18 октября исполнилось 110 лет со дня рождения выдающегося ученого и писателя Юрия Николаевича Тынянова. Воспоминания о Тынянове издавались и в советское и в постсоветское время. Однако в его биографии и сегодня остается целый ряд лакун, одной из которых была история отношений Тынянова и его ближайшего друга Льва Александровича Зильбера (1894 —1966), микробиолога, академика Академии медицинских наук…
Мы публикуем рассказ Льва Львовича Киселева, специалиста в области молекулярной биологии, академика РАН и Европейской академии, члена Европейской организации молекулярной биологии (EMBO). На прошлой неделе вышла монография Киселева о Л.А. Зильбере (Киселев Л.Л., Левина Е.С. Лев Александрович Зильбер (1894-1966): Жизнь в науке. М., Наука. 2004. 700 с.).
Лев Львович - сын Л. А. Зильбера. О дружбе своего отца с Юрием Тыняновым, о том, как эта дружба переросла в родство семьями Зильберов-Киселевых-Тыняновых-Кавериных Лев Львович рассказал в беседе с Дмитрием Споровым.
Лев Львович, пожалуйста, расскажите о дружбе Юрия Николаевича Тынянова и Льва Александровича Зильбера и вспомнить те рассказы, которые вы слышали о Тынянове как о любимце семьи.
Почему Зильбер и Тынянов так тесно связаны? Юрий Николаевич родился в октябре 1894 года, а Лев Александрович – в марте того же года, то есть их разделяет примерно полгода. Оба они жили в маленьком городе Пскове. Тогда, в конце позапрошлого века Псков имел население около тридцати тысяч, сейчас это трудно представить. Это был маленький (но все-таки губернский!) город с очень активной культурной жизнью. В Первой мужской казенной гимназии учились одновременно Тынянов и Зильбер и, естественно, они дружили и домами, общались не только в гимназии. Юрий Николаевич часто приходил в дом Зильберов. Это был дом музыкальный, потому что родители Льва Александровича и практически все его родственники были музыкантами. Мать Зильбера – Анна Григорьевна Дессон – была известна и в Петербурге и в Москве. Она организовывала многочисленные концерты приезжих исполнителей во Пскове, а отец, Абель Абрамович, был дирижером полкового духового оркестра. Видимо, Юрия, который был из семьи врача, музыкальность дома Зильберов привлекала. Он очень часто бывал, как папа говорил, дневал и ночевал у них дома. Хотя мой отец был убежденным естественником, а Юрий Николаевич уже в первые гимназические годы имел явную гуманитарную склонность, тем не менее, они общались невероятно интенсивно, обсуждая последние книги, поэзию. При этом Юрий писал стихи, которые папе очень нравились, хотя он и говорил, что они очень сентиментальные и, в общем, достаточно классические, а иногда подражательские.
А Лев Александрович писал стихи?
Лев Александрович, насколько я знаю никогда не писал серьезных стихов. Юрий Николаевич писал лирические стихи, а Лев Александрович всегда писал в огромном количестве дружеские эпиграммы, скетчи, пожелания друзьям на дни рождения, на Новый год.
Тынянов очень часто приходил в дом Зильберов со своей сестрой, Лидией, которая была на несколько лет моложе. И поэтому папа дружил не только с Юшей – он называл Юрия Николаевича таким нежным домашним именем Юша – но и с Лидией Николаевной, которую он называл Лидочка. Лидия Николаевна обожала и своего брата, и Леву, это была такая дружба трех. А потом к этой компании присоединился младший брат Льва Александровича, Вениамин, ну тогда это был Веня, естественно. Тот самый Веня, который стал Вениамином Кавериным. Причем когда Тынянов и старший Зильбер о чем-то говорили, они часто спорили, младшие, то есть Лида и Веня, должны были сидеть тихо. Условие было такое: они не вмешивались, когда старшие говорят. А так как Лев отличался невероятно бурным темпераментом, то эти обсуждения часто переходили в яростные дискуссии, и тогда каждый из них демонстрировал ораторское искусство и темперамент. А младшие, открывши рты, сидели и слушали. Привело это к известному результату. Лидия Николаевна стала женой Вениамина Александровича, а Юрий Николаевич женился на Лене Зильбер, сестре Льва. Поэтому получился двойной перекрест. И при этом дядя Веня боготворил Юрия Николаевича. Любовь старшего брата к Тынянову передалась младшему. Поэтому в семье шутили, что дядя Веня женился на Лидочке из любви к ее брату (Смеется). При этом Лида тоже обожала брата. Тынянов был окружен любовью нежной, беззаветной, совершенно преданной трех людей, которые его окружали. Эта дружба осталась на всю жизнь.
Но, как вы знаете, судьба семьи Тыняновых была трагичной, потому что Юрий Николаевич умер в сорок третьем году, а Елена Александровна на следующий год. Он погиб от рассеянного склероза, совершенно неизлечимой болезни, погиб, не достигнув даже пятидесяти лет от роду. А Елена Александровна погибла от лейкоза очень быстро, но её кончину ускорила болезнь Юрия Николаевича, которая её измучила и физически и морально. Судьба Елены Александровны была, как вы знаете, довольно неблагополучной. Она была очень одаренным музыкантом, это было общее мнение, не то что семья её превозносила, хотя культ личности там был, это папа говорил. Потому что мой дед считал ее самой способной в отношении музыки, а так как кроме музыки он ничего не воспринимал, то это было главное. «Леночка, Леночка…» Но она переиграла руку, занимаясь виолончелью. Не смогла закончить консерваторию из-за этого, и вынуждена была оставить концертную деятельность и перейти на музыковедение. И, по мнению Льва Александровича, брак Тынянова с Еленой Александровной был несчастливым, она, как говорил папа, не понимала, что живет с гением, не понимала, что это накладывает на нее совершенно другие… Ну я бы сказал так – другой модус поведения. Потому что она была очень замкнута на своем несчастье, она ушла в себя, она не могла смириться с тем, что она не стала…
И так всю жизнь?
Фактически да. Это она как бы загнала вглубь, но все окружающие видели, что она живет, как бы мы теперь сказали в непрекращающемся стрессе. Она не могла смириться, потому что она блестяще начала музыкальную карьеру, имела концерты и прессу. И папа говорил, что у Лены был замечательный звук, а он понимал в этом и он не был склонен к комплиментарности в отношении своих родственников. Никогда. Она недопонимала, какого человека ей дала судьба в спутники жизни. Это мнение отца.
Во многих воспоминаниях мы встречаем рассказы о Тынянове-актере, причем это качество проецируется на всю его творческую деятельность. Рассказывал ли Лев Александрович об этом свойстве характера Юрия Николаевича?
Папа рассказывал, что Тынянов обладал потрясающими актерскими способностями. Это проявлялось уже в гимназии. Папа просил Юшу что-то рассказать из эпохи Пушкина и Грибоедова, золотого века русской литературы. И Тынянов не рассказывал это в эпическом стиле, он играл, он разыгрывал сцены встречи Пушкина с его друзьями, при этом каждого изображал. Он имитировал интонации, вкладывал в уста героев тексты точно соответствующие эпохе и тому, что эти люди действительно могли говорить, причем это было не статично, а динамично. Он играл, перевоплощаясь из одного в другого. Папа говорил, что это было захватывающее зрелище, и Тынянов мог играть часами. И все это делалось перед одним зрителем или перед двумя, если младшие сидели в уголке и во все глаза на это смотрели. Папа говорил, что это было очень одаренным и точным проникновением в эпоху. Он стал бы замечательным актером, если бы захотел связать свою жизнь с театром. И совершенно нельзя было понять, как он мог перевоплощаться в ту эпоху настолько, что он все чувствовал, потому что потом были многократные свидетельства того, что Тынянов о многих вещах просто догадался, угадал. Это была божественная, сверхчеловеческая интуиция, способность домыслить и угадать то, что не было еще известно. Так было с «Вазир Мухтаром», с «Пушкиным». Я считаю, что «Смерть Вазир Мухтара» это фантастическая книга, я читал Вазир Мухтара три раза целиком, а кусками почти всю жизнь.
Так получается, что для Вас и Вашей семьи Тынянов стал как легендарная почти мифическая личность.
Абсолютно.
И поэтому особенно интересны те конкретные эпизоды, которые вспоминал Лев Александрович о Тынянове в последние десятилетия своей жизни.
Вот пример, насколько эти люди были душевно близки. Они оба, конечно, были романтики. Это была эпоха Гамсуна, Серебряный век, это была эпоха романтическая, революционная и так далее. И видимо у них было много общего в мироощущении. Ведь первая книга Тынянова была посвящена Зильберу, а «Параиммунитет» Зильбера – первая книга отца – Тынянову.
Зильбер был безутешно подавлен тем, что он как ученый, как биолог, как медик ничем не мог помочь больному Тынянову. И когда уже много лет спустя он был на свободе, когда кончился сталинский кошмар, после пятьдесят четвертого года он стал заниматься болезнью, которая очень близка к той, от которой умер Тынянов. Он стал заниматься боковым амиотрофическим склерозом. Я его спросил: почему вдруг? Он в это время был увлечен раком, создал вирусогенетическую теорию происхождения опухолей, он искал ее доказательства, лаборатория работала очень интенсивно с невероятной нагрузкой, он пропадал в ней дни и ночи и вдруг он начинает заниматься медленной нейроинфекцией. Я сам понял, что это связано с Тыняновым. И папа мне сказал: «Ну, во-первых, не совсем правильно, что это вне моих интересов, я все-таки вирусолог», (он открыл вирус клещевого энцефалита). Я говорю: «Ну подожди, клещевой энцефалит ничего общего не имеет с этой болезнью». «Но ведь ты знаешь, от похожей болезни умер Юша». И это было ключевым. Он очень много занимался этой болезнью. И вот этот поступок, он очень типичен не только для Зильбера как личности, но и очень типичен, понимаете, для атмосферы в которой они выросли. Атмосфере высоких идеалов, дружбы, верности.
А Тынянов, уже будучи тяжело больным, подписывал все письма, адресованные Берии, Сталину, Меркулову, Калинину и прочим с требованием освободить Зильбера (Л.А. Зильбер был арестован трижды: в 1931, 1937-1939 и 1940-1944 гг. – Д.С.). Таких обращений много. Они сохранились в архиве Каверина, они сохранились в нашей семье. Тынянов никогда не боялся. Причем это было военное время. Тынянов, зная, что Зильбер осужден как изменник родины, пишет: «Зильбер ни в чем не виновен, он нужен стране». Так же вел себя и Каверин, близкий друг отца З.В. Ермольева.
Естественно я не могу помнить Тынянова. Я родился в тридцать шестом году. Мама говорила, что он был два раза у нас дома, но я был младенцем.
А как относился Лев Александрович к творчеству Тынянова?
В его библиотеке была специальная полка, где стояли все книги Тынянова. Почти все они, конечно, с надписями разного содержания. Иногда шуточные, иногда абсолютно серьезные. Папа исключительно высоко ценил его, не только как друга, самого близкого друга, безусловно. Он всегда говорил, до конца жизни… Ну и правильно говорил. «Ведь меня пытались погубить враги и всегда спасали друзья. И счастье моей жизни, я остался жить только благодаря друзьям и родственникам. Но кроме друзей у меня еще был Юша». То есть это была некая категория, она не поддавалась классификации. Он говорил, что духовно, Юрий Николаевич ему гораздо ближе большинства его родственников. Из родственников самыми близкими были дядя Веня и мать, Анна Григорьевна. Часто братья между собой говорили о Тынянове.
С отцом мы больше всего общались на семейных праздниках и вот здесь иногда, когда возникала какая-нибудь историческая коллизия, он говорил: «Ну, это же чисто подпоручик Киже, это же для Тынянова!» Они как бы продолжали с ним сосуществовать, когда его не было. Потому что то, что вокруг них происходило, вызывало желание подумать как бы он на это реагировал, как бы он это воспринял.
Я очень хорошо помню, как я сидел, делал что-то, вероятно уроки. Ворвался папа в комнату и сказал: «Не могу найти «Вазир Мухтара»! Ты брал?!» Так очень агрессивно. Я говорю: «Да, брал. – Почему не поставил на место?! – Потому что я его читаю». Он мгновенно смягчился: «Ну ладно, дочитывай, а потом дай мне, я хочу перечитать там несколько мест». И убежал.
А не помните надписи на книгах?
Они разные. Одну надпись очень хорошо помню: «Моему Лёвушке! С любовью, Юрий».
Тынянов и Зильбер, конечно, были комплиментарны. И наверно для каждого из них эта комплиментарность была безумно важной, потому что каждый из них обладал чем-то, чем не обладал другой. И каждый это ценил, понимал и воспринимал. Для отца дружба с Тыняновым была лучезарным пятном первой половины жизни, потому что потом он уже жил мыслями, что он должен успеть сделать. Он, кстати, говорил много раз: «Ну, мне в жизни невероятно повезло».
Отца восхищала память Тынянова. А память у него была такая, что если он что-то когда-то где-то прочитал, то это, как теперь говорят imprinting. Так вот это впечатывалось так, что нельзя было смыть. И папа очень любил рассказывать историю немножко курьезную, но очень характерную. Когда к Тынянову в Москве пришла большая группа грузин просто засвидетельствовать ему почтение. Это были разные люди, в том числе и писатели. Они стали восхищаться тем, как он изумительно знает Тбилиси. Потому что о Тбилиси они многое узнали из «Вазир Мухтара», где Тбилиси описан достаточно подробно. И они стали обсуждать особенности каких-то переулочков. Причем каждый раз Тынянов им рассказывал, хотя это были коренные жители Тифлиса. И когда Тынянов их провожал, он не удержался и сказал: «Все-таки как я мечтаю снова побывать в Тифлисе!» Они все окаменели. «То есть как! А разве вы не жили там много лет!?» Тынянов сказал: «К сожалению, пока всего несколько недель».
Тынянов знал всего Пушкина. Абсолютно. Причем он не прилагал к этому никаких усилий, он просто все прочел, и все осталось.
Последняя их встреча была под Лугой на даче. Это было между двумя арестами Льва Александровича в сороковом году. Тынянов был уже болен, но не так страшно как в последующие годы. И это была последняя встреча, потому что потом отца забрали, а когда его выпустили, Тынянова уже не было в живых.
