовании было отмечено, что на Совещании по борьбе с транснациональной преступностью АСЕАН (далее — СБТП АСЕАН) на уровне министров в мае 2002 г. не удалось согласовать общее определение терроризма [Martin, Smith 2002: 47]. (Заметим, что на международном уровне общее определение терроризма еще ни разу не было выработано, хотя такая работа ведется, например, в рамках ООН и Совета Европы.) Авторы другого исследования, хотя и не отрицали наличия определенных успехов в рассматриваемой области, тем не менее, пришли к выводу, что Ассоциация «не подготовлена» к развертыванию полномасштабного антитеррористического сотрудничества [Wright-Neville 2003: 8].
Более тщательное изучение последних инициатив заставляет воздержаться от любого преждевременного отрицания самой возможности сотрудничества стран АСЕАН в антитеррористической области. По оценкам старшего аналитика «RAND Corporation» А. Рабаса, главным выводом из событий 11 сентября 2001 г. для ЮВА стала «активизация» АСЕАН в качестве «механизма более интенсивного сотрудничества в деле борьбы с терроризмом», в частности, существенно активизировался обмен информацией между министрами внутренних дел и главами разведведомств членов Ассоциации [Rabasa 2003: 13]. Некоторые эксперты констатируют, что АСЕАН «осторожно продвинулась» в сторону антитеррористического сотрудничества, в основном в силу сложности и чувствительности вопроса террористической деятельности в регионе [Simon 2003: 17]. Склонность стран АСЕАН апеллировать к таким «священным» понятиям международных отношений, как национальный суверенитет и невмешательство во внутренние дела друг друга, возможно, сыграла на понижение уровня такого сотрудничества, но явно не воспрепятствовала общему движению к нему [Singh 2003; Nathan 2003; см. о региональных взглядах на то, как события 11 сентября 2001 г. изменили доктрины национальной безопасности стран Азиатско-Тихоокеанского региона и подходы к вопросам обеспечения безопасности: See Seng Tan, Acharya (eds.) 2004]. Так, на упоминавшемся Совещании по борьбе с транснациональной преступностью АСЕАН в мае 2002 г. было достигнуто соглашение о выработке плана действий как основы для развития сотрудничества в области обмена разведывательной информацией и согласования антитеррористического законодательства. Было также одобрено предложение правительства Сингапура о создании специального антитеррористического комитета, который служил бы связующим звеном между странами-членами Ассоциации [Simon 2003: 17]. Более того, СБТП АСЕАН, возглавляемое министрами внутренних дел стран-членов, было признано центром антитеррористических операций этой организации. Сегодня СБТП — это своеобразный форум, место, где происходит обмен идеями и информацией о лучших наработках в сфере борьбы с транснациональными преступлениями, связанными с терроризмом (контрабанда наркотиков, оружия, морское пиратство, отмывание денег и т.п.).
В любом случае, государства ЮВА вполне осознают, что борьба с терроризмом отвечает их жизненно важным интересам. Как заметил Д. Синг, терроризм — это «не только опасность для жизни невинных людей и собственности. Это угроза экономическому благосостоянию стран-членов АСЕАН, потому что террористические инциденты сказываются на развитии туристической индустрии и подрывают доверие иностранных инвесторов. Более того, “Джемаа Исламия” представляет собой угрозу государственной власти и территориальной целостности целого ряда стран, так как ее конечная цель состоит в образовании исламского халифата на территории Индонезии, Малайзии, южной части Филиппин, южной части Таиланда, а также на территории Сингапура и султаната Бруней» [Singh 2003: 213].
На самом деле, ситуация не столь безнадежна, как это может показаться из отчетов о сотрудничестве разведслужб стран-членов АСЕАН. Как уже отмечалось, в начале 2002 г. в Маниле был задержан эксперт по взрывному делу индонезийской ячейки «Джемаа Исламия» Фатур Рохман Аль-Гози, а в феврале 2003 г. на индонезийском архипелаге Риау — лидер сингапурской ячейки «Джемаа Исламия» Мас Селамат Кастари и Арифин Али, также из сингапурской ячейки «Джемаа Исламия». В августе 2003 г. в Таиланде был арестован руководитель операций «Джемаа Исламия» и связной «Аль-Каиды» в Юго-Восточной Азии Ридуан Исамуддин (известный по прозвищу Хамбали), что было бы невозможно без тесного сотрудничества спецслужб стран-членов АСЕАН, а также Австралии и США. Более того, правительства Малайзии и Сингапура охотно предоставили видеозапись показаний членов малазийской и сингапурской ячеек «Джемаа Исламия», которые были использованы во время судебных разбирательств в Индонезии по делу предполагаемого духовного лидера «Джемаа Исламия» Абу Бакар Башира. (3 марта 2005 г. индонезийский суд признал Абу Бакар Башира причастным к взрывам на Бали в октябре 2002 г. и приговорил его к двум с половиной годам тюрьмы. США и многие западные страны были явно разочарованы таким мягким наказанием [см.: Мягкий приговор за взрыв на Бали 2005].) Подчеркнем, что это — не разрозненные события, а целенаправленные действия, которые стали возможны благодаря дипломатическим усилиям, направленным на развитие действенного и долгосрочного межгосударственного сотрудничества в борьбе с терроризмом.
В мае 2002 г. состоялось подписание Антитеррористического пакта между Малайзией, Филиппинами и Индонезией, то есть между государствами, имеющими проблемы с контролируемостью своих морских границ. Трехстороннее соглашение было направлено «на устранение возможных террористических угроз и разработку мер по борьбе с отмыванием денег, контрабандой наркотиков, женщин и детей, воздушным и морским пиратством» [Nathan 2003: 253]. Этот пакт подвергся критике за то, что основное внимание в нем уделяется таким «незаконным действиям», как, например, отмывание денег и контрабанда людей, которые не всегда «подпадают под категорию антитеррористических мер» [Martin, Smith 2002: 47]. Однако их следует рассматривать как часть «функционального поля» терроризма, так как свобода передвижения между государствами и свобода действия на их территории могут быть напрямую связаны с террористической деятельностью.
В октябре 2002 г. на ежегодном форуме организации Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС) в мексиканском городе Лос Кабос представители администрации президента США Дж. Буша, признавая успехи Малайзии в борьбе с терроризмом, предложили создать в этой стране региональный антитеррористический тренировочный центр, главная задача которого — выработка проектов, расширяющих возможности государств региона по борьбе с терроризмом, особенно в области обмена разведывательной информацией.
Кроме того, активно развивается сотрудничество с участниками Регионального форума АСЕАН. Например, Совместная декларация о сотрудничестве в борьбе с терроризмом «Россия — АСЕАН», подписанная в июле 2004 г., обязывает стороны более тесно контактировать и обмениваться информацией.
Совместные документы, принятые АСЕАН на уровне региона, например, Декларация об общих усилиях по борьбе с терроризмом (ноябрь 2001 г.) и Декларация о терроризме (ноябрь 2002 г.), сохраняют свою значимость в силу того, что представляют коллективное выражение политической приверженности необходимости борьбы с террористической угрозой в ЮВА.
В адрес правительств некоторых стран ЮВА нередко звучат упреки в том, что они слишком медлят с принятием решительных мер, направленных против действующих на их территории террористических организаций. В действительности это не совсем так. Самые жесткие меры по борьбе с терроризмом на государственном уровне приняли Сингапур и Малайзия, менее жесткие — Филиппины (хотя усилия официальной Манилы были скорее направлены на подавление повстанческого движения, чем на борьбу с терроризмом). После теракта на Бали активизировала антитеррористические усилия Индонезии, и это произошло, несмотря на публикации местных СМИ, которые в течение трех недель возлагали ответственность за этот теракт на США [Wanandi 2002].
При анализе антитеррористической деятельности государств-членов АСЕАН и некоторых стран-членов более широкого по составу Регионального форума АСЕАН следует учитывать факторы, влияющие на среду безопасности в регионе [см. подробнее: Nathan 2003: 241–261]. Во-первых, страны ЮВА имеют слабо контролируемые границы и, как правило, неэффективную систему иммиграционного контроля, функционирующую в условиях тотальной коррумпированности чиновничьего аппарата. Приведем лишь одну цитату из исследования об антитеррористических операциях в ЮВА: «Коррумпированные чиновники обеспечивают террористам легкий доступ к ключевым оперативным данным, таким как информация о контрабанде оружия, подделке документов, отмывании денег и т.д. До тех пор пока вопрос об искоренении коррупции в сфере государственной безопасности не будет включен в политическую повестку дня многих стран Юго-Восточной Азии, коррупция в частном и государственных секторах будет существенно умалять все успехи антитеррористических операций» [Wright-Neville 2003: 5]. Во-вторых, давние экономические и торговые связи между странами ЮВА и Ближним Востоком, многие из которых осуществляются за рамками официальных финансовых каналов, подконтрольных государствам, используются для беспрепятственного перевода средств радикальным группам в ЮВА. В-третьих, в странах ЮВА широкое развитие получила криминальная деятельность, включая торговлю наркотиками, что значительно упрощает террористам задачу перемещения денег. В-четвертых, регион просто наводнен оружием как иностранного, так и местного производства, которое легкодоступно экстремистским группам. Кроме того, существует межведомственная и внутриведомственная борьба, которая подрывает возможности национальных спецслужб и служб безопасности и снижает эффективность их работы. В результате легитимность власти в глазах населения падает в силу ее неспособности эффективно решать вопросы обеспечения безопасности своих граждан.
Не удивительно поэтому, что многие государства ЮВА не справляются с поставленными перед ними антитеррористическими задачами. Как заметил один индонезийский специалист, местной полиции не хватает материальных и людских ресурсов, а также централизованной базы данных на местных радикалов, которые могут быть связаны с международными террористическими группами [Sebastian 2003: 357–383].
В действительности не все государства ЮВА обладают одинаковыми возможностями для недопущения свободного перемещения террористами необходимых им финансовых, материальных и людских ресурсов. В отличие от сильных, хорошо обеспеченных ресурсами Сингапура и Малайзии, Индонезия и Филиппины, отличающиеся наибольшей активностью террористических групп, относятся к разряду слабых государств [Almonte 2003: 221–241], не способных сохранять порядок и обеспечивать законность на своей территории, с возможной политической и экономической изоляцией существенной части населения (и это несмотря на то, что обе страны представляют собой действующие демократии) [Simon 2003: 16]. Недостаток государственного контроля на отдаленных южных территориях Таиланда наводит на мысль, что и эта страна может, в принципе, стать слабым государством. Однако любая попытка официального Бангкока признать наличие террористической проблемы на своем юге может негативно сказаться на притоке иностранных инвестиций. Это было бы практически равносильно финансовой катастрофе, особенно учитывая последствия разрушительного цунами, поразившего часть страны в декабре 2004 г. и существенно подорвавшего туристический бизнес. Иными словами, основная проблема слабых государств в ЮВА заключается в их неспособности эффективно управлять и контролировать свои территории.
На успешности антитеррористической деятельности государств-членов АСЕАН сказывается и соперничество между спецслужбами и органами внутренних дел, которые призваны совместно бороться с угрозой терроризма. В этом плане интерес представляет исследование Г. Аллисона, в котором политика в области национальной безопасности рассматривается как результат развития политического процесса [Allison 1969: 689–718; см. также: Allison 1971]. Согласно Аллисону, государство состоит из «полуфеодальных, свободно связанных между собой организаций», на каждую из которых влияют стоящие перед ними проблемы, личности руководителей, принимаемые решения, а также соперничество, существующее как внутри организации, так и между ней и другими ведомствами. Расследование событий 11 сентября 2001 г. в США достаточно явно выявило соперничество и недостаток координации действий между ЦРУ и ФБР, что, в свою очередь, возможно, и привело к тому, что чудовищные теракты не были вовремя предотвращены, хотя предупреждающие сигналы поступали в оба ведомства. В большинстве стран ЮВА ситуация отнюдь не лучше. Сомнительно, например, что вооруженные силы Индонезии будут добровольно обмениваться разведывательными данными о террористических группах с местной полицией. Хотя бывший президент Индонезии М. Сукарнопутри возложила центральную роль в борьбе с терроризмом на гражданское разведывательное агентство «Бадан Интелийен Негара», антитеррористические усилия последнего сильно осложнены из-за соперничества и отсутствия координации с военной разведкой, которая обладает большими возможностями по сбору разведывательной информации, чем гражданское агентство и полиция вместе взятые [Sebastian 2003: 357–383]. Это в полной мере относится и к Таиланду, где соперничество и рассогласованность действий между различными спецслужбами серьезно затрудняют антитеррористическую борьбу. Что касается Филиппин, то нельзя исключать тот факт, что военные сознательно создают очаги напряженности для того, чтобы сорвать мирные переговоры властей с «Исламским фронтом освобождения Моро» [Chongkittavorn 2003: 181–201; Singh 2003: 201–221].
Тем не менее, несмотря на все трудности, правительства государств-членов АСЕАН пытаются усилить правовые и административные аспекты борьбы с терроризмом. Например, после теракта на Бали в Индонезии были изданы два чрезвычайных президентских указа, упрощающих процедуру расследования действий лиц, подозреваемых в терроризме. 6 мая 2003 г. эти указы обрели силу государственных законов. В Таиланде новые антитеррористические постановления правительства Таксину Чинавату (август 2003 г.) и дополнения к Уголовному кодексу и Акту о противодействии отмыванию денег наделили власти правами вести запись телефонных переговоров, выдавать ордера на обыск и проводить аресты подозреваемых в террористической деятельности и их пособников. Однако законодательство Таиланда и Индонезии не наделяет правительства этих государств такими же правами и полномочиями, как законодательство в области безопасности Сингапура и Малайзии.
Тезис о том, что сильное государство в ЮВА может бороться с радикальным исламизмом и одновременно способствовать его распространению, заслуживает отдельного рассмотрения. Д. Мартин и М. Смит, в частности, считают, что авторитаризм и политика национального единства провоцируют чувство отчуждения у мусульманских сообществ, чем в свое время умело воспользовались исламистские клирики. По мнению исследователей, именно чрезмерный государственный контроль в ЮВА — одна из основных причин радикального исламского террора: «усиленное наблюдение — это часть проблемы, а не ее решение», так как «маниакальная чрезмерная бдительность» сама создает основы для «подрыва структуры национальной безопасности» (в данном случае имеется в виду деятельность Департамента внутренней безопасности Сингапура) [Martin, Smith 2002: 49]. Однако далеко не все государства ЮВА можно считать сильными, а Сингапур, будучи самым сильным и самым контролирующим своих граждан государством, — скорее исключение, чем правило. Например, в Индонезии радикальные исламистские группы появились и получили широкое распространение как вследствие жестокости «нового режима» Сухарто, так и из-за явных или надуманных политических и социально-экономических просчетов [Sukma 2003: 341–357]. В то же время недостаточный контроль центральных властей за удаленными территориями на востоке Индонезии, юге Филиппин и юге Таиланда позволил обосноваться там организациям «Джемаа Исламия» и «Аль-Каида».
Таким образом, государство тотального контроля, несмотря на явные опасности, которые оно несет для демократии и прав человека, может быть более эффективным в деле сокращения столь необходимого для террористов поля действия. В этом направлении, похоже, решила двигаться и администрация Буша, которая после событий 11 сентября 2001 г. стала уделять гораздо больше внимания проблемам внутренней безопасности (homeland security) [Ignatius 2001]. В долгосрочной перспективе одного лишь увеличения возможностей государств ЮВА по сокращению оперативного пространства для террористов может оказаться недостаточно. Эти усилия нужно подкреплять повышением эффективности государственной власти в социальной сфере, а также учреждением гражданского форума, на котором мусульманские общины региона могли бы представлять свои позиции.
Помимо внутренних проблем региона помехой на пути осуществления антитеррористической деятельности стран-членов АСЕАН стали, как это ни парадоксально, сами Соединенные Штаты, точнее их внешняя политика после событий 11 сентября 2001 г., в которой, согласно Стратегии национальной безопасности США (сентябрь 2002 г.), ставка была сделана на укрепление американского превосходства и решительное вмешательство в дела других государств для отстаивания собственной безопасности и национальных интересов [см.: The National Security Strategy of the United States of America 2002: 3]. Результатом проведения подобной политики вполне может стать обострение проблем, стоящих не только перед США, но и перед государствами ЮВА, которые некоторые эксперты уже успели окрестить «вторым фронтом» в борьбе с терроризмом [Goh 2003: 281–305; характеристика стран ЮВА в качестве «второго фронта» в борьбе с терроризмом присутствует во многих документах и статьях, см., напр.: Gershman 2002: 60–74]. Однако это не означает, что во всех неудачах надо винить внешнюю политику США, и ни в коем случае не может служить оправданием действий «Джемаа Исламия», «Аль-Каиды» и других исламистских радикальных групп. Тем не менее причина недовольства в странах ЮВА отчасти кроется в явно отрицательном имидже Америки, который администрация Буша, по крайней мере пока, изменить не может. «Американские лидеры могут до бесконечности утверждать, что они не ведут войну против ислама, но это не убедит мусульман, которые и так не доверяют США», — утверждает Р. Беттс [Betts 2002: 26]. Надо признать, что попытки отделить ислам от войны с терроризмом администрацией Буша были предприняты. («Лицо террора — не настоящее лицо ислама», — заявил президент США, выступая в Исламском центре Вашингтона 17 сентября 2001 г. [Islam is Peace. These Terrorists Don’t Represent Peace. They Represent Evil and War 2001].) Но применяемые Вашингтоном методы антитеррористической борьбы наводят на мысль, что империалистически настроенные Соединенные Штаты не интересует в мире ничего кроме уничтожения своих непосредственных врагов от Кабула до Багдада. По признанию одного известного американского политолога, действия США после 11 сентября «дополнительно ухудшили и без того тяжелое положение» [Johnson 2002: XVI]. Как видно, рекомендации двух сингапурских экспертов, которые перед событиями 11 сентября советовали американскому руководству в самое ближайшее время начать проводить более сдержанную внешнюю политику, особенно в странах ЮВА, оказались отнюдь не беспочвенны [Chong Guan Kwa, See Seng Tan 2001: 95–103].
Почему же антитеррористическая стратегия США может способствовать развитию терроризма? Дело даже не в том, что в идеологии радикального ислама Вашингтону отводится место основного врага, хотя этот момент, бесспорно, ключевой. Поведение самих Соединенных Штатов, их политика и отношение к мусульманскому миру также содействовали закреплению негативных стереотипов восприятия, которые активно пропагандируются исламистами. «Мы не против Америки или американцев», — заявил представитель правительства Талибана в Пакистане Мохаммед Соэйл Шахин. — Мы против надменного запугивания… Я люблю Америку. Я люблю американцев. Я просто не люблю американскую внешнюю политику» [см.: Salon.com News. At Home with Taliban 2001]. Председатель Гарвардской академии международных и региональных исследований С. Хантингтон довольно точно заметил по этому поводу еще в 1999 г.: «В то время как США регулярно объявляют отдельные государства “странами-изгоями”, в глазах многих государств они сами становятся “сверхдержавой-изгоем”… самой главной внешней угрозой безопасности их существования» [Huntington 1999: 42]. Негодование, вызванное американским высокомерием, возможно, присутствует и в ряде стран ЮВА, особенно там, где проживает большое количество мусульман. Согласно Д. Врайт-Невиллу, склонность большинства государств региона, за исключением, пожалуй, Сингапура, проводить «политику козла отпущения» несправедливо сделала США объектом недоверия и враждебного отношения [Wright-Neville 2003: 6]. Даже если обвинения в адрес Вашингтона несколько преувеличены, они отнюдь не лишены оснований. Приведем мнение К. Армстронга: «Как мы можем объяснить подъем религиозного насилия в обществе, пережившем эпоху Просвещения? После событий 11 сентября президент США Джордж Буш неоднократно осуждал исламистский террор как атавистическое отрицание американского видения свободы, в то время как премьер-министр Великобритании Тони Блэр назвал его вирусом, наподобие СПИДа, причины возникновения которого неясны. Они оба неправы. Методы террористов ужасают, но сами себя они считают борцами за свободу, и в появлении этих экстремистских групп, по большому счету, нет никакой мистики, это — прямой результат нашей внешней политики» [Armstrong 2003].
Но обратимся еще раз к Национальной стратегии США по борьбе с терроризмом и рассмотрим ее в связи с проблемой «второго фронта», которая затрагивает большинство стран ЮВА. Война с террором, возглавляемая США, отмечает А. Сахни, развивается по внутренним канонам военных действий с применением обычных видов вооружения, где главное — это поиск «болевых точек» или передовых позиций врага, по которым можно нанести основной удар [Sahni 2003: 8]. Именно военное мышление и милитаристские взгляды были взяты за основу теми, кто разрабатывал для Буша концепцию антитеррористической борьбы, которую французский стратег А. Бофр назвал бы «стратегией прямого действия» [Beaufre 1967; см.: Ramakrishna 2003: 305–341]. Согласно этой точке зрения, официальный Вашингтон сделал ставку на военную силу как базовый инструмент «тотальной стратегии», в то время как юридические, административные, дипломатические, экономические и финансовые ресурсы нескольких американских правительственных ведомств, а также стран-членов антитеррористической коалиции должны быть направлены на поддержание силовых действий. Если рассматривать Национальную стратегию США по борьбе с терроризмом с этих позиций, то в ней достаточно четко прослеживается стратегия прямого военного действия. Основу американской стратегии по борьбе с терроризмом составляют четыре «D» («deny, diminish, defeat, deter» — препятствовать, уменьшать, наносить поражение, сдерживать), где главное — первые два «D»: нанести поражение «террористическим организациям с глобальной сферой деятельности путем уничтожения их руководителей, командного звена, средств связи и управления, материальной базы и финансовых потоков»; препятствовать «дальнейшему пособничеству, поддержке и предоставлению убежищ террористам», потребовав от других государств «взять на себя ответственность за принятие решительных мер для устранения этих международных угроз на своей суверенной территории». Национальная стратегия США по борьбе с терроризмом предусматривает, в частности, что наряду с работой со своими партнерами по антитеррористической коалиции официальный Вашингтон оставляет за собой право принимать «решительные меры по противодействию угрозам», исходящим от «стран, не желающих подчиняться», с тем, чтобы заставить их прекратить поддерживать террористов. Военно-операционная подоплека Национальной стратегии США по борьбе с терроризмом хорошо раскрывает суть американской антитеррористической политики в ЮВА. Например, Совместная декларация о борьбе с терроризмом «США — АСЕАН» (2002 г.) обязывает стороны: развивать обмен разведывательной информацией и данными о финансировании террористической деятельности, разрабатывать более эффективные меры по борьбе с терроризмом, расширять связи между правоохранительными органами своих стран, проводить совместные операции, решать проблемы, связанные с пограничным и иммиграционным контролем, а также контролем на транспорте, для противодействия потокам денег, материалов и людей, так или иначе связанных с террористической деятельностью [US-ASEAN Joint Declaration on Combating Terrorism 2002].
Однако современные проблемы стран ЮВА вряд ли будут решены с использованием антитеррористической стратегии, основной упор в которой делается на силовые методы [см., напр.: Gershman 2002: 60–74]. Ряд исследователей критикует «военно-операционную» одержимость США, которая, по их мнению, приводит к тому, что о ЮВА говорят исключительно как о «втором фронте» без более глубокого анализа проблем, стоящих перед регионом [Desker, Ramakrishna 2002: 161–176]. «Усама Бен Ладен и идеологические союзники в Юго-Восточной Азии зависят от пополнения новыми добровольцами, готовыми выполнять их террористические планы: если пресечь поток новых приверженцев из низшего и среднего классов общества, руководство террористических организаций будет испытывать серьезные трудности в реализации своих планов», — делают вывод эксперты [Ramakrishna 2002b]. По существу, любая действенная попытка побороть первопричины террористической проблемы должна включать в себя как социально-экономический, так и идеологический и религиозный аспекты. В этом вопросе скорее прав А. Сахни, который считает: не «случайная географическая точка или сосредоточие террористической деятельности», а радикальная исламистская идеология является на сегодня «настоящим средоточием или фокусом экстремистского исламистского терроризма» [Sahni 2003: 12]. По признанию одного из членов «Джемаа Исламия», он был вовлечен в ряды организации ее проповедниками отчасти из-за того, что другие мусульманские организации «недооценивали роль джихада»; к тому же, проповедуя джихад, «Джемаа Исламия», по его словам, «обладала более цельной идеологией».
Все вышесказанное заставляет задуматься: почему взятая на вооружение антитеррористическая стратегия даже не пытается дать ответ на вопрос о первопричинах терроризма? Есть небольшой рассказ из недавней истории дипломатической службы США, который стоит напомнить. В декабре 1985 г., когда югославский министр иностранных дел попросил тогдашнего госсекретаря США Дж. Шульца прокомментировать причины палестинского террора, последний, будучи явно недовольным таким вопросом, по словам присутствовавших на той встрече, ударил кулаком по столу и ответил: «Нет никакой связи ни с одной причиной. И точка» [см.: Ahmad 2001: 15]. Безусловно, ни один уважающий себя исследователь не станет делать далеко идущие выводы и обобщения о нынешнем поведении США на мировой арене исходя из столь нерепрезентативных данных. Тем не менее поучительно, что скандал вокруг провала американцев, которые так и не смогли найти в Ираке столь широко «разрекламированное» ими оружие массового поражения, напоминает именно о пренебрежении первопричинами в выработке и проведении Соединенными Штатами своей внешней политики. Очевидно, что в борьбе с международным терроризмом Вашингтон не слишком много внимания уделяет поиску причин террористической деятельности. Как заметил Э. Ахмад, официальный подход Вашингтона «не учитывает причинно-следственную связь». «США не интересует, почему люди прибегают к террору. Причина? А что, разве на это есть причина?» [Ahmad 2001: 14–15].
Администрация Буша пошла на краткосрочные силовые действия без соответствующего рассмотрения долгосрочных проблем эффективного государственного управления, что уже сейчас ставит под вопрос будущее «освобожденных» Афганистана и Ирака. Если Вашингтон не хочет ограничиться лишь физическим уничтожением террористов, то следующим шагом администрации президента США может стать выработка нового плана антитеррористических мероприятий, где основной упор будет сделан на борьбу с истоками, а не только с проявлениями радикального исламского терроризма.
* * *
В целом можно констатировать, что сотрудничество по вопросам борьбы с терроризмом между ведомствами внутренних дел и спецслужбами стран ЮВА приносит положительные результаты, хотя и осуществляется на более низком уровне, чем ожидалось. В исследованиях, базирующихся на макроанализе ситуации в регионе, отмечается, что оно все еще оставляет желать лучшего. Более детальный анализ, построенный на рассмотрении проблем сотрудничества в борьбе с терроризмом на региональном и локальном уровнях, дает возможность говорить о гораздо более широких перспективах антитеррористической борьбы. Опыт стран ЮВА показывает необходимость укрепления эффективности государственного управления и общей легитимности власти, а также сглаживания бюрократического межведомственного соперничества, с тем, чтобы добиться более действенного регионального антитеррористического сотрудничества. Сложность, однако, заключается в том, чтобы, расширяя полномочия властей, избежать возврата к авторитаризму. Определенную проблему представляет также подозрительное отношение к инициативам и действиям Вашингтона по борьбе с терроризмом правительств стран ЮВА, которые опасаются, что эти действия будут способствовать не угасанию, а, напротив, разжиганию радикальных настроений в исламе.
Примечания
Мягкий приговор за взрыв на Бали. 2005 // «Независимая газета», 04.03.
Ahmad E. 2001. Terrorism: Theirs and Ours. N.Y.: Seven Stories Press.
Allison G.T. 1969. Conceptual Models and the Cuban Missile Crisis // «American Political Science Review», vol. 63, September.
Allison G.T. 1971. Essence of Decision. Boston, MA: Little, Brown.
Almonte J.T. 2003. Enhancing State Capacity and Legitimacy in the Counter-Terror War // Ramakrishna K., See Seng Tan (eds.) After Bali: The Threat of Terrorism in Southeast Asia. Singapore: World Scientific Publishing.
Armstrong K. 2003. Our Role in the Terror // «The Guardian», 18.09.
Beaufre A. 1967. Strategy of Action. L.: Faber and Faber.
Betts R.K. 2002. The Soft Underbelly of American Primacy: Tactical Advantages of Terror // «Political Science Quarterly», vol. 117, № 1, Spring.
Chong Guan Kwa, See Seng Tan. 2001. The Keystone of World Order // «The Washington Quarterly», vol. 24, № 3, Summer.
Chongkittavorn K. 2003. Western Media Perceptions of Thailand after the Bali Bombing // Ramakrishna K., See Seng Tan (eds.) After Bali: The Threat of Terrorism in Southeast Asia. Singapore: World Scientific Publishing.
Desker B., Ramakrishna K. 2002. Forging an Indirect Strategy in Southeast Asia // «The Washington Quarterly», vol. 25, № 2, Spring.
Gershman J. 2002. Is Southeast Asia the Second Front // «Foreign Affairs», July/August.
Goh E. 2003. Power, Leadership and Legitimacy in the War on Terror: Meshing «Soft» and «Hard» Power in US Foreign and Security Policies // Ramakrishna K., See Seng Tan (eds.) After Bali: The Threat of Terrorism in Southeast Asia. Singapore: World Scientific Publishing.
Huntington S.P. 1999. The Lonely Superpower // «Foreign Affairs», vol. 78, № 2, March/April.
Ignatius D. 2001. Pervasive Sensors Can Net bin Laden // «International Herald Tribune», 12.11.
Islam is Peace. These Terrorists Don’t Represent Peace. They Represent Evil and War. 2001: http://www.whitehouse.gov/news/releases/2001/09/print/20010917-11.html
Johnson Сh. 2002. Blowback: The Costs and Consequences of American Empire. L.: Time Warner Paperbacks.
Kammerer P. 2003. Anti-Terror Drive in Southeast Asia is «Half-Hearted»: Experts Say Not Enough is Being Done to Stop the Spread of Muslim Extremism // «South China Morning Post», 05.09.
Martin D., Smith M. 2002. The Perils of Hyper-Vigilance: The War on Terrorism and the Surveillance State in South-East Asia // «Intelligence and National Security», vol. 17, № 4, Winter.
Nathan K.S. 2003. Counter-Terror Cooperation in a Complex Security Environment // Ramakrishna K., See Seng Tan (eds.) After Bali: The Threat of Terrorism in Southeast Asia. Singapore: World Scientific Publishing.
National Strategy for Combating Terrorism. 2003. February
Rabasa A.M. 2003. Southeast Asia: The Second Front? // Fighting Terrorism on the Southeast Front. Asia Program Special Report № 112. Washington (D.C.): Woodrow Wilson International Center for Scholars.
Ramakrishna K. 2002a. Beware of Pouring Fuel on Radical Embers // «The International Herald Tribune», 03.09.
Ramakrishna K. 2002b. U.S. Anti-Terror Strategy Needs a Re-think // «The Strait Times», 27.08.
Ramakrishna K. 2003. U.S. Strategy in Southeast Asia: Counter-Terrorist or Counterterrorism? // Ramakrishna K., See Seng Tan (eds.) After Bali: The Threat of Terrorism in Southeast Asia. Singapore: World Scientific Publishing.
Ramakrishna K., See Seng Tan. 2002. Introduction: Is Southeast Asia a «Terrorist Heaven»? // Ramakrishna K., See Seng Tan (eds.) The New Terrorism: Anatomy, Trends, and Counter Strategies. Singapore: Eastern Universities Press.
Sahni A. 2003. The Locus of Error: Has the Gravity of Terrorism «Shifted» in Asia? // Gunaratna R. (ed.) Terrorism in the Asia-Pacific: Threat and Reponses. Singapore: Eastern Universities Press.
Salon.com News. At Home with Taliban. 2001: http://archive.salon.com/news/feature/2001/10/10/taliban/
Sebastian L.C. 2003. The Indonesian Dilemma: How to Participate in the War on Terror Without Becoming a National Security State // Ramakrishna K., See Seng Tan (eds.) After Bali: The Threat of Terrorism in Southeast Asia. Singapore: World Scientific Publishing.
See Seng Tan, Acharya A. (eds.) 2004. Evolving Approaches to Asia Pacific Security. Armonk; N.Y.: M.E. Sharpe.
Simon S.W. 2003. U.S. Policy and Terrorism in Southeast Asia // Fighting Terrorism on the Southeast Front. Asia Program Special Report № 112. Washington (D.C.): Woodrow Wilson International Center for Scholars.
Singh D. 2003. ASEAN Counter-Terrorist Strategies and Cooperation: How Effective? // Ramakrishna K., See Seng Tan (eds.) After Bali: The Threat of Terrorism in Southeast Asia. Singapore: World Scientific Publishing.
Sukma R. 2003. Indonesia and the Challenge of Radical Islam after October 12th // Ramakrishna K., See Seng Tan (eds.) After Bali: The Threat of Terrorism in Southeast Asia. Singapore: World Scientific Publishing.
Tan A. 2000. Intra-ASEAN Tensions. L.: Royal Institute of International Affairs.
The National Security Strategy of the United States of America. 2002. 17.09: http://www.whitehouse.gov/nsc/nss.html
US-ASEAN Joint Declaration on Combating Terrorism. 2002. 01.08: http://www.state.gov/p/eap/rls/ot/12428.htm
Wanandi J. 2002. Averting the Radical Muslim from Running Terrorists // «The Straits Times», 28.11.
Wright-Neville D. 2003. Prospects Dim: Counter-Terrorism Cooperation in Southeast Asia // Fighting Terrorism on the Southeast Front. Asia Program Special Report № 112. Washington (D.C.): Woodrow Wilson International Center for Scholars.
