Двадцать лет спустя: перестройка в общественном мнении и в общественной жизни

«Полит.ру» представляет статью Юрия Левады «Двадцать лет спустя: Перестройка в общественном мнении и общественной жизни», в которой автор обращается к уже неоднократно поднимавшейся проблеме исторических итогов перестройки (см., например, работу Владимира Мау «Перестройка сквозь призму двух десятилетий»). Однако целью данного исследования стало изучение иного аспекта в этом вопросе - соотношение общественного осознания и памяти общества о событиях перестройки, и тех перемен, которые произошли в реальности в социальных отношениях, процессах и институтах. Статья опубликована в последнем номере журнала «Вестник общественного мнения» (2005. № 2 (76)), издаваемого Аналитическим Центром Юрия Левады.

Современный интерес к судьбе социально-политического перелома, начатого около 20 лет назад, связан не столько с условно-«круглой» датой (строго говоря, начало перемен датируется скорее 1987 г.), сколько обострением общественного внимания к современному значению и возможным перспективам реальных последствий этого события. Поэтому целесообразно выделить две различные, хотя и взаимосвязанные, плоскости изучения названной проблемы. Во-первых, «субъективная» (представленная в общественном сознании и отраженная в исследованиях общественного мнения память о событиях перестройки). Во-вторых, «объективная память», т.е. реальное наследие перемен в общественной реальности, в социальных отношениях, процессах, институтах.

Обратимся сначала к памяти общественного мнения.

Стоило ли начинать?

В январе 2005 г. около половины опрошенных (48% против 40%) соглашалось, что было бы лучше, если бы все в стране оставалось как было до начала перестройки (до 1985 г.)? Распределение мнений по возрастным группам таково:

В поддержку своей позиции респондентами приводились следующие аргументы

Рассмотрим эту аргументацию в разрезе возрастных групп.

На распространенность различных доводов прежде всего влияет многократно отмеченный барьер 40-летия. Апелляции к «сильной, единой стране», «порядку», уверенности в будущем и низким ценам значительно чаще встречаются в старших группах, а ослабевают преимущественно у молодых.

Таким образом, критерием оценки перелома 1985 г. в глазах людей служит их собственная приспособленность к переменам (которые рассматриваются как результат перестройки).

Подкрепляет это соображение следующая таблица.

Более странной, на первый взгляд, кажется корреляция, обнаруживаемая в следующей таблице. (Данные в %% по столбцу)

Получается, что одобряющие деятельность нынешнего президента в основном не согласны с тем, что «лучше ... как до 1985 г.), а неодобряющие (как известно, это в основном сторонники компартии), напротив, скорее согласны с этим. Путин и его режим выглядят как будто «наследниками» перестройки? Такой вывод был бы неоправданно примитивным, «коротким замыканием» концов и начал перемен последнего 20-летия. Перестройка открыла определенный набор, пучок неоднородных возможностей развития, которые в дальнейшем использовались разными силами в различных направлениях. В таком смысле и нынешняя ситуация использует один из появившихся вариантов.

Обратимся теперь к аргументации противников ностальгии по ситуации «до 1985 г.»

Только у самых молодых одинаковы части положительные и отрицательные оценки реформ; во всех других возрастных группах преобладает отрицание.

Примечательно, что даже среди симпатизирующих демократам мнения о роли реформ делятся практически поровну (41:39).

Примечательно, что эти «общие» оценки реформ перестройки существенно отличаются от оценок конкретных перемен. В большинстве случаев они давно и устойчиво признаются положительными!

Возможно, мы сталкиваемся здесь с такой же методологической аберрацией, которая видна в «общих» и «конкретных оценках, например, деятельности В.Путина (только с обратным знаком): общие оценки высоки, конкретные, по отдельным направлениям — негативны. Видимо, в оценках разного уровня люди пользуются различными критериями. «Общие» оценки в большей мере зависят от установок СМИ, «конкретные» = от собственного (или знакомого) опыта. Кроме того, в общественном мнении, вероятно, отсутствует или неразвито представление о связи событий разного плана. Странно хвалить отдельные свободы и порицать реформы, которые сделали их возможными. Как будто действует тот же механизм, который отображен в старых баснях: не все понимают, на каком древе произрастают приятные плоды...

Остановимся еще на отношении к главному деятелю перестройки

Две функции перестройки

Если рассматривать перестройку в целом, как перелом в жизни страны, а не как совокупность отдельных, более или менее удачных, шагов и деклараций, то можно выделить две принципиальные функции этого перелома — разрушительную (она же высвобождающая) и конструктивную. Результаты их реализации существенно различны. Основные успехи перестройки, в том числе отмечаемые общественным мнением, — это разрушение «советской модели, освобождение жизни, политики и мышления от стереотипов (единомыслия, непогрешимости, противостояния всему миру и др.) Одно из условий относительной легкости разрушительной работы перестройки — претензия советских идеологических структур на целостность, для которой любая, даже самая благонамеренная и осторожная попытка изменения каких-то деталей конструкции оказывалась разрушительной. Для исполнения «разрушительных» функций на первых порах еще годился старый партийно-государственный механизм. Гораздо более сложными оказались конструктивные задачи: для их эффективного выполнения не нашлось ни соответствующих интеллектуальных ресурсов, ни необходимых средств. Отсутствие способов закрепить достигнутые перемены — необходимых социальных институтов и механизмов массовой поддержки — постоянно питало неуверенность в успехе перестройки. Согласно одному из исследований конца 1989 г.(N = 2500), 21% опрошенных были «вполне уверены» в успехе перестройки, 43% были «не вполне уверены», а 22% — «не уверены» в нем.

Слабость «механизма»

Изначально перестройка, как показывают многочисленные свидетельства, задумывалась как серия действий с помощью существующих партийно-государственных структур, официально подчиненных М.Горбачеву. Но использование такого механизма для совершенно не свойственных ему функций неизбежно вело к его дискредитации и саморазрушению. Хотя почти до самого конца своего правления М.Горбачев и его команда направляла критические атаки не на социализм, партию, а как будто только на «застой» и сталинизм, подспудно происходил и подрыв «основ». Получалось, что М.Горбачев «сжигал мосты» перед собой!

«Ползучий» реванш?

Более серьезное испытание выпало наследию перестройки уже в последние годы (после 1999 г.). В частности, потому, что носителями реверсивных тенденций выступают не просто представители «старой» элиты, а структуры и силы, воплощающие более глубокий распад «советского» материала, использующие определенные достижения перемен времени перестройки и последующих реформ (в сочетании с советскими и досоветскими традициями державности, произвола, личной власти и пр. В конечном счете, любая эпоха оставляет за собой не только следы собственных успехов и неудач, но также продукты распада (или, «полураспада») эпох предшествующих. В такой ситуации разрушительное наследие перестройки просто недостаточно.

«Два прыжка» или «мосты» через пропасть?

Когда-то У. Черчилль упрекал Н. Хрущева, говоря что тот, де, пытался «перепрыгнуть пропасть в два прыжка». Подобный упрек можно было бы адресовать и М. Горбачеву, — конечно, лишь в порядке шутки. Говоря всерьез, никаким смелым «прыжком» пропасть между страной, которая досталась в управление М. Горбачеву, и тем, что считается «нормальным» обществом, преодолеть нельзя. Но нет такой пропасти, через которую — при соответствующей затрате времени и усилий — нельзя было бы проложить «мост». Исторические примеры таких сооружений хорошо известны: в некоторых бывших колониях (например, в Индии) на сложном пути к современной жизни заранее сооружались необходимые правовые, государственно-политические и пр. институциональные «переходы». Начинания перестройки такую роль играть не могли, потому что как раз обязательных институтов не содержали.

Слово и дело

Главным и общепризнанным завоеванием, делом перестройки, как мы видели (см. табл. 12) явилась «гласность» — высвобождение Слова, ранее скованного или запретного. Этим пьянящим Словом и заполнилась политика, публицистика, литература и массовая информация тех лет. С этим связано небывалое внимание к телевидению и печати, публичной (и зрелищной) политике. Слово, неожиданно ставшее публичным, не только казалось, но и было Делом, более того, оно оттесняло на второй план, а то и подменяло практические дела. Решения насущных проблем нередко подменялись разговорами о них. Понятно, что социальный ресурс такого Слова довольно быстро, примерно за два года, оказался исчерпанным

Цена дарованных свобод

«Освободительные» перемены времен перестройки не были результатом напряженной борьбы каких-то общественных сил или организаций. Вне зависимости от того, какая добрая воля или какая внутренняя коллизия в правящей верхушке служила тому побудительным толчком, «свободы» воспринимались людьми как дар свыше, а тем самым обесценивались в общественном мнении. «Платить» за подаренное приходится значительно позже, когда достижения перестройки оказываются под угрозой. Гласность как будто стала привычной, довольно высоко ценится и сейчас. Но практически никто не готов не то, что «выйти на площадь, но хотя бы заявить о несогласии с травлей независимых СМИ, — как и с наступлением на всеобщие выборы и т.д.

Зрелище перестройки

Один из самых ярких и показательных моментов перестройки — первый Съезд народных депутатов СССР, проходивший в прямом эфире телевидения. (В 1989 г. опрошенные назвали это самой интересной телепрограммой года, сейчас мало кто это захватывающее зрелище вспоминает). Образ открытой публичной политики представлялся полной противоположности всему стилю «кабинетной» политики предшествующих лет. На деле Съезд был не столько властной, сколько декоративной структурой, происходили лишь публичные разговоры вокруг общественно-политических проблем, состязались ораторы (впервые страна видела блестящие образцы публичной риторики и целую плеяду ораторов, умеющую работать «на публику»), а не политические лидеры. Как известно, призыв А.Д. Сахарова объявить Съезд высшей властью в стране, не нашел отклика. Съезд остался зрелищем, где «публика» (и та, что была в зале, и та, что сидела у экранов ТВ) следила за актерами на «сцене» (на трибуне), а «серьезные» решения принимались, как и прежде, за кулисами. Позже Б. Ельцин наследовал и эффектно использовал зрелищность политических жестов (публично подписанный указ и т.п.), — что скорее дискредитировало, чем утверждало действительно публичную политику...

«Переход на личности»

Как всякий общественный перелом, перестройка вывела на общественную сцену ряд своеобразных личностей со своими амбициями, вкусами, амбициями и пр. (что резко отличало стиль бурных лет перемен от тягучего времени безликих функционеров), занявших те ролевые ниши, которые сформировались на политической сцене, — например, «консерваторов», «радикалов», «смутьянов» и пр. По сути дела, нашумевшие узлы личных противостояний (М. Горбачев — Е. Лигачев, Б. Ельцин — М. Горбачев) были скорее функциональными оппозициями таких позиций, чем собственно личными конфликтами.

Нерешаемые задачи

Как уже приходилось отмечать, отвергая «устаревшие» средства решения социальных проблем, перестройка не создавала собственных адекватных средств. В результате постоянно появлялись «тупиковые» проблемы, не имевшие решения. Это относится к межнациональным конфликтам и национально-государственным претензиям: не решаясь прибегать к испытанным в прошлом средствам массированного насилия (если их, следуя традиции, и применяли в нескольких ситуациях 1989-1991 гг., то как будто стыдливо и скрытно). Новых и адекватных средств (например, продуманных планов, рассчитанных на опережение ситуации, переговорных механизмов и пр.) у М. Горбачева не было, как не было желания их отыскать.

Триумф и крушение

Главный успех перестройки — провал консервативного заговора («путча») в августе 1991 г. Страна, вооруженные силы и даже партийные структуры оказались неспособными последовать за заговорщиками. Но этот успех означал в то же время крушение самого «партийного» механизма перестройки, а вместе с тем и конец политической деятельности «главного механика», М. Горбачева. Перестройка завершилась не поражением в противостоянии с консервативными оппонентами или с необузданными авантюристами, а исчерпанием собственных ресурсов. Впрочем, так же решались и судьбы предыдущих периодов нашей истории (не только «застоя»).

Снова об общественной памяти

Возвращаясь к оценкам перестройки в общественном мнении, приходится признать, что состояние последнего сейчас исключает не только исторически справедливую, но хотя бы более или менее взвешенную оценку перелома. Два фактора могут со временем изменить положение: во-первых, реальные позитивные перемены в жизни большинства, во-вторых, изменения в системе исторического и социального воспитания населения. В ближайшем будущем этого ждать не приходится.