"Полит.ру" публикует главу из книги Фейт Вигзелл "Читая фортуну: гадательные книги в России XVIII-XX вв." (М.: ОГИ, 2007). Книга представляет собой первое фундаментальное исследование русских гадательных книг и их места среди народных магических практик. Богатый материал и его тонкий анализ позволяет проследить, как менялись в России представления о судьбе и возможности предсказаний. В настоящей главе речь пойдет о советском периоде в истории гадательных книг и верований в России. Установление советской власти привело к полному исчезновению гадательных книг, распространявших, с точки зрения материалистической философии, ложные ценности и поощрявших суеверия. Однако стремление заглянуть в будущее по-прежнему занимало умы людей, и сами марксисты, создавая концепцию последовательности стадий социального развития, также в некотором роде претендовали на решение этой проблемы, как минимум, на уровне идеологии.
Революция и последовавшие за ней тяготы гражданской войны привели к исчезновению дешевой коммерческой литературы, а централизация государственной политики в сфере культуры после 1925 и тем более 1928 г. полностью изменила характер книжного рынка. Новая власть поддерживала и развивала представления о культуре, характерные для дореволюционной образованной элиты, делая, в частности, акцент на бесполезности массовой культуры и предписывая литературе оказывать положительный образовательный эффект на читателей. Разумеется, идеология теперь была иной. С точки зрения строгой материалистической философии, гадательные книги не просто распространяли ложные ценности, но и поощряли суеверия и иррационализм. Следовательно, в их пользу не говорило ровным счетом ничего. Для развития социализма было необходимо вырвать крестьян из пут архаического мировоззрения, сделать их грамотными и политически просвещенными. Последней русской гадательной книгой был сонник, опубликованный в Одессе газетой «Спорт и Наука» в 1919 г., затем вплоть до 1987 г. такие книги не выходили (за исключением редких эмигрантских изданий)[1]. Фольклористы и этнографы, работавшие в сельской местности, продолжали изучать календарные обряды, почти не обращая внимания на крестьянские верования в сверхъестественные силы и в предсказания: считалось, что они исчезают, уступая место рационалистическим взглядам и атеизму.
Можно прекратить книгоиздание и наложить вето на верования, однако гораздо сложнее истребить у людей стремление заглянуть в будущее. Марксисты не согласились бы с идеей о сходстве между марксизмом и предсказанием судьбы, и, конечно, подобная связь могла существовать лишь на подсознательном уровне. Однако концепция неизбежной последовательности стадий социального развития, которые все общества должны пройти на пути к коммунистической утопии, подразумевала, что ее сторонники могли претендовать и претендовали на решение проблемы будущего, по крайней мере – на уровне идеологии. Коммунисты, как и прорицатели, пытались предсказывать и контролировать будущее. Сторонники марксисткой точки зрения могут возразят, что это слишком уж грубый и циничный взгляд на философию, согласно которой будущее предопределено научными законами и рано или поздно будет достигнуто в результате человеческих усилий (социализм, как мы помним, должен был быть «построен»). Они могут также сказать – и в этом есть своя правда, – что крестьянский фатализм довольно сильно отличается от от социалистического планирования – ведь согласно фольклорному мировоззрению, будущее в меньшей степени зависит от человеческих усилий, чем от ритуалов и знахарства. Однако эти возражения не принимают во внимание позицию обыкновенных людей, простых винтиков в механизме истории. Для них утопическая картина коммунистического общества с гармоническими отношениями между людьми и всеобщим процветанием могла казаться куда привлекательнее пророчеств предсказателей, которые иногда предрекали и смерть. Светлое будущее, ожидавшее детей и внуков, оправдывало трудности настоящего, оно направляло в социальное русло былую веру в предсказания или в загробную жизнь. Это вовсе не означает, что обычный крестьянин или рабочий считал справедливое коммунистическое общество менее удаленным, чем наступление благоприятных перемен, обещанных предсказателем. Вероятно, скорее, обратное. Несмотря на полученное политическое образование, большинству людей требовались серьезные усилия, чтобы верить в достижимость коммунистического идеала. В силу идеологии общественного блага советским женщинам, в частности, предлагалось заботиться не столько о самих себе, о своих семьях и друзьях, но о судьбе общества в целом. Личные запросы были подчинены более общим интересам, имеющим отношение ко всей стране в целом. Как непрестанно утверждала официальная пропаганда, светлое будущее, предреченное советскому государству, принесет счастье и каждому человеку в отдельности. Относительный успех подобным построениям обеспечивали надежды на лучшее и более ясное будущее, а также память об общинных отношениях, которые играли столь важную роль для крестьян, составлявших большую часть населения России перед революцией.
Поскольку будущее было узурпировано политической догмой, политики и экономисты, осуществлявшие теорию на практике, становились своеобразными «поставщиками будущего» и в известном смысле действовали подобно предсказателям судьбы. Авторы пятилетних планов ставили перед народом те или иные задачи во имя более отдаленных и смутных перспектив. Еще в большей степени напоминали колдунов и прорицателей ученые. В «Собачьем сердце» Михаила Булгакова (1925) восторженный пациент называет профессора медицины «магом», «чародеем» и «кудесником».[2] Хотя речь идет о сатире, подобные термины очень точно отражают реальное отношение к ученым в определенные периоды советской истории. Ученые с их эмпирическим подходом к знанию, казалось бы, должны противопоставляться прорицателям, однако в нашем случае между теми и другими прослеживается отчетливая параллель. Хотя, в отличие от гадалок, ученые и не давали непосредственных рекомендаций относительно будущего, они обещали, что их исследования принесут человечеству прогресс, счастье и лучшую жизнь, тем самым отвлекая людей от унылого настоящего. Наверное, самым лучшим примером может служить агроном Лысенко, которому удалось не только пережить репрессии, которым подвергались ученые, но и добиться почти религиозного поклонения своими обещаниями чудесных результатов.[3] Эксперименты советских ученых лежали вне области понимания простого человека, и последний, как правило, усваивал научные знания так же, как и традиционные народные верования – следуя наставлениям, а не опыту. Для человека, не обладающего специальными знаниями, магия и научные исследования имеют много общего. Он должен лишь знать, что одни вещи истинны, а другие – ложны. Восприятие науки и магии может быть совершенно одинаковым и подразумевать восхищение, а также страх перед непостижимым и могущественным
Такое амбивалентное отношение лежало в основе истории науки и техники в СССР. В первые пореволюционные годы перед наукой ставились многочисленные задачи утопического характера. По мнению Троцкого, наука должна была в скором времени изменить не только окружающий мир, но и самого человека[4]. Однако идеалистические представления об ученых и инженерах легко могли вступить в противоречие с идеологией классовой борьбы и пролетарского государства. Как замечает Катарина Кларк, «в советском обществе существовало противоречие между привилегированным положением ученых и инженеров и одновременным недоверием к ним, а также стремлением возвеличивать пролетариат или военных (то есть армию и органы государственной безопасности)».[5] К концу 1920-х гг. к специалистам стали относиться со все большим подозрением, и в 1930-е гг. интерес к фундаментальной науке постепенно сменялся стремлением к развитию техники. Количество специалистов оказалось более важным, чем качество, а к ученым в лучшем случае относились с подозрением; в худшем – их репрессировали. После войны и вплоть до 1970-х гг. эта тенденция сменилась на противоположную, постепенно стал складываться культ науки[6]. Чередование восхищения и недоверия в отношении науки соответствует амбивалентному отношению к колдунам в крестьянской культуре дореволюционной России. Человек, претендовавший на обладание сверхъестественными силами, внушал страх, если его деятельность считали вредоносной, или уважение, если считалось, что он помогает людям. Страх перерастал в открытую неприязнь, когда крестьяне решали, что стали жертвами порчи; колдунов считали виновными, если их неутешительные пророчества сбывались на самом деле. С другой стороны, белых магов обычно уважали. Советский режим лишь повторял это двойственное отношение крестьянской общины к своим прорицателям. В самом деле, можно полагать, что некоторые особенности советского тоталитарного строя, в частности – широкое распространение «теории заговора» и показательные судебные процессы, – связаны с влиянием массовой культуры. Характерная для традиционной культуры тенденция к «перераспределению ответственности за несчастья и трудности», а также боязнь порчи приводили к демонизации соперников.[7] Печально известный «Краткий курс истории ВКПб» (М., 1945) противопоставляет белую магию Сталина черной магии Троцкого и Бухарина, описывая историю в терминах порчи, темных дел, творимых враждебными силами, которые противостоят божественному откровению, строительству будущего, истине. Хотя слово «порча» здесь и не употребляется, а уничижительные описания врагов народа не совпадают с фольклорными образами сил зла, дуалистическая идеология книги в целом воспроизводит категории традиционного мировоззрения.
В одном отношении, хотя и тайно, советское государство отчасти поддерживало дореволюционный интерес к гаданию, оккультным наукам и паранормальным явлениям. На протяжении холодной войны КГБ, как и ЦРУ, занимался исследованием паранормальных явлений, пытаясь использовать их в контрразведывательной деятельности. Хотя этот шаг со стороны СССР и был спровоцирован соперничеством с США, он демонстрирует полную победу прагматической политики над идеологией,[8] чье негативное отношение к сверхъестественному и иррациональному удалось преодолеть, придав этим темам научную окраску. Успех опытов по проникновению в чужое сознание мог бы придать выражению «полиция мысли» пугающе буквальное значение.
Несмотря на то, что государственная идеология и политика узурпировали сферу предсказания будущего, деревенские практики прорицания и традиционные домашние гадания не исчезли после революции полностью. Так, о сохранении веры в сновидения свидетельствует сатирический сонник, опубликованный в первом номере газеты «Московские новости» за 1989 г. Его комическое значение могло быть понятно только человеку, знакомому и с жанром сонника, и с реальностью советской жизни: матрешка снится к приезду туристов, новый телевизор – к пожару (телевизоры советского производства часто взрывались), дятлы – к ночным гостям (имеются в виду сотрудники госбезопасности, поскольку дятел символизирует доносчика – «стукача»). Вера в сны сохранялась во всех социальных слоях среди женщин (и в меньшей степени – среди мужчин). В 1989–1990 гг. я опросила 130 человек из разных городов Российской Федерации. 70% опрошенных женщин верили, что сны могут рассказать о будущем, и только 35% мужчин ответили на этот вопрос положительно. Напротив, из 77 человек, опрошенных мной в Великобритании, лишь 4% опрошенных считают, что сны могут быть вещими, а еще 16% полагают, что сны могут содержать информацию и о будущем, и о настоящем, и о прошлом, и о личности самого сновидца. Гендерной специфики в ответах англичан не наблюдается.
Вера в сны по-прежнему распространена среди тех, кому за пятьдесят, а также у сельского населения. Летом 1994 г. я интервьюировала группу женщин (все старше 55 лет) в одной карельской деревне, и все они верили, что сны могут быть вещими. На вопросы о толковании снов они сообщали не интерпретации каких-либо отдельных символов, а длинные и полные драматизма истории о смертях, серьезных болезнях, свадьбах, предсказанных вещими снами. Очевидно, что эти сны были ключевыми моментами в их жизни, и некоторые плакали, рассказывая о том, как сбывались сновидения. Самыми счастливыми были сны, в которых женщине являлся ее суженый. Некоторые из таких снов были связаны со святочной обрядностью. Одна из этих женщин рассказала следующее: «Когда девушке пора выходить замуж, нужно сложить из спичек колодец и положить под подушку, потом запереть дверь, а ключ пришить к ночной рубашке. В тот год, когда я надеялась выйти замуж, мне приснилось, будто будущий муж пришел меня повидать. Это был человек, которого я не знала. Когда я проснулась, я решила, что мне приснилась полная ерунда, и забыла об этом. Но сон оказался вещим – мой муж, как и во сне, слегка прихрамывает. А в другом сне он был в той же одежде, что была на нем в нашу первую встречу».
Сновидения карельских крестьянок принадлежат к двум традиционным типам: в сновидениях первой группы человек непосредственно наблюдает будущее событие или видит суженого; сны, относящиеся ко второй группе, обладают символическим значением. Судя по рассказам о вещих снах, которые, начиная с 1992 г., собирает недавно открывшийся в Москве на американские средства частный Институт сновидений, оба типа широко распространены в современной России. Очевидно, что корреспонденты Института – это энтузиасты, откликнувшиеся на помещенные в газетах и на радио объявления с просьбой прислать рассказы о сновидениях.[9] Люди, которым за пятьдесят, естественно, сообщают о снах, которые они считают пророческими, и стремятся рассказать, каким образом они сбылись. Подобно женщинам в Карелии они вспоминают о снах, приснившихся на десятки лет раньше. Наиболее распространены сны, предрекающие смерть любимого человека, однако некоторые люди видят сновидения на политические темы, в частности – о Сталине, Хрущеве и Горбачеве, что, вероятно, неудивительно для страны, которой много лет правили могущественные властители. Подобные сны часто интерпретируются информантами как предвестия тех или иных политических событий. Тридцатишестилетняя официантка из Волгограда дважды видела сны, предвещавшие ниспровержение культа Ленина; в 1964 г. семидесятилетний мужчина из Волгограда видел сон о падении Хрущева за два дня до того, как оно произошло в действительности. В 1943 г. пенсионер из Белгорода видел во сне, что он идет по темной улице: неожиданно вышло солнце и появился Сталин. Через десять дней область была освобождена от немецких оккупантов. Столь же распространенная среди русских в наши дни, как и в XIX в., вера, что правители и другие могущественные представители власти помогли бы простым людям, если бы только удалось рассказать им о существующих проблемах, может отражаться и в пророческих снах. Подобные сновидения могут побуждать людей и к действию, если вызванное ими впечатление оказывается достаточно сильным. В 1990 г. мать четверых детей, называвшая себя в фольклорном стиле «старушкой», написала на адрес Лондонского университета письмо английской королеве и принцессе Анне. В письме сообщалось, что эти царственные особы явились ей во сне и приказали написать им и попросить 10 тысяч долларов, некоторое количество подержанной мебели и машину, причем в качестве адреса дали координаты университета. Этот вариант сочетает традиционное обращение к властителю с более современной надеждой на иностранцев, которые воспринимаются в качестве подателей всевозможных благ.
Более молодые информанты, приславшие в Институт рассказы о своих сновидениях, либо стремятся сообщить о чрезвычайно необычных снах, представляющих интерес с художественной точки зрения, либо надеются, что Институт предоставит им помощь в интерпретации их сновидений, посылая толкования по почте. Подобная реакция позволяет предположить, что эти люди не сталкивались, ни с печатной, ни с устной традицией снотолкований, и отозвались на объявления Института из любопытства – праздного либо серьезного. Примечательно, что, по материалам моих опросов, чуть более четверти тех, кто интерпретировал свои сны, полагались на личный опыт и наблюдения, а не на какую бы то ни было традицию. Предлагаемые ими толкования собственных снов имеют мало отношения к традиционным символическим интерпретациям сновидений. Те, кто был в большей степени связан с традицией, тяготели к использованию широко распространенных стереотипов для объяснения тех или иных конвенциональных символов: цыган или цыганка, например, может означать в их толкованиях вора, необузданные развлечения, путешествие или обман (некоторые из этих объяснений совпадают с интерпретациями печатных сонников). Почти никто, вне зависимости от возраста, не упоминал Фрейда или Юнга и не пытался толковать свои сны в свете психоанализа. Отсутствие представлений о популярной психологии отличает русских от европейцев и американцев и позволяет им по-прежнему считать свои сны предвестием будущего, а не отражением подсознательных процессов или событий прошлого. Интересно, насколько быстро современный интерес к западной психологии получит распространение в массовом сознании в России.
Многие из опрошенных мной людей, а также некоторые из тех, кто отвечал на вопросы Института сновидений, знали одно или несколько традиционных символических толкований снов. Вера в то, что мертвецы снятся к перемене погоды, кровь означает родных, рыба – беременность или болезнь, собака – друга, выпадающие зубы – смерть родственника, а мелкие монеты – слезы, тогда как купюры или монеты крупного достоинства – удачу, имеет широкое распространение вне зависимости от того, откуда происходит информант или его / ее мать. Более четверти тех, кто не верил в вещие сны, знали некоторые из этих традиционных символических толкований. Большинство из них составляют женщины, что свидетельствует о сохранении русских о нейрокритических традиций среди горожанок. Мужчины, знавшие о подобных толкованиях, по-видимому почерпнули их от своих домашних. В сельской местности традиционные верования, связанные со снами, сохранились гораздо лучше; здесь часто встречаются пожилые женщины, обладающие весьма обширными познаниями в этой области.[10]
Материалы моего опроса показывают, что наиболее известные символические толкования восходят к фольклору, а не ко вторичной устной традиции, основанной на сонниках. Хотя некоторые из опрошенных утверждали, что в их семье был сонник, в целом между 1917 и 1987 гг. знания, связанные с верой в сны, черпались скорее не из сонников, а от женщин старшего возраста или от подруг. По сравнению с практиками предсказания судьбы в городской культуре царской России, в советское время мы наблюдаем существенный сдвиг в сторону первичной либо вторичной устной традиции. Так, значительная часть опрошенных информантов была знакома с традиционным снотолкованием, согласно которому приснившаяся девочка означает чудо или неожиданность. Эта интерпретация основана на корневом сходстве используемых для толкования слов (девочка и диво или удивление). Вместе с тем, другие информанты были знакомы с восходящим к сонникам, а не к устной традиции, толкованием сна о кошках (предательство или измена) и иногда сообщали его наряду с широко известным фольклорным толкованием. Это свидетельствует о смешении двух традиций.
Подобные процессы в равной степени связаны и с враждебным отношением к предсказанию судьбы в советское время, и с малой доступностью гадательных книг. Если раньше женщины старались укрыть свои гадательные практики от насмешек и пренебрежения образованных мужчин, после революции им пришлось удвоить свои усилия – уже не только по гендерным, но и по политическим мотивам. В отличие от эзотерических наук, которые продолжали существовать в тайне,[11] гаданием удавалось было заниматься более открыто, поскольку его поклонники могли воспользоваться старой и проверенной временем защитной стратегией – тривиализацией. В качестве невинного салонного развлечения гадание могло избежать обвинений в пагубном влиянии на умы. Профессиональные городские предсказатели ушли в прошлое, однако многочисленные устные свидетельства показывают, что гадание как таковое все же не погибло.
Хотя во многих семьях продолжали толковать сны за завтраком, материалы опроса позволяют предположить, что их стали чаще обсуждать не с домашними, а с друзьями. Эта перемена позволила снотолкованию отчасти превратиться в салонное развлечение. На это указывает высокий процент респондентов, занимавшихся толкованием сновидений вместе с друзьями, но поступавших так исключительно для забавы. Однако подобные утверждения следует принимать с осторожностью. Дело в том, что многие люди, выросшие в обществе, где на все метафизическое и сверхъестественное был наложен запрет, в 1989–1990 гг. с трудом могли бы признаться даже в том, что они хотя бы отчасти верят в предсказания – слишком недавно начались перемены. Вне зависимости от личных побуждений информантов, их ответы позволяют с уверенностью говорить о существовании практики группового толкования сновидений в течение советского и постсоветского периодов.
Гадание по картам и кофейной гуще продолжало существовать в советские времена и без соответствующих печатных пособий. Практика гадания по колодам из тридцати шести и пятидесяти двух карт, использовавшихся соответственно в русском и цыганском способах гадания, указывает на сохранение и широкое распространение устной традиции, связанной с этим видом предсказания судьбы.[12] В советские времена о нем редко упоминали открыто, хотя в данном случае любопытным исключением служит фильм Абрама Роома «Третья Мещанская» (1927). В одной из сцен фильма его героиня Люда, мелкобуржуазная домохозяйка, чьи ценности явно не изменились с наступлением нового общественного порядка, сидит за картами. Квартирант и друг мужа Люды Володя решает вступить с ней в интимную связь и в конце концов показывает ей, что ее карта – королева покрыта валетом, то есть им самим. Прежде чем отдаться Володе, Люда возвращается к столу и открывает короля, лежащего по другую сторону от королевы. Такое положение карт указывает на ménage à trois, что и сбывается, когда возвращается Коля, муж Люды. Хотя гадание по картам обычно рассматривается как символ женской пассивности – заметим, что именно Володя использует это занятие, чтобы сообщить о своих намерениях в отношении Люды и форсировать события – именно эпизод с картами в конечном счете становится для Люды началом активных поисков осмысленной жизни. И ее муж, и Володя принадлежат к новому социалистическому общественному порядку, но это не оказывает воздействия на их частную жизнь. Именно Люде в конце фильма хватает мужества начать борьбу за новую жизнь и новое будущее. Режиссер фильма, а также его сценарист – Виктор Шкловский – очевидно, знали, что они могут положиться на знакомство аудитории с гаданием по картам и его культурным символизмом.
Одним из следствий тривиализации и сдвига в сторону устной традиции стала переделка старинных и хорошо знакомых гадательных практик. Так, хотя большинство горожан и перестало гадать на святки, хорошо известный способ гадания с петухом, который должен выбрать зерно, воду или кольцо девушки, превратился в игру школьниц, выпускавших морскую свинку, чтобы увидеть, чей кусок бумаги она выберет (так гадали не только в Новый Год). Гадательную псалтырь, которой в 1920-х гг. еще пользовалась Ахматова, сменил томик «Евгения Онегина», который открывали наудачу и считали пророческими первые попавшиеся на глаза строчки.[13] Поскольку гадание по Пушкину могло восприниматься всерьез, особенно – молодыми женщинами, это хорошо показывает, как в русской культуре обожествляются великие писатели. Можно только гадать, как бы отнесся к этому сам поэт с его развитым чувством иронии!
После распада Советского Союза интерес ко всем формам иррационального резко возрос. Помимо русского православия, большой популярностью стали пользоваться самые разные религиозные учения, а также оккультизм и вера в сверхъестественные явления. На Западе, вероятно, лучше всего известны русские «экстрасенсы», выступавшие перед большими собраниями людей или исцелявшие своих пациентов по телевидению. Вновь появилось колдовство и знахарство, хотя новоявленные колдуны чаще принимают своих клиентов в обычных советских квартирах, а не в крестьянских избах. Если в сельской местности знахари существовали в течение всего советского периода,[14] в городах эта традиция возродилась. Трудно оценить, насколько современные колдуны связаны с русской национальной традицией, однако эта связь представляется не слишком серьезной. Петербургские прорицатели конца XIX в. в очень малой степени зависели от устной культуры, и похоже, что современные городские колдуны черпают свои знания из разных традиций, многие из которых имею западное происхождение. Одна современная колдунья, Тамара Ланькова, занимающаяся целительством, разрешением эмоциональных проблем, лечением физических и даже психических недугов, исходит из своих врожденных магических способностей, однако рассказывает о своей работе, пользуясь почти исключительно западными терминами.[15] Она не считает себя гадалкой.
Совсем неудивительно, что, лишившись коммунистической псевдо-религии, простые русские люди были вынуждены искать ей замену, и что, освободившись от смирительной рубашки интеллектуального рационализма, они цепляются за любые смутные альтернативы. Более странно, что современное увлечение паранормальными явлениями и оккультизмом оказывает воздействие даже на службу безопасности Ельцина. Генерал Георгий Рогозин (не боевой герой, а бывший сотрудник КГБ), в настоящее время – второй человек в службе безопасности президента, продолжает открыто поддерживать исследования по использованию паранормальных явлений в контрраздведывательной деятельности, занимаясь тем же самым, над чем он ранее работал в исследовательском институте КГБ.[16] Его необычайное влияние на Кремль, вероятно, основывается на уникальной комбинации старомодного профессионализма сотрудников КГБ и экспертных знаний в сфере паранормального. И то, и другое вызывает страх. В первой половине 1996 г. усилия этой службы были направлены не на повышение безопасности, а на переизбрание Ельцина на второй срок, причем, как можно думать, – с очевидным успехом. После первого тура выборов русский колдун и экстрасенс Юрий Лонго заявил, что Ельцин победит в следующем туре, поскольку «его команда обеспечивает поддержку экстрасенсов и космических сил».[17] Однако в 1997 г. ему пришлось оставить свою должность в связи с нездоровьем, поскольку физическое состояние Ельцина делало предсказания очень рискованными. Хотя в некоторых странах, подобных Бирме, гаданием занимаются на самом высоком уровне, и Нэнси Рейган, а также Хиллари Клинтон, как сообщается, прибегали к помощи космических сил, официальное использование колдовства в стране с преимущественно западной культурой выглядит гораздо менее обычным, и показывает, насколько доверчиво в России относятся к различным формам гадания, экстрасенсорики и паранормальных явлений. Это доверие подкрепляется стремлением узнать хотя бы что-нибудь о чрезвычайно неопределенном будущем страны.
Многие люди, принадлежащие к не столь привилегированным слоям общества, не стали бы обращаться к профессиональным колдунам, но, тем не менее, верят в порчу или сглаз. Возможно, самый интересный аспект этого явления на взгляд западного исследователя – это количество высокообразованных людей, которые не только верят в подобные вещи, но и готовы приводить «доказательства» их существования. Весьма уважаемая журналистка, написавшая статью о Тамаре Ланьковой, превозносит колдунью, избавившую ее от проклятья, которое наложила первая жена ее мужа; это проклятье привело к серьезной психической болезни и краже большинства ее денег и имущества. Многочисленные книги о колдовстве и знахарстве также свидетельствуют об общественном интересе к магии. Наиболее ранние книги такого типа (около 1989–1990 гг.) были преимущественно переводными либо репринтами дореволюционных этнографических публикаций, зачастую – устаревших, однако недавние публикации указывают на рост интереса к современным этнографическим материалам, хотя последние и менее популярны, чем самоучители колдовства. Так, в предисловии к изданию «Русское колдовство, ведовство и знахарство» (СПб., «Литера, 1994), частичному репринту «бестселлера» 1904 г., покупатель может прочесть, что эта книга предназначена не только для любителей истории культуры, но и для тех, кто «интересуется практическим колдовством»!
Гадание является важным аспектом современного увлечения иррациональном. В пешеходной зоне Старого Арбата предлагают свои услуги гадалки на картах. Иногда к ним присоединяются и другие предсказатели, например, мужчина, предлагавший прохожим летом 1995 г. гадание при помощи морской свинки и при этом утверждавший, что он последовательный приверженец православия. Гадательные книги также вновь получили необычайное распространение. Начиная с 1988 г., частные издатели из всех уголков бывшей советской империи стали большими тиражами переиздавать старые тексты или выпускать новые переводы гадательных книг. В 1988 г. в киосках и поездах начали продавать маленькие рукописные или машинописные сонники, напечатанные на фотобумаге. Распространявшим их людям, конечно, не приходило в голову, что они являются современным эквивалентом разносчиков XIX в. К концу 1989 г. подобные тексты стали появляться в журналах, и вскоре книжные киоски, а затем и магазины, начали торговать разнообразными гадательными книгами. Некоторые из них печатались в типографиях старых советских учреждений, другие выпускались предприимчивыми одиночками на собственные сбережения, однако их тиражи соперничали с тиражами советских изданий классиков марксизма-ленинизма: так, «Миллион снов. Новый и полный сонник» был издан тиражом 300 тысяч экземпляров, а «сонник мисс Хассэ» 1912 г. – тиражом 500 тысяч экземпляров. Обе книги вышли в 1990 г.[18] Четыре года спустя увлечение гадательными книгами, по-видимому, пошло на убыль, хотя, вероятно и не вследствие насыщения рынка; трудности в издательском деле (нехватка бумаги, проблемы с ликвидностью, отсутствие маркетинга и систем распространения книг) привели к сокращению тиражей и уменьшению числа наименований. Тем не менее, в условиях, когда тираж в 5 тысяч экземпляров считается большим, подобные издания, очевидно, по-прежнему очень популярны. Собрание различных гороскопов, озаглавленное «Звезды и судьбы», а также «Сонник или истолкование снов» Густавуса Хиндмана Миллера были напечатаны тиражами в 100 тысяч экземпляров соответственно в 1994 и 1996 гг., хотя к 1996 г. средние тиражи таких изданий составляли 30–35 тысяч.[19]
Увлечение магией и иррациональным – не единственный фактор, определяющий огромную популярность гадательных книг. Не менее важна ностальгия по дореволюционной культуре, тем или иным образом отражающаяся в различных явлениях современной российской действительности. Новые коммерческие издатели, всегда стремящиеся к быстрому заработку, пользуются ею в качестве средства обогащения. Они, конечно, не стремятся к переизданию наиболее интересных или типичных текстов.[20] Подходит любое доступное старое издание. Более того, как и в XIX в. первые частные издатели не заботились об охране авторских прав: «сонник мисс Хассэ» 1912 г., выпущенный, начиная с 1990 г., по крайней мере тремя издательствами, почти наверняка копировался пиратами с первого из современных изданий. Если бы русские читатели судили о гадательных книгах по репринтам, вышедшим в течении нескольких последних лет, они бы пришли к ошибочным выводам, что в обычном русском соннике толкуемые символы распределяются по категориям и что «сонник мисс Хассэ» был хорошо известен в России в начале XX в.[21] Напротив, не считая «Евгения Онегина», они не имели бы информации о том, что Мартын Задека пользовался авторитетом у русских в XIX в. Возможно, имя Мартына Задеки не достигло взгляда современных читателей из-за того, что с ним ассоциировались наиболее простые и краткие сонники. До революции более пространные тексты обычно издавались без имени Мартына Задеки, а нынешние читатели предпочитают издания, где перечисляется большое количество приснившихся объектов. В результате в переизданиях сонников он упоминается лишь как один из авторитетных снотолкователей, да и то не часто.
Не имея возможности или желания полагаться на традиционные устные или печатные тексты, современные редакторы и составители иногда по-прежнему пытаются придать вес своим гадательным книгам, предваряя их научными предисловиями. Хотя старые авторитеты в области гадания, подобные Альберту Великому, мадемуазель Ленорман и др., потеряли свой вес и привлекательность, ученые предисловия, помещавшиеся в дорогих гадательных книгах до 1830 г., иногда по-прежнему сохраняются. В одном случае издатель воспроизвел без изменений предисловие к дореволюционному соннику, где обсуждалось значение вещих снов и приводились рассказы о сновидениях знаменитых людей, восходящие к европейскому тексту XVII в. Однако в большинстве дешевых гадательных изданий всех видов предисловия как обычно отсутствуют; здесь предлагаются лишь самые краткие инструкции по толкованию снов, чтению кофейной гущи и гаданию на картах. Там, где предисловия все же есть, их авторы тяготеют к сокращенному изложению взглядов психологов, например – Юнга (Сонник. Екатеринбург, 1994), или современной полемики по поводу сонников («Сонник» Е. Цветкова, 1990).
Содержание современных сонников во многом обусловлено теми же самыми стратегиями, которые были приняты дореволюционными издателями. Некоторые расширяют содержание своих книг, заимствуя перечни снящихся объектов из разных источников и не заботясь об удалении повторов: в результате под буквой К появляется рубрика «конь», а под буквой Л – «лошадь», и толкуются они по-разному.[22] Другие современные сонники имеют малую связь с русской печатной или устной традицией, возможно потому, что они представляют собой переводы современных западных текстов. Преимущество последних состоит в том, что они включают в себя большое количество объектов, относящихся к современной действительности.
В русских вариантах сонников, появлявшихся до 1995 г., как и в их дореволюционных аналогах, как правило, не сообщалось, что это – переводы. Что, например, было источником «самиздатовского» сонника, ходившего среди актеров МХАТа в 1990 г.? Или обширного сонника, изданного в Екатеринбурге в 1994 г.? Как обычно, определить источники оказывается трудно. Так, в «Полном соннике» (Таллинн, 1990) сообщается, что перед читателем – переработка различных древних текстов, однако этому противоречит упоминание электричества и машин в списке толкуемых символов. На самом деле это – перепечатка эмигрантского сонника на русском языке без указания источника.[23] Эмигрантский сонник, в свою очередь, был либо перепечатан с дореволюционного издания, либо переведен. Начиная с 1995 г., издатели все чаще стали обращаться к переводам, в результате чего в России появился не только сонник Хиндмана, но и сонник Тони Криспа, а также сонник, содержащий снотолкования от Артемидора до Задкиеля (Ричард Моррисон, астролог викторианской эпохи).[24] В целом, в них предлагаются более полные интерпретации и объяснения, что позволяет говорить о возвращении к тенденциям периода 1780–1825 гг.
Сонники, составленные каким-либо одним человеком, раньше встречались редко. Теперь они появляются гораздо чаще.[25] Содержание подобных изданий отчасти связано и с печатной, и с устной традицией – как это было в соннике «доброго старичка». Не следует думать, что их создание является циничным коммерческим ходом, даже при том, что стремление к выгоде здесь, конечно, присутствует. В культуре, в большей степени ориентированной на инновативность и индивидуальную инициативу, нежели на традицию, составители новых сонников не видят ничего зазорного в обнародовании своего собственного опыта перед более широкой аудиторией. В наше время, когда люди утратили любовь к традиционным сонникам, читатели, конечно, посчитают некоторые символы, перечисленные в стандартном тексте XIX в., странными и устаревшими. Какое отношение имеет охота на тетерева к жизни современной русской женщины, и какова вероятность, что она увидит подобный сон? Гораздо лучше выяснить значение снов о трамваях, макаронах или пельменях.
Теперь, как и прежде, не принимается во внимание один, казалось бы, очевидный источник снотолкований. Может показаться удивительным, что деревенские верования, связанные со снами, не стали достоянием печати, тем более, что существует ряд тщательно собранных научных коллекций подобных текстов. Однако эти материалы вновь вызывают отторжение со стороны коммерческого книгоиздания. Кроме того, большинство фольклористов и этнографов не хочет «запятнать» подлинные материалы о крестьянских верованиях, выставляя их на продажу вместе с коммерческой массовой культурой. Если бы эти ученые не были столь разборчивы, они могли бы убедить издателей наконец-то ввести крестьянские верования в отношении снов в более широкий оборот.
Как и в случае с сонниками, состав других гадательных книг в сегодняшней России лишь отчасти напоминает содержание их дореволюционных аналогов. Руководства по гаданию на картах, по ладони и на кофейной гуще, а также сочинения по физиогномике в очень большой степени соответствуют и более ранним печатным текстам, и вторичной устной традиции советского периода. Относительная популярность этих старинных способов предсказания судьбы в наши дни пережила изменения; гадания по картам, по кофейной гуще и по ладони по-прежнему пользуются успехом, но физиогномика еле-еле уцелела и занимает лишь пару страниц в нескольких более пространных гадательных книгах.[26] Как ни странно, был переиздан и Брюсов календарь с его ненаучными предсказаниями погоды, однако трудно представить, что он может заменить обычные прогнозы синоптиков.[27] С другой стороны, наконец-то вошли в моду астрологические пособия, ставшие, наряду с сонниками, наиболее распространенным типом гадательных текстов. Астрология пользуется широкой популярностью и присутствует не только в гадательных книгах; человек может купить гороскоп, соответствующий его знаку зодиака, в московском метро, пойти на консультацию к астрологу, прочитать свой гороскоп в многотиражном журнале или изучать астрологию по специальному учебнику.[28] Очевидным показателем успеха астрологии в современной России служит роль, которую она играет в политике Кремля. Ситуация напоминает Белый дом эпохи Рейгана: астрологи, приписанные к Академии астрологии в Москве, регулярно составляют гороскопы для президента Ельцина и других видных государственных деятелей, а также высчитывают наиболее благоприятные даты для президентских выборов.[29] Трудно сказать, насколько серьезно ко всему этому относится правительство, однако очевидно, что не только одиозный генерал Рогозин полагает, что астрология может помочь команде Ельцина удержаться у власти. Влияние астрологии постепенно распространяется на все новые сферы повседневной жизни, включая кулинарию – если судить по изданию «Астрологическая кухня» (1995), где предлагаются рецепты и списки приправ, соответствующие каждому знаку зодиака.
В России, как и в других странах, популярная астрология значительно упрощает интеллектуальные тонкости прогностической астрологии. Ее заимствование могло бы подразумевать слияние русской и западноевропейской гадательных традиций, однако недавние публикации китайских астрологических текстов, а также И Цзин и японских гороскопов свидетельствует о противоположном. Увлечение восточными способами гадания существовало и на Западе, но лишь среди некоторых групп: очевидным примером может служить популярность И Цзин в конце 1960-х и в 1970-е гг. Однако в конечном счете И Цзин не сравнялась по степени распространения с гаданием по ладони, магическими кристаллами, картами таро и гороскопами. Непонятно, связана ли эта современная русская мода со стремлением к инновациям (о чем также свидетельствует появление карт таро, «гороскопов друидов» и таблиц драгоценных камней, соответствующих знакам зодиака) [30] или с географическим положением России. Возможно, как и в дореволюционные времена, выбор переводимых текстов во многом зависит от случая. Примером могут служить карты таро. Они пользовались некоторым, хотя и ограниченным, успехом на рубеже XIX и XX вв. и, казалось бы, могли бы вновь появиться в России, тем более, что они и претенциозны, и популярны на Западе. Однако пока что этого не произошло, и единственная книга, в чьем заглавии используется слово «таро» (правда, неправильно транскрибированное как «торот»), на поверку оказывается пособием по гаданию на колоде из пятидесяти двух карт по способу русских цыган.[31] Между нынешним возрождением гадательных книг и их первым появлением в конце XVIII в. существуют очевидные параллели. В обоих случаях подобные тексты появлялись сразу же после того, как государство ослабляло свой контроль в отношении книгоиздания и быстро входили в моду, несмотря на неодобрение со стороны рационалистически настроенных людей. Если в XVIII в. гадательные книги предназначались для образованных, а также полуобразованных читателей (если, конечно, последние могли получить к ним доступ), то в современной России их покупают самые разные люди – от профессоров до служащих и крестьян. В обоих случаях некоторые из них преимущественно руководствуются любопытством, тогда как другие исходят из внутренней потребности или личных убеждений. Различие между этими двумя процессами состоит в скорости и масштабах современного возрождения гадательной литературы. Современные технологии, всеобщая грамотность, отсутствие ограничений в количестве и распространении издательств, а также существование группы людей, уже знакомых с гадательными книгами, обеспечили практически мгновенное и взрывообразное распространение подобной печатной продукции. Поскольку небольшие издательства появились во всех регионах бывшего СССР – от Таллина до Киева и от Ярославля до Тирасполя – восприимчивая аудитория почти мгновенно получила доступ к гадательной литературе, невзирая на трудности с распространением последней. Еще одно различие состоит в том, что в наши дни гадательные книги являются преимущественно женским чтением, тогда как в конце XVIII в. им еще предстояло стать таковым. Впервые женщины начали играть определенную роль в издании «своей» литературы, хотя на удивление большое число мужчин выступающих в качестве составителей, редакторов или издателей гадательных книг, наводит на мысль, что здесь, как и на Западе, стремление к выгоде преобладает над гендерной спецификой.[32]
Можно полагать, что в отсутствие враждебной правительственной политики, гадание ожидает в России долгая и счастливая жизнь, хотя, вероятно, оно и не будет распространено в такой степени как сегодня. Вместе с тем, естественное человеческое стремление к предсказанию будущего, в советские времена воздействовавшее на политику и науку, сейчас переносится и в сферы, подобные футурологическим исследованиям или перспективному планированию в бизнесе. Карикатура, опубликованная в начале 1991 г. в газете «Коммерсант» (см. рис. ), изображает деловых людей, которые узнают о будущем у гадалки, предлагающей услуги «консалтинга и гадалкинга». Plus ça change!
[1] Насколько мне известно, последние публикации гадательных книг, осуществленные московскими издательствами, приходятся на 1918 г., когда, например, Сытин и компания выпустили очередное издание обширного сонника на 258 страницах («Новый и полнейший сонник…»), а типография Бельцова – «Полный и лучший сонник» на 95 страницах.
[2] Только одно из этих слов, а именно – «чародей», имеет отношение к традиционной крестьянской магии. Слово «маг» является заимствованным, а «кудесник» восходит к древнерусской книжной традиции.
[3] Graham, L. G. Science in Russia and the Soviet Union. Cambridge, 1993. P. 123–134.
[4] Речь идет о работе Троцкого «Литература и революция», цитируемой в: Clark, Katerina. The changing image of science and technology in Soviet literature // Science and the Soviet Social Order. Ed. Loren R. Graham. Cambridge, MA; London, 1990. Р. 260.
[5] Clark, Katerina. The changing image… P. 262.
[6] См.: Balzer, Harvey. Engineers: the rise and decline of a Soviet myth // Science and the Soviet Social Order. Ed. Loren R. Graham. Cambridge, MA; London, 1990. Р. 141–167; Josephson, Paul R. Rockets, reactors and Soviet culture // Science and the Soviet Social Order. Ed. Loren R. Graham. Cambridge, MA; London, 1990. Р. 168–191.
[7] Общие соображения по этому поводу см. в работе: Devlin, Judith. The Superstitious Mind: French Peasants and the Supernatural in the Nineteenth Century. New Haven, London, 1987.
[8] См.: Ostrander, Sheila and Lynn Schroder. Psi: Psychic Discoveries behind the Iron Curtain. London, 1973; Gris, Henry and William Dick. The New Soviet Psychic Discoveries. London, 1988.
[9] Я очень признательна Владимиру Друку за разрешение использовать в своей работе часть этих материалов.
[10] Так, в 1995 г. А. В. Пигин записал ряд интересных традиционных символических толкований сновидений от двух женщин – семидесяти и восьмидесяти двух лет – в Каргопольском районе Архангельской области.
[11] Я основываюсь на сообщении одного информанта в 1991 г.
[12] См.: Лекомцева М. И., Успенский Б. А. Описание одной семиотической системы с простым синтаксисом // Труды по знаковым системам. Т. II. Тарту, 1965. С. 94–105.
[13] Чуковский К. Дневник 1901–1929. М., 1991. Т. 1. С. 201–202. Сам Чуковский использовал для этих целей Томаса Мура (с. 379).
[14] Знахарство по-прежнему подвергалось критике в книге А. И. Минько «Знахарство. Истоки, сущность, причины бытования» (Минск, 1971), а работе О. М. Фишман (Фишман О. М. Социокультурный статус и ритуальное поведение «знающих» в Тихвинском крае // Живая старина. № 4. 1994. С. 24–25) указывается, что в Тихвинском районе по-прежнему распространены знахарки. Это подтверждает и женщина, с которой я разговаривала в Карелии. Роль знахарей, повивальных бабок и колдунов в современной русской деревне обсуждается в книге: Смирнов Ю. И., Ильинская В. Н. Встану я благословясь… Лечебные и любовные заговоры, записанные в части Архангельской области. М., 1992. С. 6–7.
[15] Интервью с Тамарой Ланьковой было опубликовано в русском варианте журнала «Elle» (Апрель-Май 1996 г. С. 56–60). Несмотря на свою западную терминологию, в статье Тамара называется «ведуньей» или «колдуньей».
[16] Parkhomenko S. Merlin’s Tower // Moscow News. No 29. 1995. P. 8–9.
[17] См.: The Indepeendent, 29 June 1996.
[18] Миллион снов (3). М., 1990; Сон и сновидения: научно обоснованное толкование снов… М., 1990.
[19] Например, конкурирующий перевод книги Хиндмана, напечатанный в Москве издательством «Фаир» в 1995 г. или: Сонник или толкования снов от Артемидора до Миллера. М., 1996.
[20] Исключением является «Новый и полный сонник» (М.,1994), представляющий собой компиляцию трех дореволюционных книг. Это издание не только отличается необычайной скрупулезностью, но и воспроизводит ряд текстов, вновь пущенных в оборот Сытиным и некоторыми другими издателями в конце XIX в., например – «Ворожею, отгадывающую имена» (по оригиналу конца XVIII или начала XIX в.), «Гадательный круг царя Соломона», а также арабский каббалистический нумерологический текст, преимущественно издававшийся в XVIII в. Эта книга также отличается тем, что доходы от нее были направлены на развитие футбола для инвалидов.
[21] Например, «Миллион снов. Новый и полный сонник» (М, 1990) был непосредственным репринтом сытинского издания 1901 г., а И. С. Семенова, составитель книги «Сонник, гадания гороскоп» (М, 1990), использовала материалы издания «Как узнавать характер человека» (1897). В «Новом и полном соннике» (М., 1994) использовались два сборника Сытина, а также «Миллион двести тысяч снов», изданный Вильде в 1897 г. «Сонник мисс Хассэ» был не только переиздан в 1990 г. тиражом в 500 тысяч экземпляров, но и включен в сборник «Звезды и судьбы» (Екатеринбург, 1994).
[22] Например, в «Новом и полном соннике» (М., 1994).
[23] Толкование снов (сонник). Нью Йорк, 1985.
[24] Сонник или толкование снов. М., 1995; Новый сонник. Минск, 1995 (по исправленному изданию 1994 г. «известного западного сонника Тони Криспа»); Сонник или толкования снов от Артемидора до Миллера. М., 1996. О Задкиеле см.: Curry, Patrick. A Confusion of Prophets: Victorian and Edwardian Astrology. London, 1992. P. 61–108.
[25] Например: Цветков Е. В царстве сна и смерти. М., 1991 или Сонник / Сост. А. Т. Темираева, где, хотя и не в алфавитном порядке, присутствуют хорошо известные толкования, скажем – что медведь предвещает свадьбу (ср. сон Татьяны в «Евгении Онегине»).
[26] Например, в репринте «Миллиона снов» (3), выпущенном в 1990 г. типографией «Книга», в «Новом и полном соннике» (М., 1994) или в «Приметах, заговорах и гаданиях» (Харьков, 1995).
[27] В «Приметах, заговорах и гаданиях» (Харьков, 1995), с. 225–229.
[28] Например: Кирносов В. Говорящие звезды: Практическая астрология. М., 1992; Сонник, гадания, гороскоп. М., 1990.
[29] Parkhomenko S. Merlin’s Tower. См. также комментарии Владимира Федоровского по поводу Рогожина и его деятельности в Le Nouvel Observateur, 11–17 April 1996.
[30] См., например: Звезды и судьбы. Екатеринбург, 1994.
[31] Торот. Цыганское искусство гадания на 52 картах с джокером. (около 1990 г.).
[32] К числу составителей или авторов женского пола относятся С. С. Скольжникова (Таинственный мир гадания. М., 1989), А. Т. Темираева (Сонник. М., 1993), а также А. А. Штирбу и Р. Г. Поленова, выпустившие репринтный сонник, основанный на сытинских изданиях 1901 и 1911 гг. (Сонник. Тирасполь, 1991). Большинство современных гадательных книг составлены мужчинами либо издаются анонимно.
