Вместе с распадом Советского Союза исчезла и официальная марксистская идеология, являвшаяся много лет своего рода светской религией для страны. Однако «религиозное» сознание осталось, и в середине 90-х место прежней идеологии заняла геополитика, в рамках которой России удалось сохранить и многие традиционные элементы, в частности, образ врага и бинарное восприятие внешнего мира. Полит.ру представляет исследование Бориса Кагарлицкого, директора Института проблем глобализации, доктора политических наук, в котором автор указывает на ошибочность подобного подхода. Статья вышла в последнем номере журнала «Свободная мысль – XXI» (2005. № 8).
На территории бывшего Советского Союза разворачивается обширный политический кризис. Первым его этапом стала смена президентов в Грузии и Литве, затем наступила очередь Украины, где «оранжевая революция» опрокинула систему «управляемой демократии». Потом последовали бурные события в Киргизии. Многие ожидают, что в скором времени кризис власти охватит и Россию.
Во всех этих событиях активную роль играли Соединенные Штаты и Европейский Союз, то выступавшие с оценками происходивших процессов, то напрямую вмешивавшиеся в ход событий. Дипломатическими заявлениями дело не ограничивалось — в большинстве случаев нетрудно проследить и прямое финансирование оппозиционных групп. Его особенно и не скрывали. Многочисленные американские фонды помещали, например, на своих сайтах материалы о помощи, которую они оказывали «демократическим силам» в Грузии и на Украине.
Журналисты дружно заговорили о возвращении «холодной войны», новом противостоянии Востока и Запада. Но странным образом ни один из свергнутых при помощи американских денег режимов не был антизападным или антиамериканским. Более того, все «жертвы» дестабилизации демонстративно и последовательно проявляли лояльность по отношению к Вашингтону. Все они поддержали политику США в Ираке. Литва и Украина отправили туда свои войска, причем украинский контингент стал одним из самых крупных союзнических соединений, участвующих в оккупации. А первым же внешнеполитическим актом украинской «оранжевой революции» был отзыв войск из Ирака.
Что же происходит на самом деле?
Пока существовал Советский Союз, официальная марксистская идеология функционировала как своеобразная светская религия. Вообще-то марксизм для этой роли подходил не слишком хорошо. А в философском смысле — совсем не подходил. Критическая теория Маркса была нацелена как раз на подрыв любой формы догматического мышления и на освобождение сознания — индивидуального и коллективного. Но советская бюрократия с этой проблемой успешно справилась. Теория свелась к набору цитат, методология — к сумме универсальных формулировок-отмычек, которые можно было вытаскивать по любому поводу, а еще лучше — без повода.
Советский Союз рухнул, а вместе с ним ушел в прошлое и общеобязательный набор догм. Сохранилось только религиозное сознание. Опустевшее святое место каждый заполняет, как может. И стремительно вошедшая в моду к середине 1990-х годов геополитика оказалась одним из наиболее популярных заменителей религиозной веры.
Геополитика дает нам своеобразное представление о добре и зле, вернее — позволяет оправдать любые действия некими государственными и национальными интересами, которые представляются вечными, незыблемыми и неизменными. Собственная страна по определению становится носителем всех возможных позитивных начал, а государство отождествляется со страной. В свою очередь, внешний мир предстает неким «враждебным окружением» (привет из СССР). Это враждебное окружение только тем и занято, что плетет интриги, пытаясь разрушить нашу империю добра (в понимании российских геополитиков) или «средоточие света» (как называют свою республику украинские националисты). География, кстати, большого значения не имеет: набор геополитических аргументов будет примерно один и тот же, независимо от того, о какой стране и эпохе идет речь. Но именно эта стереотипность и универсальность делает геополитическое мышление не просто привлекательной, но и практически идеальной заменой старому догматизму. Тут можно легко использовать и имперские и советские мотивы, игнорируя, разумеется, те реальные процессы, которые предопределяли политическое соперничество, например, СССР и США в ХХ веке в качестве лидеров двух противоположных социальных систем. Двух систем уже давно нет, есть единая глобальная миросистема, а геополитики убеждены, что «холодная война», лишенная своих первоначальных причин, продолжается, как ни в чем не бывало.
Авторы, которые еще несколько лет назад уверенно заявляли, будто никаких противоречий между Россией и Западом не существует, а в «холодную войну», выражаясь словами из песни Бориса Гребенщикова, «мы воевали сами с собой», теперь с не меньшим остервенением убеждают нас, что мы являемся свидетелями смертельной схватки, в которой «жестокий Запад» стремится не больше не меньше, как расчленить и уничтожить Россию. Борьба систем давно ушла в прошлое, Россия стала не менее капиталистической, чем Америка. Однако проблемы с Соединенными Штатами остались. Следовательно, дело в каком-то извечном, мистическом противостоянии, в котором «они» неизменно играют роль «зла», а «мы», знамо дело, являемся носителями добра и света.
Вся мудрость геополитики сводится к двум простым афоризмам, описывающим, соответственно, поведение «своих» и «чужих». Кто-то из министров королевы Виктории заявлял: у Британии нет постоянных союзников, есть только постоянные интересы. Это про «них» (для придания цитате актуальности Британию можно заменить на Америку). А у России, по словам одного из петербуржских самодержцев, есть только два союзника — ее армия и ее военно-морской флот. Это про «нас».
Что касается интересов Британии (или, так уж и быть, Америки), то будь они столь постоянными, не менее постоянными были бы и союзники. Кстати, в XVIII столетии политики-виги в Лондоне доказывали, что альянс между Россией и Британией предопределен «самой природой» — и приводили аргументы совершенно в духе нынешней геополитики.
Что же до двух вечных союзников России, то они ее неоднократно подводили. Сейчас отечественные вооруженные силы проигрывают третью войну подряд: после Афганистана и первой чеченской кампании умудрились превратить вторую чеченскую войну в общекавказский конфликт, успешно разрешить который военными средствами уже невозможно. И дело не в том, что армия слаба или плохо обучена — просто никакие вооруженные силы не смогут решить задачи, которые изначально неверно поставлены.
Неспособность сформулировать разумные задачи вытекает как раз из заведомой неадекватности «геополитического» мышления. Вместо того чтобы анализировать реальные — меняющиеся — интересы государств и правящих в них элит, задумываться о противоречиях современного общества и глобальной экономики, идеологи рассказывают друг другу страшные сказки, безо всякого основания обещая счастливый конец.
В современной ситуации нет ничего загадочного. Проблема лишь в том, что она не может быть описана простой двучленной формулой «мы» — «они». Политические конфликты предопределены экономическим соперничеством. Россия не является серьезным конкурентом ни для одного из центров мирового капитализма. Противостояние сегодняшнего дня давно уже идет не между Востоком и Западом, даже не между христианским миром и миром ислама, и уж тем более не между «современной цивилизацией» и «международным терроризмом» (запасная версия, противоречащая общей идеологии геополитики, но великолепно с ней уживающаяся). С одной стороны, реальное соперничество существует между центрами накопления капитала — зонами доллара и евро. А с другой, — Соединенные Штаты беспокоит рост экономической мощи Китая.
Расчленять Россию никто не собирается, хотя никого не волнует и сохранение ее территориальной целостности. Значение имеют российские рынки и минеральные ресурсы. Западная Европа нуждается в стабильных поставках сырья. Европейские компании заинтересованы и в сохранении единого рынка на этой территории. Не исключено даже, что создание единого экономического пространства на большей части территории бывшего Советского Союза окажется более интересным вариантом для немецких и французских концернов, нежели интеграция обломков СССР в и без того чрезмерно разросшуюся Европу.
У администрации Буша интересы другие. Американский капитал не готов к крупномасштабным прямым инвестициям в России, США не особенно нуждаются в нашем сырье. Следовательно, нестабильность на евразийских просторах Вашингтону скорее выгодна. Но и свергать Путина американцам нет никакого резона. Нынешний режим, глубоко увязший на Северном Кавказе, превративший борьбу с терроризмом чуть ли не в национальную идею, является удобным партнером. Окажись в Кремле новый политик, способный мирно решить кавказские проблемы, у нынешней администрации в Вашингтоне проблем прибавится.
Агрессивная политика Соединенных Штатов под властью Дж. Буша- младшего парадоксальным образом обеспечила своеобразное моральное алиби для множества не самых симпатичных политиков по всему миру. Выглядеть лучше Буша не так уж сложно.
Понимая это, в кремлевской администрации принялись спешно лепить новый образ В. Путина — президента, защищающего Россию от козней иностранцев. Схема здесь довольно проста: сам по себе президент, может быть, и не слишком хорош, но его надо поддерживать, ибо единственная альтернатива — расчленение страны, оккупация, гибель нации (и далее по списку).
Правление Дж. Буша-младшего, и особенно его повторное избрание президентом США, не могли не повлиять даже на политическое мышление западных левых. Крайне правые республиканцы — почти экстремисты — овладели властью и ресурсами в крупнейшей стране капиталистической миросистемы. Самые суровые и мрачные оценки администрации Буша, сделанные в начале его правления, меркнут перед тем, что мы увидели ко второму президентскому сроку. Такая администрация является уже не просто идеологическим противником, она представляет собой угрозу для человечества, абсолютное зло.
И все же сталкиваемся мы не со сказочным злом, а с совершенно реальным империализмом, имеющим конкретные интересы, действующим в реальном мире. Наш анализ должен быть свободен от мифов, иллюзий и самообмана.
Любопытно, что в то самое время, когда в России рассеивались иллюзии относительно Путина, на Западе среди левых стали возникать совершенно абсурдные, но, тем не менее, вполне понятные надежды на то, что путинский национализм может «объективно» стать фактором, сдерживающим американскую экспансию (и в этом смысле — прогрессивным явлением). Соответственно, немецкий канцлер Г. Шредер и французский президент Ж. Ширак тоже предстали в самом выгодном свете — как деятели, заботящиеся о спасении Европы (хотя их собственная экономическая политика под кальку скопирована с того, что осуществляет Буш в США).
Это — «трагическое сознание» людей, переживших многочисленные поражения левых сил и полностью утративших веру в способность массового движения добиться хоть каких-то изменений. Империя Буша сметает все препятствия, классовое сопротивление бессильно, остановить злодеев может только какая-то иная государственная сила, какая-то другая власть — даже если она враждебна массам, антидемократична, реакционна. В борьбе с абсолютным злом любое меньшее зло выглядит привлекательно. Вопросы о социальной природе власти, о ее политической и экономической практике, даже ее эффективности, не то что уходят на второй план, а просто отменяются.
Трагическое сознание толкает растерявшегося поборника прогресса к тому, чтобы всеми своими моральными силами поддерживать то один, то другой заведомо обреченный диктаторский режим только потому, что на определенном этапе этот режим оказывается вовлеченным в тактический конфликт с США. Другое дело, что для подобных режимов (и в нынешней ситуации) тактические конфликты оказываются фатальны. А после того, как эти режимы рушатся из-за отсутствия народной поддержки, остается только сочувствовать героям, отвергнутым собственным населением — Саддаму, Милошевичу или, не дай Бог, Шеварднадзе.
Череда подобных катастроф лишь укрепляет трагическое сознание, заставляя наших друзей еще меньше доверять массам, еще реже вспоминать о классовой борьбе и еще менее ценить демократию, прилагая все силы к поискам нового спасительного диктатора, очередного «национального лидера» — еще более враждебного рабочему классу и ценностям левого движения.
На методологическом уровне антиимпериализм заменяется бесполезным антиамериканизмом, а классовый анализ — геополитическими построениями, столь популярными среди буржуазных публицистов. В своем «левом» варианте геополитика начинается со справедливого утверждения, что США являются главной угрозой человечеству, но на этом, строго говоря, конкретно-политический анализ и заканчивается.
Специфика сегодняшнего момента состоит в том, что агрессивно-односторонняя политика Вашингтона спровоцировала беспрецедентный со времен Второй мировой войны всплеск межимпериалистических противоречий. Действия Буша объективно являются попыткой ответа на нарастающий кризис американского лидерства в капиталистическом мире, но следствием этих действий, скорее всего, окажется окончательное крушение этого лидерства.
Левые могут и должны использовать в своих интересах конфликт между США и их западноевропейскими соперниками. Но они в состоянии сделать это успешно лишь в том случае, если будут предлагать собственный, независимый политический проект (как, например, большевики в 1917 году).
Напротив, политики, которые, независимо от их намерений, остаются в плену у геополитических мифов, не могут и выработать эффективную самостоятельную стратегию. Об использовании в своих интересах межимпериалистических противоречий в таком случае не может быть и речи. Наказанием за отсутствие интеллектуальных усилий становится политическая беспомощность, превращение героев в разменную монету, используемую в чужих конфликтах.
Как и любая религия, геополитика нуждается в своих пророках. Если почитать российскую патриотическую прессу, то легко обнаружить, кто именно является ее главным идеологом: Збигнев Бжезинский.
Популярность этого американского политолога в нашем отечестве куда больше, чем на его собственной родине. Разумеется, человек, занимавший высокие посты в администрации президента Дж. Картера, не может не пользоваться определенным влиянием в Америке. Однако даже во времена Картера назначение Бжезинского многих в Вашингтоне удивляло. Его считали поверхностным автором, неэффективным чиновником, ему приписывали многие неудачи администрации. С конца 1970-х годов Бжезинский — отставник. Даже когда демократы при Б. Клинтоне на 8 лет вернулись к власти, в новую администрацию его не взяли.
Академической величиной Бжезинского тоже можно назвать с большими оговорками, точнее — в прошедшем времени. Конечно, его книги, как и труды других уважаемых отставников, издают в красивых обложках. Но выступают они в лучшем случае материалом для украшения библиографических справок в студенческих рефератах. За многие годы сотрудничества с американскими и британскими коллегами я ни разу не обнаружил, чтобы Бжезинского кто-либо цитировал, использовал в своих исследованиях или хотя бы читал.
Иное дело — в России. Здесь каждая книга Бжезинского становится событием. Их немедленно переводят, тщательно изучают, непрестанно цитируют. В чем причина такого поразительного успеха?
Поразительным образом, значительная часть наших политологов — в прошлом специалистов по научному коммунизму — так и осталась в 1970-х годах. Пользуясь старым багажом, запасом привычных имен и знаний, они мало что приобрели за последние 15 лет, хотя многое позабыли. Не удивительно, что вместо того чтобы следить за развитием дискуссий в американской прессе (а ведь для этого нужно как минимум читать по-английски, не говоря уже о том, что надо хоть иногда заглядывать в «The Wall Street Journal» и «The New York Times», не говоря уже о популярном среди левых журнале «The Nation»), проще использовать знания, накопленные еще во времена советских семинаров по контрпропаганде.
Однако есть и более важная причина популярности Бжезинского: он русофоб. Именно это делает его невероятно интересным и близким для русских патриотов. Во-первых, русофобия Бжезинского порождает завышенный интерес к России и завышенную оценку ее роли в современном мире. Для патриотов это как бальзам на раны. Пусть оценка и негативная — но высокая! Книги Бжезинского становятся великолепным питательным материалом для поддержания националистической паранойи: он искренне мечтает об ослаблении, а по возможности и о расчленении, уничтожении России. А главное, будучи (как показал опыт его работы в администрации Картера) крайне слабым дипломатом, он сразу же публично выдает не только свои скрытые намерения, но даже свои тайные фантазии. Русофобская паранойя американского политика польского происхождения великолепно совмещается со неославянофильской паранойей многочисленных московских публицистов.
Во-вторых, Бжезинский, будучи по американским понятиям идеологическим динозавром, продолжает оценивать современный мир с позиций «холодной войны». Конечно, современные политики в Вашингтоне не меньше его заинтересованы в поддержании американского господства. Но вот само понимание «господства», политических задачи и способов их решения радикально изменилось. Сменились и соперники Америки, появились новые проблемы и вызовы. Однако Бжезинский так и остался в 1970-х годах, когда противостояние ведущих держав было, прежде всего, территориальным, когда западный мир все еще воспринимал себя в качестве единого целого, противостоящего коммунистическому Востоку, когда внутренние противоречия американской экономики и общества были далеко не так остры, как сегодня.
В общем, все происходит, как в старом анекдоте про партизана, который через два десятилетия после войны все еще пускает под откос поезда…
Разумеется, Бжезинский не может не реагировать на новые факты, но его представления об устройстве мира и политики устарели на 20—30 лет. Но ведь то же самое относится к его русским читателям. Как приятно получить подтверждение собственных иллюзий, причем из авторитетного американского источника. Да к тому же из свежей, недавно опубликованной книги…
Слова гуру не обсуждаются. Бжезинский сказал — значит, так и есть. Прочитав несколько страниц из его трудов, отечественный геополитик получает универсальное объяснение всех проблем глобальной миросистемы, осознает, что у администрации Дж. Буша-младшего нет более важной задачи, кроме как расчленить и уничтожить Россию. Все события, происходящие на Украине или в Киргизии, интерпретируются под этим углом. А процессы, развивающиеся в Африке или Латинской Америке, никак не интерпретируются, поскольку с геополитической точки зрения они нас не касаются. Тот факт, что цены на нефть в Нигерии и Венесуэле, развитие индийской компьютерной индустрии или торговые взаимоотношения Китая и США могут повлиять на будущее России в глобальном мире куда больше, нежели разборки между киргизскими начальниками, остается, разумеется, совершенно недоступен сознанию геополитика. И чем более изощренным является это сознание, тем меньше оно ориентировано на реальность.
Между тем, судить о политике современной Америки по рассуждениям отставника из администрации Картера — все равно, что прогнозировать политику президента Путина на основе статей генерала Л. Ивашова или теорий А. Дугина. Практическая деятельность нашего героя в качестве лидера американской дипломатии, закончилась весьма плачевно. Чрезмерная концентрация внимания на отношениях между США и СССР предопределила полный провал американской политики на Ближнем Востоке и в значительной мере — крах самой администрации Картера.
А распад СССР произошел уже при республиканской администрации, представители которой никакого интереса к теориям Бжезинского не проявляли. Просто вашингтонские прагматики, не обремененные излишним теоретическим багажом, легко обнаружили, какие возможности открывает перед ними горбачевская «перестройка». И возможностями этими воспользовались.
Если бы Советский Союз — руководимый партийно-правительственной номенклатурой — не разрушил сам себя, вряд ли нашлись бы политики в Америке или Европе, которым под силу было бы что-либо подобное.
Российские военные по инерции продолжают видеть в НАТО инструмент, направленный против нашей страны, хотя Советского Союза, против которого создавался этот блок, давно не существует. Расширение НАТО выглядит страшной угрозой, приближающейся к нашим рубежам. Правда, в то же самое время все основные государства Североатлантического блока считаются нашими партнерами. А сама Россия пытается развивать с этим альянсом партнерские отношения.
И в самом деле, Североатлантический альянс представляет серьезную угрозу — но только не для России. В изменившемся мире, где главный вызов господству Америки давно уже исходит не с Востока, НАТО необходима Вашингтону как инструмент, с помощью которого можно подчинить себе оборонные структуры, а по возможности и внешнюю политику бывших союзников по «холодной войне». Именно эти бывшие союзники (или, по крайней мере, некоторые из них) являются сегодня основными конкурентами Соединенных Штатов на глобальных финансовых рынках.
Глубокое убеждение отечественных патриотов состоит в том, что Америка и НАТО стремятся окружить нашу страну военными базами — видимо, с целью последующей интервенции, завоевания и расчленения. И в самом деле, вокруг нашей страны увеличивается число американских военных баз. Однако если посмотреть на карту мира, то обнаруживается, что растет военное присутствие США повсюду. Причем основные направления экспансии легко прослеживаются. Наряду с традиционным присутствием в Латинской Америке (сегодня направленным не столько против Кубы, сколько против Венесуэлы и потенциально — против охваченной гражданской войной Колумбии), усиливается присутствие США на Ближнем Востоке и вблизи от границ Китая.
Кого окружают базы? Зачем США базы в Киргизии? Против исламистов в Афганистане? С этой точки зрения Киргизия особой ценности не имеет. Но в качестве форпоста против Китая она может иметь немалое стратегическое значение.
В условиях кризиса современной миросистемы, когда обостряется соперничество между центрами накопления капитала, а Китай приобретает беспрецедентный экономический вес, главная забота Вашингтона состоит в том, чтобы сдерживать рост своих конкурентов. Решающее значение в этом плане приобретает контроль над ресурсами. Ближневосточная нефть самим США не нужна — из этого региона снабжаются Западная Европа и Китай. А вот возможность контролировать сырьевую базу конкурентов может дать серьезные преимущества.
С этой точки зрения Россия действительно интересна для США. Но не как самостоятельный стратегический фактор, а как еще один источник сырья для Европейского Союза. На евразийском пространстве этого Союза разворачиваются драматичные политические и экономические процессы. Старые расклады сходят на нет, традиционные комплексы интересов исчезают, формируются новые.
Впрочем, так всегда и было в истории. Вспомним, например, русско-турецкие отношения. Между двумя странами велось 11 войн. Однако все эти конфликты были вызваны общим комплексом причин. Прежде всего, соперничеством двух империй на лондонском зерновом рынке, стремлением России получить хорошие порты для вывоза зерна на Запад. Разговоры о спасении братьев-славян, покровительстве православным подданным Османской империи и даже о восстановлении Византии были не более чем идеологическим прикрытием для совершенно конкретных интересов. Да, Россия стремилась к Босфору, но не для того, чтобы водрузить православный крест на соборе Святой Софии, а для того чтобы обеспечить беспрепятственный и беспошлинный вывоз своего зерна в Англию и Францию. Исчезло зерновое соперничество — прекратились и русско-турецкие войны. Теперь две страны являются экономическими партнерами.
Сегодня Евразия представляет собой арену соперничества основных мировых центров силы, они же — основные центры накопления капитала. Таких центров три — Соединенные Штаты Америки, зона евро и Восточная Азия. Заметим между делом, что при капитализме таких центров не может быть много, иначе капитал будет не концентрироваться, а распыляться.
В России тоже часто произносят слово «Запад», объединяя в одном понятии Европейский Союз и США. Пора отказаться от подобных обобщений. Мы имеем дело не только с различными, но и с противостоящими друг другу, в сущности — несовместимыми интересами. Запад как единое геополитическое целое перестал существовать с окончанием «холодной войны», а осознано это было — в том числе и европейскими элитами — с началом нынешней войны в Ираке.
В США часто вспоминают Дж. Буша-старшего и говорят, что он, в отличие от своего сына, смог перед началом войны в Заливе получить международную поддержку, достичь консенсуса с европейцами и даже с СССР. Но то было другое время, другая ситуация. Так что дело не в недостатках Буша-младшего. Можно сказать, что каждая эпоха получает такого Буша, какого она заслуживает.
Противоречия между центрами накопления капитала будут только обостряться пропорционально тому, как исчерпываются экономические возможности, порожденные технологической революцией начала 1990-х годов, снижается норма прибыли. Существует и соперничество из-за ресурсов. Но дело здесь не в их исчерпании, не в том, что нефть кончается. Проблема в том, что система не может наладить эффективное использование имеющихся ресурсов (к чему это ведет, видно на примере СССР во времена Л. Брежнева). Недавно в Нью-Йорке было опубликовано исследование Д. Хенвуда, показывающее, что США на доллар произведенных товаров и услуг потребляют энергии почти в полтора раза больше, чем европейцы. Он даже употребляет словосочетание «energy pig» по отношению к американской экономике. Однако Китай тоже затрачивает чрезвычайно большое количество энергии на единицу продукции. И эти затраты не снижаются, напротив, они растут. При таком подходе никаких ресурсов не хватит. Значит, конфликт неизбежен.
Часто говорят, что в Ираке идет борьба за нефть. Но за какую нефть? США пытаются установить контроль над нефтью, которая идет в Западную Европу и Китай. Кстати, об этом следует задуматься и в России, мы ведь тоже поставляем энергоресурсы по данным двум направлениям! Наконец, в самих западных странах нарастают социальные конфликты. И это тоже сыграет свою роль в ближайшем будущем. Еще недавно считали, что войны уходят в прошлое. Сейчас ясно: люди, которые так думали, ошибались. Если кто-то сейчас считает, будто революции уходят в прошлое, он тоже ошибается.
С некоторых пор у кремлевского начальства нет более важного дела, как бороться с демократическими революциями, происходящими в бывших советских республиках.
Если верить пропаганде, все эти перевороты инспирированы американцами и направлены исключительно против России. Падение режима А. Акаева в Киргизии — очередное подтверждение этого тезиса. Эксперты, уполномоченные высказывать официальное мнение, объясняют, что подобные события сводят на нет все усилия по интеграции постсоветского пространства и ведут к окружению нашей страны кольцом врагов. Между тем руководители бывших братских республик, пришедшие к власти на волне народных выступлений, первым делом едут в Москву и заверяют Путина, что он ошибается: все существующие соглашения остаются в силе, экономические связи будут развиваться, русский язык сохранит свои позиции.
Нет сомнения в том, что Соединенные Штаты проявляли живейший интерес к политическим процессам, разворачивающимся в Грузии, Украине и Киргизии. Различными фондами были вложены немалые деньги в оппозиционные партии и движения, сегодня празднующие свою победу. Однако, как уже говорилось выше, все жертвы демократических восстаний последнего времени до сих пор считались лояльными партнерами Америки. Послужной список жертв «бархатных революций» говорит сам за себя: Э. Шеварднадзе пригласил американские подразделения на Кавказ, Л. Кучма отправил своих солдат в Ирак, А. Акаев разместил в своей стране военную базу США.
Надо сказать, что вообще у Соединенных Штатов лучше получается дестабилизация дружественных, а не враждебных режимов. В Венесуэле, например, где президент У. Чавес открыто объявляет себя противником Вашингтона, оппозиция ровным счетом ничего добиться не может, сколько бы средств в нее ни вкладывали.
Возникает странное ощущение. В то время как Вашингтон безо всякого снисхождения расправляется со своими партнерами и союзниками, Москва столь же упорно — и совершенно безнадежно — защищает политиков, которые еще недавно если и не считались врагами России, то уж во всяком случае, не были в числе ее близких друзей.
Проще объяснить поведение Вашингтона. Оно вполне соответствует американским традициям, хорошо известным в Азии и Латинской Америке. Политики 1990-х годов — отработанный материал. Ради проведения политического и экономического курса, одобренного и поддержанного Соединенными Штатами, они пожертвовали своей популярностью. Именно непопулярность этого курса вынудила их ужесточить политический режим, пойти на авторитарные меры. Но это еще не дает им права рассчитывать на благодарность и заступничество американцев: как говорится, ничего личного, только бизнес.
Как только в Вашингтоне понимают, что в очередной стране назревает массовый протест и смена власти, там начинают искать новых партнеров в рядах оппозиции. Тем более что и среди оппозиционеров распространено мнение, что лучше заручиться одобрением Большого брата, чем конфликтовать с ним. Деньги, вложенные различными фондами в оппозицию — своего рода страховой полис. Гарантия того, что смена власти не приведет к смене курса. Или, во всяком случае, что смена курса не будет радикальной. По существу, Вашингтон выступает за сохранение статус-кво. Но умные люди в государственном департаменте понимают: для того чтобы политика оставалась неизменной, нужно сменить исполнителей.
Парадоксальным образом, Москва стремится ровно к тому же, что и Вашингтон. Больше всего на свете она опасается серьезных перемен на постсоветском пространстве. Но тактика, избранная Кремлем, прямо противоположна американской: надо противостоять любым преобразованиям, надо поддерживать существующие режимы любой ценой, бороться до последнего, всеми силами. Как выражались в свое время, ни шагу назад.
Гибкость Вашингтона и негибкость Москвы приводят к тому, что люди Буша и люди Путина то и дело оказываются в разных командах. В свою очередь, правители, понимающие, что Америка их предала, видят в Москве последнюю надежду. Старые обиды мгновенно забываются. Обреченные диктаторы хватаются за Путина, как утопающий за соломинку.
Контраст между эффективностью Вашингтона и неэффективностью Москвы на первый взгляд разителен. Но вполне возможно, что спустя несколько лет в США обнаружат, что тупая и неэффективная тактика Кремля по существу была куда более здравой, нежели тонкая политика американских дипломатов. Управлять революцией все равно, что ездить верхом на тигре. Где гарантии того, что процесс перемен, начатый «бархатными революциями» остановится в запрограммированной точке? Откуда уверенность, что нынешние победители удержат власть и не будут оттеснены новой волной более радикальных политиков?
Прагматизм часто дает осечки. Но российские политические деятели не доросли даже до американского прагматизма. Например, Г. Зюганов почему-то считает само собой разумеющимся, что украинские коммунисты должны стоять за интересы России. Но с каких это пор коммунисты должны защищать не интересы трудящихся, не рабочий класс, а интересы буржуазного государства, да к тому же еще иностранного? Пора бы, наконец, привыкнуть, что с точки зрения принципов суверенитета Украина для России такое же иностранное государство, как, например, Финляндия. Мы можем, конечно, не уважать украинский суверенитет. Но тогда нам куда труднее будет объяснить, почему мы защищаем суверенитет России, Кубы или Венесуэлы.
Разумеется, суверенитет — не абсолютная ценность для левых. Вот только, заявив это, надо определиться с основными принципами. Где критерий? Что может подтолкнуть нас к тому, чтобы оправдать нарушение суверенитета?
У Ленина такой критерий был — интересы рабочего класса. Сегодня мы можем говорить в более широком смысле о защите социальных прав и демократических свобод. Если у левых есть собственная стратегия — можно идти на тактические альянсы, например, с либералами, с правительством и т. д. Другой вопрос — нужно ли? В России плотное сотрудничество левых с обанкротившимися либеральными оппозиционерами не приблизило бы демократические перемены, а лишь отдалило бы их, ослабив потенциал народного протеста. Но официальные лидеры оппозиции вообще неспособны рассуждать в таких категориях. Там, где нет стратегии, политик обречен стать заложником чуждых сил, какие бы красивые слова ни произносились.
До тех пор, пока сохраняется нынешняя экономическая система — неолиберальный капитализм, — ничего не изменится. Однако «Вашингтонский консенсус», провозгласивший неолиберальную экономическую систему в качестве общеобязательной нормы, явно уходит в прошлое. Он просто не работает. Кризисы будут углубляться, а политические решения, принимаемые власть имущими, будут становиться все менее адекватными.
Вполне возможно, что в скором времени нам предстоит пережить целую череду новых военных, экономических и политических потрясений. В общем, перефразируя слова Сталина, — впереди эпоха войн и революций. Но только оснований для однозначного оптимизма это не дает. Когда-то Хрущев пообещал, что уже нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме. Он нас обманул. Однако не исключено, что уже нынешнее поколение будет жить в эпоху нового варварства.
Чтобы этого не случилось, нужно приложить огромные политические усилия, не боясь открыто противопоставить себя системе.
